Аргументы милосердие в повести капитанская дочка. Хождение по водам

«…Читая его творения, можно превосходным

Образом воспитать в себе человека…»

В.Г. Белинский

Милосердие и сострадание – это те главные нравственные ориентиры, соотнося с которыми свою жизненную философию, человек сможет сохранить не только себя как личность, но и воссоздать на земле Царствие Божие: мир добра, красоты и справедливости. Именно о нем мечтали многие поколения русских писателей. И в этом процессе духовного созидания особая роль принадлежит А.С. Пушкину. Ему, поэту-пророку, Богом был дарован талант «глаголом жечь сердца людей», пробуждая «чувства добрые» в их душах. На каких основах должна строиться жизнь – в особенности в смутные переходные ее периоды, когда ставятся под сомнение сложившиеся традиции и нормы морали? Этот вопрос был принципиальным для Пушкина – человека и художника.

Вспомним известный эпизод из жизни поэта… Возвращенный в 1826 г. Николаем I из ссылки, он предстал перед императором, который задал прямой вопрос: «Пушкин, принял ли бы ты участие в 14 декабря, если б был в Петербурге?» Тот, будучи человеком чести, мужественно ответил: «Непременно, государь, все друзья мои были в заговоре, и я не мог не участвовать в нем. Одно лишь отсутствие спасло меня, за что я благодарю Бога!» Смысловая двойственность пушкинской фразы несомненна. Видимо, «отсутствие спасло» не только от царской немилости. Тогда от чего же? В повести «Капитанская дочка», законченной за несколько месяцев до смерти, был дан ответ – плод размышлений

Целой жизни. «Молодой человек! – как будто с завещанием обращается к нам Пушкин, - если записки мои попадут в твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений». Ну и, конечно, это знаменитое место о русском бунте: «Не приведи Бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды, или не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка – копейка». Яснее не скажешь… Это позиция гуманиста, душа которого противится насилию в любых его проявлениях и одновременно мучается в замкнутом круге неразрешимых внутренних противоречий: ведь был же тот вышеупомянутый ответ царю! В «Капитанской дочке» нигде честь не противостоит совести, а вот в жизни все могло быть – и было – гораздо трагичней.

Какую же нравственную опору выбрать? Что не подведет? Чести, как таковой, недостаточно: жизнь со всеми ее драматическими перепетиями оказывается сложнее. Честь слишком хрупка – сама требует защиты. Если не оступишься, не смалодушничаешь сам, так на этот случай всегда готова клевета… Об этом тоже повесть Пушкина. И не случайно глава «Суд» имеет эпиграф: «Мирская молва – морская волна». Рассчитывать на то, что можно во всех случаях сохранить о себе отличное мнение, не приходится: слишком слаб человек нравственно, и судимый, и судящий… Чем руководствоваться? За что же держаться? Ответ автора «Капитанской дочки» однозначен: держаться нужно за свою совесть, за честь в глазах Бога. Это поможет сохранить честь и в глазах людей.

Но как непосредственно в жизни следовать этому совету? И «Капитанская дочка» подсказывает: надо быть милосердным.

По-Пушкину, именно милосердие лежит в основе совестливости. И это глубоко христианский, глубоко русский взгляд на столь важную нравственную категорию, которая, в свою очередь, поддерживает, преображает достоинство человека и его честь.

Итак, в чем же состоит смысл повети? Пожалуй, его можно сформулировать следующим образом: взаимоотношения человека с человеком перед лицом Истины, перед лицом Бога. На жизненной дороге встретились двое: один – нравственные нормы «преступить сумевший», другой – твердо держащийся законов чести и совести. И эта противопоставленность придает особую драматичность и остроту событиям, свидетелями которых мы становимся.

Вспомним первую встречу Гринева с будущим самозванцем. Пугачев вывел заблудившихся во время бури путников к постоялому двору, за что Петр Андреич дарит вожатому полтину денег на водку и свой заячий тулуп. Прижимистый Савельич ропщет:

Подарок бессмыслен, «он его пропьет, собака, в первом кабаке». Да и не налезет этот юношеский тулуп на пугачевские «окаянные плечища»! С точки зрения здравого смысла Савельич прав. Однако автор пишет, передавая мысли Гринева: «Бродяга был чрезвычайно доволен моим подарком». Тут не в тулупе дело… Тут впервые промелькнуло между офицером и беглым казаком нечто иное… Это не только проявление благодарности, хотя она, несомненно, явилась главным мотивом поступка Петруши. В

Какой-то момент юный герой повести ощутил жалость, сострадание: человеку холодно, а этого не должно быть, и нельзя проходить безразлично мимо нуждающегося в помощи, потому что это безнравственно и даже кощунственно. Сделав шаг навстречу «страшному мужику», Петр Андреич поступил, что называется, по совести. Все это и почувствовал Пугачев. Потому так и радуется он подарку. Потому и такое теплое напутствие Гриневу: «Спасибо, ваше благородие! Награди вас Господь за вашу добродетель. Век не забуду ваших милостей».

Чем же можно ответить на милосердие? Чем его измерить? Только милосердием же. Не боясь уронить достоинство атамана в глазах соратников, Пугачев следует именно велению сердца, когда спасает Гринева от смертной казни: «… я помиловал тебя

За твою добродетель, за то, что ты оказал мне услугу, когда принужден я был скрываться от своих недругов». Но сколь несоразмерны услуга и воздаяние: стакан вина, заячий тулуп и… жизнь, подаренная офицеру вражеского войска. Каким же законом управляется поведение Пугачева? Думаю, все тем же законом совести, которым так часто пренебрегают в этом мире, но которого нет выше и благороднее. Пугачев не может не помиловать Гринева, так как перечеркнуть то внутреннее человеческое единение, которое оба ощутили при первой встрече, значило бы уничтожить в себе самом нечто самое дорогое, самое святое. Потому-то напряженный и драматический диалог, в котором Петр Андреич, следуя совести своей и чести, отказывается присоединиться к восставшим (рискуя отчаянно), имеет такой примиряющий финал: «Так и быть, - сказал он (Пугачев), ударяя меня по плечу. – Казнить так казнить, миловать так миловать. Ступай себе на все четыре стороны и делай что хочешь».

То же и в третьей встрече. Прислушаемся к беседе, которую ведет с Пугачевым Гринев:

О чем, ваше благородие, изволил задуматься? - Как не задуматься, - отвечал я ему. – Я офицер и дворянин; вчера еще дрался противу тебя, а сегодня еду с тобой в

Одной кибитке, и счастие всей моей жизни зависит от тебя. - Что же? – спросил Пугачев. – Страшно тебе?

Я отвечал, что, быв однажды уже им помилован, я надеялся не только на его пощаду, но даже и на помощь.

И ты прав, ей-богу, прав! – сказал самозванец. – Ты видишь, что я не такой еще кровопийца, как говорит обо мне ваша

Во всех перепетиях откровенного и рискованного разговора, который ведет с Пугачевым герой Пушкина, направляет последнего, питает надежду опять милосердие, хотя и о достоинстве офицера Гринев никогда не забывает. Он понимает, что нарушил кодекс дворянской чести. И это тяготит Петра Андреича, который в ходе жизненных испытаний постигает нравственные законы, куда более значимые, чем набор представлений о сословной исключительности.

Петру Гриневу, в духовном облике которого так органично соединились совестливость и верность долгу, противопоставлен в повести Швабрин. Рассказ о нем от начала до конца представляет собой историю бессильной злобы, зависти, неспособности простить. Отвергнутый Марьей Ивановной, он вступает на путь Каина путь насилия, предательства, мести который ведет его не только к гибели физической, но – что несравнимо хуже – к духовному самоубийству. Швабрин не изнуряет себя вопросами морали, нравственного выбора или проблемами чести. Муки совести ему незнакомы. Собственное «я» для этого

Человека – единственная ценность. За эгоизм, отход от Божьей правды Швабрин в повести наказан. Но Гринев, как и сам автор, не торжествует над униженным врагом: это согласно христианской морали стыдно. Поэтому и отворачивается от поверженного недруга любимый герой Пушкина – и в этом опять милосердие целомудренной, совестливой души.

Счастливый конец «Капитанской дочки» – вовсе не слащавая подачка читателю «романтической повести», а следствие глубочайшей уверенности писателя – гуманиста в том, что человеческая история имеет свой смысл, что падший мир держится

Все-таки на добре, главными составляющими которого являются совесть и милосердие, достоинство и сострадание.

В.Н. Катасонов

Вся последняя повесть Пушкина настолько проникнута духом милосердия, что ее можно было бы назвать повестью о милосердии. Центральная сюжетная линия повести – история взаимоотношений Гринева и Пугачева есть, прежде всего, история милосердия. Во всех четырех встречах милосердие является как бы нервом отношений наших героев. С милосердия начинается эта история, им и кончается. Мы можем сейчас вспомнить о первой встрече Гринева с будущим самозванцем, которую выше, при анализе других встреч, опустили. Пугачев вывел заблудившегося во время бурана Гринева к постоялому двору. Вот замерзший Гринев входит в избу. «– Где же вожатый?», – спросил я у Савельича. «Здесь, ваше благородие», – отвечал мне голос сверху. Я взглянул на полати и увидел черную бороду и два сверкающих глаза. «Что, брат, прозяб?» – «Как не прозябнуть в одном худеньком армяке! Был тулуп, да что греха таить? Заложил вечор у цело-вальника: мороз показался не велик» . Уже в этом обращении – брат – от дворянина к босяку, голяку – нарушаются социальные условности, классовая «субординация». Люди, пережившие только что довольно неприятное, опасное приключение, чувствуют особую общность, вдруг объединившую их: все смертны, жизнь каждого хрупка, без различия званий и возраста, – все под Богом ходим... Однако нужно слово, нужно имя, чтобы этот особый дух общности воплотился, из голого субъективного чувства превратился бы в объективный факт совместного бытия. И Гринев находит это слово – в стихии обыденного русского языка знак пробы высших христианских добродетелей – брат, братство... И слово услышано. На приглашение к братству и ответ соответствующий: раскрылся сразу Пугачев, пожаловался – «что греха таить? заложил вечор у целовальника», – почти исповедался! – есть грех, мол, по страсти к выпивке и последнее с себя снимешь, а потом сам страдаешь... Гринев предлагает Пугачеву чай, а после, по просьбе последнего, и стакан вина. Но ниточка сочувствия, жалости, благодарности не обрывается на этом. На-утро Гринев еще раз благодарит Пугачева и хочет подарить ему полтину денег на водку. Прижимистый Савельич, верный страж барского добра, ропщет. Тогда Гринев придумывает отдать Пугачеву свой заячий тулуп. Савельич изумлен. И дело не только в том, что тулуп дорог. Подарок бессмыслен – с черствой прямотой человека, «знающего цену вещам» и «называющего вещи своими именами», Савельич открыто заявляет: «Зачем ему твой заячий тулуп? Он его пропьет, собака, в первом кабаке» . Да и не полезет этот юношеский тулуп на пугачевские «окаянные плечища»! И Савельич прав; тулуп трещит по швам, когда Пугачев надевает его... Однако, пишет Пушкин, «бродяга был чрезвычайно доволен моим подарком». Тут не в тулупе дело... Тут впервые промелькнуло между офицером Гриневым и беглым казаком Пугачевым нечто иное... И помог этому, по контрасту, именно Савельич. Два отношения к человеку: для одного – «собака», «пьяница оголтелый», для другого – «брат»... И первое очень оскорбительно, в особенности потому, что и сам знаешь за собой грех («что греха таить? Заложил вечор у целовальника...»). Но не оспаривает Пугачев правды слов Савельича – мол, пропьет «в первом кабаке» подаренный новый тулуп также, как и старый: знает сам про себя, что слаб, страстен и подчас не отвечает за себя... Однако: «Это, старинушка, уж не твоя печаль, – сказал мой бродяга, пропью ли я или нет. Его благородие мне жалует шубу со своего плеча: его на то барская воля...» . Две правды: одна по-хамски тычет пальцем в греховную наготу другого, другая, все видя, как бы говорит: но ведь и он человек... И как важно, чтобы кто-то настоял на второй правде, когда так мало сил оспорить первую... В благодарности Гринева не просто благодарность. Тут больше. Тут жалость, милосердие и... уважение. Уважение к человеку, к его достоинству. И человеку холодно. А человеку не должно быть холодно. Потому, что он образ Божий. И если мы безразлично проходим мимо человека, которому холодно, то это, вообще говоря, кощунственно... Все это и почувствовал Пугачев. Потому так и радуется он подарку. Потому и такое теплое напутствие Гриневу. «Спасибо, ваше благородие! Награди вас Господь за вашу добродетель. Век не забуду ваших милостей» .

И завязались между нашими героями таинственные отношения, где высший и низший – едины, где нет ни господина, ни раба, ни эллина, ни иудея, ни мужчины, ни женщины, где враги – братья... Чем можно ответить на милость, на милосердие? Чем его измерить? – Только милосердием же. Причем оно странным образом оказывается как бы неизмеримым. Если нечто сделано не из корысти, не из расчета, не «баш на баш», а ради Бога, то ответное милосердие и один, и второй, и больше раз, все как бы не может покрыть, оплатить первого... Странные свойства у милосердия: не от мира оно сего и приносит с собой все время законы мира горнего... .

И через все остальные встречи Гринева и Пугачева основной темой идет именно тема милосердия. При занятии Белогорской крепости Пугачев, узнав Гринева, тут же помиловал его, спас от смертной казни. Вечером в беседе наедине Пугачев говорит: «...я помиловал тебя за твою добродетель, за то, что ты оказал мне услугу, когда принужден я был скрываться от своих недругов» . Но сколь несоразмерны услуга и воздаяние: стакан вина, заячий тулуп и... жизнь, подаренная офицеру противного войска, с которым ведется беспощадная война! Что за правила мены? Каким странным законом управляется поведение Пугачева? – Законом неотмирным, законом горним; законом милосердия, который юродство для мира сего, но которого нет выше и благороднее в этом мире. Разглядел однажды Гринев человека в Пугачеве, обратился к этому внутреннему человеку, и не может уже забыть этого Пугачев. Он просто вынужден помиловать Гринева, так как забыть, перечеркнуть то касание душ, которое было в первой встрече, значило бы самоубийственно уничтожить в самом себе нечто самое дорогое, самое святое... Потому что там, в этом молчаливом диалоге внутреннего человека с другим, личности с личностью, все мы – едины, хотя и мыслим многое по-разному. Там – свет и любовь, и – безмерная – переливается частично она и в этот сумеречный и жестокий мир жалостью и милосердием... Поэтому в конце напряженного и драматичного диалога, в котором Пугачев приглашает Гринева присоединиться к восставшим, а Гринев, следуя совести своей и чести, отказывается, отчаянно рискуя! – в конце этого диалога – примиряющий финал. Все тягостные условия, все преграды, вся метафизическая теснота исторического существования преодолевается теми, кто прикоснулся истины общения в любящей, милосердной свободе.

Милосердие, однажды дарованное, питает надежду и потом в самых сложных обстоятельствах и, однажды содеянное, все время зовет к себе, как к себе самому – к своей лучшей, истинной ипостаси. Где жизнь – там милосердие. И наоборот: милосердие – жизнетворно. Пугачев не верит в помилование для себя, и в этом неверии уже начало смерти, пророчество о ней... Гринев – наоборот – сама вера, сама надежда в добрые начала, которые живы в душе Пугачева. «Ты мой благодетель. Доверши как начал: отпусти меня с бедной сиротою, куда нам Бог путь укажет. А мы, где бы ты ни был, и что бы с тобою ни случилось, каждый день будем Бога молить о спасении грешной твоей души...» . Кто же может устоять перед такой мольбой? Разве только уж очень одичавшее во зле сердце... Пушкинскому же Пугачеву, преступному и верующему, радостно возвращаться к себе милующему, к себе истинному. «Казалось, суровая душа Пугачева была тронута. «Ин быть по-твоему! – сказал он. – Казнить так казнить, жаловать так жаловать: таков мой обычай. Возьми себе свою красавицу; вези ее куда хочешь, и дай вам Бог любовь да совет!» .

И если возможны такие чудеса, то, кажется, – все возможно! Еще одно малое усилие верующего в милосердие человека и Бога – сердца, и весь ужас, вся кровь и боль гражданской войны отступят, погаснут, как болезненный, горячечный сон... И этот враг, предводитель врагов, враг-друг перестанет быть врагом и навсегда уже будет только другом, может быть, самым дорогим, – ведь он доказал свою верность в таких сложных обстоятельствах... Процитируем еще раз это замечательное место: «Не могу изъяснить то, что я чувствовал, расставаясь с этим ужасным человеком, извергом, злодеем для всех, кроме одного меня. Зачем не сказать истины? В эту минуту сильное сочувствие влекло меня к нему. Я пламенно желал вырвать его из среды злодеев, которыми он предводительствовал, и спасти его голову, пока еще было время» . Но одного желания Гринева мало. Нужно, чтобы очень захотел и поверил в возможность милосердия и сам Пугачев...

Но если невозможно спасти от насильственной смерти, то пусть хоть будет она легкой и быстрой. Неотступно преследует Гринева мысль о его странном друге-враге и, в особенности, после поимки последнего, с окончанием войны. «Но между тем странное чувство отравляло мою радость: мысль о злодее, обрызганном кровью стольких невинных жертв, и о казни, его ожидающей, тревожила меня поневоле: «Емеля, Емеля! – думал я с досадою, – зачем не наткнулся ты на штык или не подвернулся под картечь? Лучше ничего не мог бы ты придумать». Что прикажете делать; мысль о нем неразлучно была во мне с мыслию о пощаде, данной мне им в одну из ужасных минут его жизни, и об избавлении моей невесты из рук гнусного Швабрина» . И обратно: мысль о милосердии и сочувствии, которое проявил Пугачев, неотступно возвращает Гринева к мысли о нем, но не как самозванце, не как атамане бунтовщиков, а как о том внутреннем человеке, открытом влиянию добрых сил, не желающему, – как это ни странно, – и в глазах людей быть кровопийцей... Что прикажете делать? – повторим мы вслед за Пушкиным, – если так уж мы соделаны, что никакие наши грехи и преступления не способны до конца извратить и стереть образ Божий в душе человеческой, и пока жив человек, остается в любящем и верующем сердце надежда на спасение...

Пушкин в своей повести касается одной из заветнейших струн русской души, одной из определяющих тем русской культуры. Вся повесть написана с постоянным ощущением возможности покаяния для Пугачева, как бы в перспективе превращения его в благоразумного разбойника Евангелия. В Евангелии по обе стороны Иисуса Христа были распяты два разбойника. Распятый по левую руку хулил Господа и повторял фарисейское: «если ты Христос, спаси Себя и нас». Другой же, распятый по правую руку, укорял своего товарища говоря: «...мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли; а Он ничего худого не сделал. И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!». И Иисус Христос отвечает ему: «истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23, 39-43). Христианское предание твердо держится представления, что первым с Господом вошел в рай благоразумный разбойник (по имени Pax). Тема благоразумного разбойника в высшей степени значима для русской культуры. Мы можем обнаружить ее в различных сферах отечественной культуры. Так, в XVI-XVIII веках русская иконопись центральных областей России (Тамбовская, Ярославская губернии и т. д.) уделяет очень много внимания образу благоразумного разбойника. В старообрядческой иконописи эта тема играет большую роль еще и весь XIX век. Сюжеты полных икон «Воскресение» и «Сошествие во ад» стремятся выявить и выразить смысл истории чудесного спасения благоразумного разбойника. Его фигура, обнаженного по пояс, в белых портах, несущего большой, тяжелый крест, появляется на северных дверях алтарей, то есть на месте, где традиционно до и после этого периода изображается первосвященник Аарон, первомученик архидьякон Стефан, Архангелы. Иконописная традиция опирается на апокрифические писания вроде, например, «Слова Евсевия о вшествии Иоанна Предтечи во ад» .

Для нашей темы не столь важно, что народное православие апокрифов стремится рационализировать, профанировать тайну обращения благоразумного разбойника: то его в детстве корми-ла грудью Сама Божия Матерь (по пути в Египет), то крест, на котором распинается разбойник, оказывается сделанным из райского дерева, и т. д. Важно, что народное внимание сосредотачивается на этом, казалось бы, частном евангельском сюжете, узнавая в нем что-то общезначимое для русской жизни: все мы, где-то, разбойники...

Русская литература XIX века с особой чуткостью относится к теме благоразумного разбойника. Причем тема эта реализуется как актуально – «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевского, прежде всего, – так и потенциально, как в «Капитанской дочке» А.С. Пушкина. Вообще, Достоевский, как хорошо известно, всю жизнь мечтал написать большое произведение «Житие великого грешника». В архивах писателя остались наброски плана этого сочинения, а известные романы Достоевского оказываются лишь как бы попытками воплощения этого грандиозного замысла . Главной темой этого сочинения должна была быть именно история покаяния и исправления человека, пережившего глубокое нравственное падение, отвергшего Бога. Настойчивые попытки Н. В. Гоголя воскресить «мертвые души» в продолжениях своей «Поэмы» – это также попытки художественной реализации идеи благоразумного разбойника. Н.А. Некрасов в поэме «Кому на Руси жить хорошо» (часть «Пир на весь мир») дал свое воплощение идеи покаявшегося разбойника Кудеяра:

Днем с полюбовницей тешился,

Ночью набеги творил,

Вдруг у разбойника лютого

Совесть Господь пробудил.

Несмотря на ядовитую народническо-революционную концовку некрасовского «Кудеяра», великолепные стихи, а главное, фундаментальная значимость этой темы для русской духовности сделали свое дело: стихи эти превратились в народную песню, в «Легенду о двенадцати разбойниках».

Почему же столь привлекателен сюжет благоразумного разбойника для русской культуры, для русской души? Основой этого, по нашему мнению, является исторически сложившаяся глубочайшая – до грани ереси – жалостливость русского человека к человеку вообще. Образ Божий, отраженный в человеке, наделяет последнего возможностью бесконечного благородства. Перед лицом этой возможности все земные грани, иерархии, оценки становятся условными. Последняя Божественная правда может их всех разом отменить. Как бы низко ни пал человек в нравственном отношении, не может он измерить бездны милосердия Божия. «...Да не одолеет моя злоба Твоей неизглаголанной благости и милосердия», – учит нас молиться Иоанн Дамаскин в молитвах на сон грядущий. Ибо так высок Бог христианства. И к этой высоте влечет он верующих в Него. Вырастающее отсюда отношение к человеку в высшей степени антифарисейское. Все природные и социальные иерархии становятся условными, пластичными и как бы прозрачными. Иногда почти до нигилизма... Везде проступает самое важное – лицо. И, несмотря на все исторические издержки русского варианта этого христианского персонализма, именно здесь находит русская культура истинное мерило человека. Рядом с высотой божественного призвания все мы – разбойники и дикие звери по отношению к ближнему ... И все достойны жалости, и от всех нас Господь ждет покаяния... Тема благоразумного разбойника, звучащая то громче, то тише, сопровождает все диалоги Пугачева и Гринева. Гринев самим фактом своего общения с Пугачевым как бы постоянно приглашает последнего покаяться. Эта назойливо открытая возможность мучительна для Пугачева, как кровоточащая рана... Но парадоксальным образом приносит она с собой одновременно и облегчающее умиротворение.

Итак, еще и еще раз: в чем же состоит смысл повести? Мы можем теперь сформулировать его следующим образом: взаимоотношение человека с человеком во всей полноте исторических и нравственных детерминаций перед лицом Истины, перед лицом Бога. Особая драматичность и острота этих отношений обусловлена тем, что субъектами их являются две противоположные личности: один – нравственные законы «преступить сумевший», другой – твердо держащийся чести и совести. И основным, решающим модусом этих взаимоотношений – нравственной идеей, направляющей все повествование, – является милосердие (caritas, agape) – та кардинальная, христианская добродетель, центральное положение которой в русской культуре было Пушкиным глубоко осознано и гениально изображено. По степени авторской сознательности в изображении темы милосердия повесть «Капитанская дочка» является одним из самых христианских произведений в мировой литературе. Именно от «Капитанской дочки», как было уже отмечено, идет в русской литературе традиция проникновенных диалогов «святых и преступников», стоящих «в беспредельности» – перед лицом Бога.

Старательно подбирает Пушкин иллюстрации основной темы повести. Этому служит и история изувеченного башкирца. Он был пойман в Белогорской крепости как лазутчик, подосланный Пугачевым для распространения подбивающих казаков к бунту листовок. Комендант крепости Иван Кузьмич Миронов начинает его допрашивать, но башкирец ничего не отвечает.

«Якши, – сказал комендант, – ты у меня заговоришь. Ребята! Сымите-ка с него дурацкий полосатый халат да выстрочите ему спину. Смотри ж, Юлай: хорошенько его!

Два инвалида стали башкира раздевать. Лицо несчастного изобразило беспокойство. Он оглядывался на все стороны, как зверек, пойманный детьми. Когда ж один из инвалидов взял его за руки и, положив их себе около шеи, поднял старика на свои плечи, а Юлай взял плеть и замахнулся, – тогда башкирец застонал слабым, умоляющим голосом и, кивая головою, открыл рот, в котором вместо языка шевелился короткий обрубок» . Эта сцена нужна Пушкину не только для осуждения жестокого старого обычая пытать при допросе. Замысел его глубже. Вот Белогорская крепость взята повстанцами Пугачева. Среди них и убежавший ранее башкирец. Пугачев приказывает повесить коменданта крепости Миронова. Скупыми, лаконичными фразами отмечает Пушкин всю драму «встреч и узнаваний» этих двух людей – изувеченного при подавлении прошлого восстания безымянного башкирца и капитана Миронова: «Несколько казаков подхватили старого капитана и потащили к виселице. На ее перекладине очутился верхом изувеченный башкирец, которого допрашивали еще накануне. Он держал в руке веревку, и через минуту увидел я бедного Ивана Кузьмича, вздернутого на воздух» . Мир, лежащий во зле, идет своими путями, путями мести и немилосердия. «Око за око, зуб за зуб» – вот древний его закон.

Для выявления все той же темы милосердия служит и история урядника Максимыча. Фигура, хотя и скупо обрисованная, но сложная и неоднозначная . Максимычу еще до приступа Белогорской крепости не слишком доверяет комендант Миронов. Максимыч тайно встречается с Пугачевым. После разоблачения в Белогорской крепости его сажают под арест; но он бежит. Вместе с Пугачевым входит в крепость. Именно Максимыч указывает Пугачеву, кто комендант крепости. И вот, когда Гринев и Савельич, отпущенные Пугачевым, бредут по дороге, уводящей их от крепости, происходит первая личная встреча, личное касание Гринева и Максимыча.

«Я шел, занятый своими размышлениями, как вдруг услышал за собою конский топот. Оглянулся; вижу: из крепости скачет казак, держа башкирскую лошадь в поводья и делая издали мне знаки. Я остановился и вскоре узнал нашего урядника. Он, подскакав, слез со своей лошади и сказал, отдавая мне поводья другой: «Ваше благородие! Отец наш вам жалует лошадь и шубу с своего плеча (к седлу привязан был овчинный тулуп). Да еще, – промолвил, запинаясь, урядник, – жалует он вам... полтину денег... да я растерял ее дорогою; простите великодушно». Савельич посмотрел на него косо и проворчал: «Растерял дорогою! А что же у тебя побрякивает за пазухой? Бессовестный!». «Что у меня за пазухой-то побрякивает? – возразил урядник, нимало не смутясь. – Бог с тобою, старинушка! Это бренчит уздечка, а не полтина». – «Добро, – сказал я, прерывая спор. – Благодари от меня того, кто тебя прислал; а растерянную полтину постарайся подобрать на возвратном пути и возьми себе на водку». – «Очень благодарен, ваше благородие, – отвечал он, поворачивая свою лошадь, – вечно за вас буду Бога молить». При сих словах он поскакал назад, держась одной рукою за пазуху, и через минуту он скрылся из виду» . И именно этот Максимыч во время схватки под Оренбургом (Гринев – на стороне защитников города, Максимыч – на противоположной стороне, среди нападающих казаков Пугачева), передает Гриневу письмо из Белогорской крепости от Марьи Ивановны. Встреча их отмечена у Пушкина какой- то удивительной теплотой. Вот она буквально, встреча во время боя двух солдат враждебных армий: «Однажды, когда удалось нам как-то рассеять и прогнать довольно густую толпу, наехал я на казака, отставшего от своих товарищей; я готов был ударить его своею турецкою саблею, как вдруг он снял шапку и закричал: – Здравствуйте, Петр Андреич! Как вас Бог милует? Я взглянул и узнал нашего урядника. Я несказанно ему обрадовался.

– Здравствуй, Максимыч, – сказал я ему. – Давно ли из Белогорской?

– Недавно, батюшка Петр Андреич; только вчера воротился. У меня есть к вам письмецо.

– Где ж оно? – вскричал я, весь так и вспыхнув.

– Со мною, – отвечал Максимыч, положив руку за пазуху. Я обещался Палаше уж как-нибудь да вам доставить. – Тут он подал мне сложенную бумажку и тотчас ускакал» .

Конечно, за Максимычем мы чувствуем Палашу, – «девку бойкую, которая и урядника заставляет плясать по своей дудке» , служанку Марьи Ивановны. Но, тем не менее, присутствует в отношениях урядника и Гринева уже и некое личное начало – может быть, в особой доброжелательности тона, – никак не сводимое только к внешним обстоятельствам. Откуда оно? Из того же источника, из которого произошли и отношения Гринева с Пугачевым. Простил Гринев Максимычу украденную полтину денег, безо всякого расчета простил, по чистому милосердию, и, странным образом, именно эта уступка, потеря на внешнем, материальном уровне существования оказывается приобретением на уровне духовном. Именно это задело Максимыча за душу, и произошло событие: одна личность, вдруг вырвавшись из трагической и кровавой суеты обыденности, предстала лицом к лицу другой. Смотря в глаза, все понимая, простил... Значит, как бы сказал: да, ты, конечно, не прав, но всяк человек слаб, а знаю, тем не менее, – верю, – что способен ты и на хорошее... И вот эта вера в человека, в милосердии заключенная, и задела, наверное, сердце Максимыча... И вспоминаются евангельские слова: «Пойдите научитесь, что значит: «милости хочу, а не жертвы»? ибо Я пришел призвать не праведников, но грешников к покая¬нию»68. И начинаются чудеса. Бывший урядник Максимыч, предатель, вор, по всему видно, человек «тертый», коварный и хитрый, начинает вдруг носить любовные записки через линию фронта к офицеру враждебной армии... И из той же запазухи, в которую ушла украденная полтина, чудесным образом появляется столь долгожданное, столь дорогое письмо любимой... .

Все в повести исполнено милосердия. Сама любовь Петра Андреевича Гринева и Марьи Ивановны Мироновой также, в основном, любовь-милосердие. Не любовь-страсть, не отношения рыцаря и дамы, не любовь-восхищение – снизу вверх, а сверху вниз, христианская любовь-милосердие, жаление – русская любовь по преимуществу... Любит и слезно жалеет Марью Ивановну, сироту, у которой не осталось никого близкого в целом мире, Гринев. Любит и спасает своего рыцаря от ужасной участи бесчестия Марья Иванова. Она нарисована в повести, на наш взгляд, достаточно условно. Но подчеркнуты основные христианские добродетели: верность, благодарность, жертвенность, послушание, способность крепко любить.

Довольно устойчива в «Капитанской дочке» тема милосердия к врагу (к Швабрину). После дуэли Гринев, умиротворенный взаимностью Марьи Ивановны, прощает Швабрину все его оскорбления, и они примиряются. «Я слишком был счастлив, чтоб хранить в сердце чувство неприязненное. Я стал просить за Швабрина, и добрый комендант, с согласия своей супруги, решился его освободить. Швабрин пришел ко мне; он изъявил глубокое сожаление о том, что случилось между нами; признался, что был кругом виноват, и просил меня забыть о прошедшем. Будучи от природы не злопамятен, я искренно простил ему и нашу ссору, и рану, мною от него полученную. В клевете его видел я досаду оскорбленного самолюбия и отвергнутой любви и великодушно извинял своего несчастного соперника» . В Белогорской крепости, вырвав с помощью Пугачева Марью Ивановну из рук Швабрина, Гринев имеет достаточно оснований, чтобы ненавидеть изменника и насильника. Однако вот как кончается глава «Сирота». Напутствуемые доброй попадьей, Гринев со своей любимой отбывают из крепости. «Мы поехали. У окошка комендантского дома я увидел стоящего Швабрина. Лицо его изображало мрачную злобу. Я не хотел торжествовать над уничтоженным врагом и обратил глаза в другую сторону».

Торжествовать над уничтоженным врагом, согласно христианской морали, которой руководствуется Гринев, стыдно. Так как, пока жив человек, Бог надеется на него, на его исправление. Следует тем более надеяться и человеку. А устраивать «пир победителей» над поверженным противником есть все то же хамство, самоуверенное, дебелое... Потому и отворачивается Гринев. И в этом опять милосердие целомудрия души .

Наконец, на суде Швабрин оказывается главным – и, собственно, единственным – обвинителем Гринева. Швабрин возводит на Гринева сознательную и чудовищную клевету, грозящую последнему самым худшим. Интересна реакция Гринева. «Генерал велел нас вывести. Мы вышли вместе. Я спокойно взглянул на Швабрина, но не сказал ему ни слова. Он усмехнулся злобной усмешкою и, приподняв свои цепи, опередил меня и ускорил свои шаги» . Где-то слова уже бессильны... И не только слова, но и любые жесты, грозящие ли, осуждающие ли. Так глубоко может отравить зло человеческую душу... И так важно здесь противопоставить болезни зла спокойный, трезвый взгляд, воспаленной страстности злодейства – бесстрастие целомудрия. Последнее уже самим благородством своей сдержанности укоряет и осуждает сильнее всяких слов... И может быть, – Бог знает! – этот спокойный человеческий взгляд сможет послужить опорой мятущейся, одержимой, потерявшей себя преступной душе, поможет остановиться и не упасть в последнюю геенскую бездну отчаяния...

Реабилитация Гринева есть также следствие милосердия. Не закон, не формальное судоразбирательство спасают его от позора (и смертной казни), а именное повеление императрицы. По повести, конечно, Екатерина II решается на помилование только после того, как узнает от Марьи Ивановны все обстоятельства дела. По-видимому, правда, справедливость, законность побеждают. Однако концовкой своей повести Пушкин как бы стремится нас убедить, что общепринятое судопроизводство по самой своей природе не способно решать вопрос о виновности в таких деликатных обстоятельствах. Именно поэтому, собственно, Гринев и отказывается на суде рассказывать о роли своей невесты в его истории!.. Нужен человек, нужна живая человеческая личность, нужны правда и милость зараз, чтобы решить такие тонкие вопросы (которые, на самом деле, на каждом шагу...). Одной справедливости – недостаточно, нужно – необходимо! – и милосердие... И здесь Пушкин высказывает, конечно, глубоко христианский, с одной стороны, и, с другой, – специфически русский – со всеми его плюсами и минусами – взгляд на правосудие.

Милость, обретенная Гриневым, как ни нечаянна она сама по себе, есть, тем не менее, милость ожидаемая, милость взыскуемая. Весь природно-нравственный универсум, в котором ощущает себя Гринев (и разделяющая эти взгляды его невеста), есть космос, управляемый милосердным Провидением, космос, в котором сбывается совет «Стучите, и вам отворят...» . Со знанием и тактом воспитанного в Православии человека дает Пушкин описание поведения Гринева в тюрьме. «Гусары сдали меня караульному офицеру. Он велел кликнуть кузнеца. Надели мне на ноги цепь и заковали в тесной и темной конурке, с одними голыми стенами и с окошечком, загороженным железною решеткою.

Таковое начало не предвещало мне ничего доброго. Однако ж я не терял ни бодрости, ни надежды. Я прибегнул к утешению всех скорбящих и, впервые вкусив сладость молитвы, излиянной из чистого, но растерзанного сердца, спокойно заснул, не заботясь о том, что со мною будет» .

В этой спокойной резиньяции, в этой надежде на лучшее – отражение существеннейших мировоззренческих представлений позднего Пушкина. Happy end «Капитанской дочки» – не слащавая подачка читателю романтической повести, а логическое следствие целостной мировоззренческой позиции, утверждающей, что мир, история имеют свой смысл, что мир, «лежащий во зле», стоит на добре.

Помилование Гринева происходит в два этапа. Сначала, еще до поездки Марьи Ивановны в Петербург, Екатерина II «из уважения к заслугам и преклонным годам отца» заменяет Гриневу смертную казнь вечным поселением в Сибири. Затем, после разговора с Марьей Ивановной, императрица, убежденная теперь в невиновности Гринева, избавляет последнего и от ссылки. Здесь опять всплывает тема чести. Важно то, что честь Гринева восстанавливается через помилование. В ценностной иерархии, на которую ориентирована «Капитанская дочка», честь – не автономия, не самодостаточная ценность. Она зависит от милосердия, как от человеческого, так и – в широком смысле – от Божьего. Этот момент мы уже отмечали выше. Но важно подчеркнуть и необходимость чести в этической иерархии «Капитанской дочки». Речь идет не просто о верности сословным предрассудкам, а об особой онтологии чести. Милосердие исходит от личности и направлено, собственно, только к ней (по отношению к животным, например, подобает жалость, а не милосердие). С точки зрения милосердия, любви все личности равны. Милосердие как бы растворяет все физические, социальные, психологические различия и детерминанты. Любить должно всех, и даже, как учит Евангелие, врагов. Однако здесь возможно уклонение. Христианская любовь не есть безответственное всепрощение. Любить не значит согласиться с неправдой любимого, простить не значит оправ-дать преступление. Пушкин глубоко чувствовал и гениально изобразил эту трезвость христианского милосердия. Если стихия милосердия растворяет все грани, делает все проницаемым, все «своим», наполняет все солнечным светом Царства Божьего, «которое внутри нас», то честь трезво напоминает о естественных условиях существования, которых нам не отменить одним желанием, и, конкретно, об исторически сложившихся социальных структурах, в которых своя – относительная – правда. За темой милосердие – честь стоит тема Царство Божие – Царство земное, государство . Пушкин в повести дает именно ту трактовку этой темы, которая характерна для всей тысячелетней русской истории. Честь не просто подчинена у Пушкина милосердию (любви, совести), находя в последнем освящение и поддержку себе. Честь, в некотором смысле, и необходима для милосердия, как дающая последнему возможность, «пространство» для его проявления. Милосердие освящает честь, честь же дает милосердию конкретность, историчность. Всякое наличное неравенство и социальные нормативы суть как бы «материал» для милосердия. Милосердие, совесть не насилуют, как мы уже говорили, честь, а внутренне облагораживают, преображают и поддерживают ее. Но быть милосердным понимается в повести не пиетистски, не сектантски – в духе мечтательного и безответственного «все люди равны» или «все люди добрые», – а традиционно православно: милосердие должно быть «зрячим», должно трезво учитывать реалии мира, все трагические его противоречия. Путь милосердия – не путь благодушного и, в основе своей, нигилистически-безразличного всепрощения, а путь жертвенного самоотвержения, путь христианского подвига.

Пушкин «Капитанской дочки» представляется нам не просто мастером-художником, но и очень мудрым человеком с глубоким нравственным опытом. В повести Пушкин сумел поставить важнейшую проблему – проблему свободы, сыгравшую в дальнейшем решающую роль в творчестве Достоевского и, можно с уверенностью сказать, ставшую центральной проблемой философии человека в XX столетии. Но Пушкин дал и свой ответ на поставленный вопрос. Ответ этот обусловлен глубокой рецепцией традиционной православной духовности, истинным возвращением Пушкина к корням национальной культуры. При обсуждении темы «Пушкин и христианство» важны не только исторические свидетельства о посещениях поэтом монастырей России или о его штудиях «Четьи-Миней», но, может быть, более всего, само содержание его произведений, в особенности последних. Не на исторические события сами по себе, не на психологические характеристики героев, – главное внимание автора «Капитанской дочки» направлено на открытие внутреннего человека в человеке, в глубине своей свободы перед лицом Бога и другого человека, решающего последние «проклятые» вопросы . Проникновенные диалоги главных героев повести представляют собой историю поисков той соборной истины, которая служит одновременно и мерилом истинности, оценкой человеку и событиям, и путем спасения... И ключом к этому царству истины выступает у Пушкина тема милосердия.

Милосердие... Нередко требуется только лишь простить, без выгод и принуждения... Милосердие выступает главенствующим представителем человеческой свободы. Для него не нужно причины; врываясь в мир, где все причинно обусловлено, этот акт свободы сам начинает новую причинную цепь, как учил нас философ Кант. Поэтому любой акт милосердия есть весть о другом – высшем – мире, есть кусочек высшего мира в нашей земной юдоли... И это присутствие иной, высшей реальности мы ясно чувствуем: смолкают грохот и суета страстной земной жизни, спускаются на нас мир и тишина, и прохлада, и в этом «хладе тонком» чувствуем мы присутствие самого Бога и одновременно познаем свое предназначение к высшей жизни...

Заканчивая в 1824 году, в период глубокого духовного кризиса, «Цыган», Пушкин написал:

И всюду страсти роковые,

И от судеб защиты нет.

Как жить в этом мире ожесточеннейших страстей, гнездящихся в твоем же собственном сердце, как спастись от неизбежной, беспощадной судьбы, творимой этими страстями?.. Через 12 лет в «Капитанской дочке», во всех чудесных поворотах ее действия, в сосредоточенной и благостной тишине ее диалогов, в таинственной всепокоряющей силе такого хрупкого, такого неотмирного чувства – милосердия – как будто найден ответ... Как будто звучит евангельское: познайте истину, и истина сделает вас свободными .

Сочинение на тему «милосердие в произведении «Капитанская дочка»

Наверное всем известен афоризм «Человеческая душа потемки», и наверное многие поспешат согласиться с ее смыслом. А действительно, что мы знаем о душе другого человека, мы можем лишь догадываться о причинах его поступков и действий. Возможно мы оцениваем их действия отклоняясь от собственной точки зрения на этот счет. Сколько лет прошло, а человечество до сих пор не смогло найти ключик к душе человека. Может это к лучшему. ведь так у нас появляется возможность быть настоящим и живым, хотя бы внутри своих мыслей.

Существует большое количество ценностей и знаний, которые изменялись из покон веков. Но есть в нашем мире и неизменные вещи, сюда я отнесу чувства. Каждый из нас является их обладателями, в этом и есть вся человеческая сущность. Мы постоянно испытываем то, радость, то боль, то угрызение совести. Они помогают нам жить и в то же время могут сгубить наши судьбы. Но есть чувства, которые не свойственны некоторым людям. Происходит это из-за того, что они притупляют их еще в зародыше. Сюда я могу отнести и милосердие, качество, которым обладает маленькое количество людей. Милосердие в наше время кажется чем-то нереальным и очень редким. Бывает так, что неприятный на вид человек, грубый и местами злой, оказывается милосердным к другим, и мы никогда не сможем отличить того человека, кто обладает этим качеством. Быть милосердным, значит помогать людям, прощать их поступки.
Тема милосердия очень обширна, ее обсуждали и поэты и писатели, к ней прибегали художники о нем слагали песни музыканты. Но более обширно и красочно, конечно же описали ее писатели в своих произведениях. Одним из таких стал всеми нам известный А.С.Пушкин, его произведения это всегда история и мораль, которые переплетаются между собой неотрывной нитью. В своей повести «Капитанская дочка» он поднимает много проблем, но одной из главной все же остается тема милосердия. Ему удалось раскрыть ее сразу на нескольких персонажах, показывая тем самым, какие люди способны обладать этим редким качеством. Встреча Гринева и ПУгачова начинается и заканчивается милосердием. Первым проявляет его, на тот момент еще бродяга Пугачев, он помогает заблудшим путникам выбраться из природной западни. В благодарность ему, Гринев решает подарить мужчине свой тулуп, здесь мы так же видим отблески милосердия, на которые способно добро сердце главного героя. Но как мы знаем из повествования, на этом история этих двоих не заканчивается. Еще ни раз они столкнуться друг с другом.
Когда Пугачев уже начинает свой бунт, и добирается до крепости, где служит Гринев, он совершает не свойственный грабителям и убийцам поступок. Увидев своего старого знакомого он решает смиловаться над ним, терпит отказ принять величие Пугачева. и пусть когда то Гринев выручил Пугачева, но ведь он человек не высокой морали и ему не свойственно уважение и чувство долга. В этом случае Пугачев проявляет милосердие, которое совсем не свойственно его образу, он отпускает парня. Но на этом милосердие Пугачева не заканчивается. Когда Швабрин покушается на честь Марии Мироновой, Пугачев сами лично вырывает ее из рук своего подопечного и отдает Гриневу. Он не может забыть поступка парня, ведь Гринев смог разглядеть в нем душу, понять его чувства и страхи.
Пушкину удалось показать милосердие в грозном и безжалостном убийце. Он дал людям понять, что этим качеством может обладать каждый человек, независимо от свой наружности. Будь он жестокий или злой, милосердие это светлый лучик, который хоронит в его сердце любовь к людям. Понять чем живет другой человек очень сложно, но есть вещи, которые сразу же бросаются нам в глаза. Милосердие это дар божий, которым должен обладать каждый человек. Ведь это не трудно быть добрым и временами жертвовать собой во благо других людей.

Тема милости и жестокости является одной из ключевых в знаменитой повести Пушкина. Образ Пугачева впервые в русской литературе был показан читателю с разных сторон. Пугачев предстал в повести не только как бунтовщик, разрушитель спокойствия государыни императрицы и разбойник-самозванец, но как подлинно сильная личность, человек замечательной храбрости и силы духа.
Эпиграфом к повести является русская пословица «Береги честь смолоду». Проблема чести для Пушкина - проблема как бы «внесоциальная», честь или бесчестье одинаково могут быть присущи дворянину и простолюдину. «Береги честь» - это тот нравственный завет, который получает Петруша Гринев от своего отца перед отъездом в Оренбург. Пушкин проводит своего героя через своеобразные испытания: встреча с Зуриным, снежный буран в степи, тоскливое однообразие жизни в Белогорской крепости. Всякий раз герой оказывается перед выбором, и всякий раз он делает его в пользу чести. Так, например, Гринев мог отказаться от уплаты долга Зурину, сославшись на то, что деньги хранятся у Савельича, а ему самому «родители зака-
зали не играть». Однако для него любой долг - это долг чести, и деньги, по тем временам немалые - сто рублей, - были выплачены.
Гринев впервые встречается с Пугачевым в главе «Вожатый». Эта глава названа так не случайно. Слово вожатый означает не только «проводник в дороге», но и «руководитель, наставник». Именно наставником в судьбе для Гринева становится Пугачев. Пугачев (о котором мы вначале не знаем, кто он есть на самом деле) помогает Гриневу найти дорогу к жилью, спасает от возможной гибели. За это Гринев оказывает ему милость - дарит заячий тулуп со своего плеча. В глазах Гринева это поступок чести, поступок обязательный, потому что он хочет достойно отблагодарить вожатого. В глазах Савельича это милость барина по отношению к простолюдину, непозволительная роскошь, подарок, которого вожатый совершенно не заслуживает.
В «Капитанской дочке» Пушкин показывает, что всякая милость вызывает ответную милость, всякая жестокость - ответную жестокость, несмотря на то что справедливость торжествует далеко не всегда.
Тема жестокости возникает в тексте повести в главе «Приступ», в которой описан захват бунтовщиками Бело- горской крепости. «Не приведи Бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный», - писал Пушкин о народном восстании. Жестокость мятежников поражает воображение. Они казнят капитана Миронова, расправляются с его женой Василисой Егоровной. После череды казней началась «ужасная комедия» - присяга новому царю. Пушкин не оправдывает восставших, но их жестокость по отношению к царским офицерам обусловлена годами угнетения народа. Не случайно в главе «Пугачевщина» показан образ башкирца с оторванным языком, без носа и ушей. Так был наказан человек за протест, и наказание это осуществлялось от имени государственной власти. Жестокость бунтовщиков по отношению к коменданту крепости и его жене - это жестокость не по отношению к конкретным людям, это зло по отношению к представителям ненавистной власти.
Пугачев изображен в повести двойственно. В нем проявляются и величайшая мудрость, и огромный организаторский талант, и нелепая наивность (собрался в поход на Москву), милость и жестокость. Пугачев, обретя в захваченной крепости неограниченную возможность казнить или миловать, дает Гриневу свободу. Во-первых, Пугачев помнит оказанную ему милость - подаренный заячий тулупчик. Кроме того, Пугачев безошибочно угадывает в Гриневе человека чести. Гринев не стал присягать Пугачеву, не признал в нем государя, потому что, по его собственным словам, был природным дворянином и присягал государыне императрице. «Голова моя в твоей власти, - говорит он Пугачеву, - отпустишь меня - спасибо; казнишь - бог тебе судья; а я сказал тебе правду». Мудрость Пугачева и врожденное благородство души проявляются именно в том, что он уважает личностные права Гринева и милует его.
Пугачев воплощает лучшие черты русского народа: веру в будущее, удаль, «дикое вдохновенье». Он рассказывает Гриневу калмыцкую сказку, в которой отражаются подлинные для народа ценности. «Чем триста лет питаться падалью, лучше один раз напиться живой кровью, а там что бог даст!» Милость Пугачева гораздо значимее, глубже, чем жестокость. Традиционно на Руси было принято защищать сирот. Эта неписаная мудрость воплощена и в сознании грозного «народного царя». Едва узнав о том, что в крепости «обижают сироту», Пугачев хочет немедленно «избавить сироту» и проучить Швабрина. Судьба, все счастье двух людей - Гринева и Маши - находятся в руках Пугачева. Гриневу свойственна гордость, но не гордыня. Он находит нужные слова в разговоре с грозным царем, прося его о милости. «Ты мой благодетель», - говорит он Пугачеву.
Гораздо большую жестокость, чем бунтовщики при убийстве капитана и его жены, в повести совершает Швабрин. Тех можно хоть как-то оправдать, ведь они убивают, мстя за прошлое, за угнетение. Швабрин же, поняв, что Пугачев вот-вот отпустит Машу Миронову и она станет женой Гринева, выдает ее происхождение. Он сообщает Пугачеву, что Маша - дочь капитана Миронова, который казнен при взятии крепости. Жестокость, соединенная с подлостью, - вот основные качества Швабрина. Жестокость и равнодушие можно назвать основными качествами оренбургских военных, отказавшихся от штурма захваченной крепости.
Милость Пугачева дает Гриневу новую жизнь. Из рук бунтовщика он получает и жизнь, и счастье.
Добро и честь в повести всегда оказываются не напрас- ньти. Милость царицы вызвана и кротостью Маши Мироновой, и ее мягкой настойчивостью, а главное -правдой и честью, которые «берегли смолоду» главные герои повести.

Милосердие в наше время кажется чем-то нереальным и очень редким. Бывает так, что неприятный на вид человек, грубый и местами злой, оказывается милосердным к другим, и мы никогда не сможем отличить того человека, кто обладает этим качеством. Быть милосердным, значит помогать людям, прощать их поступки.

Тема милосердия очень обширна, ее обсуждали и поэты и писатели, к ней прибегали художники о нем слагали песни музыканты. Но более обширно и красочно, конечно же описали ее писатели в своих произведениях. Одним из таких стал всеми нам известный А.С.Пушкин, его произведения это всегда история и мораль, которые переплетаются между собой неотрывной нитью. В своей повести «Капитанская дочка» он поднимает много проблем, но одной из главной все же остается тема милосердия. Ему удалось раскрыть ее сразу на нескольких персонажах, показывая тем самым, какие люди способны обладать этим редким качеством. Встреча Гринева и ПУгачова начинается и заканчивается милосердием. Первым проявляет его, на тот момент еще бродяга Пугачев, он помогает заблудшим путникам выбраться из природной западни. В благодарность ему, Гринев решает подарить мужчине свой тулуп, здесь мы так же видим отблески милосердия, на которые способно добро сердце главного героя. Но как мы знаем из повествования, на этом история этих двоих не заканчивается. Еще ни раз они столкнуться друг с другом.
Когда Пугачев уже начинает свой бунт, и добирается до крепости, где служит Гринев, он совершает не свойственный грабителям и убийцам поступок. Увидев своего старого знакомого он решает смиловаться над ним, терпит отказ принять величие Пугачева. и пусть когда то Гринев выручил Пугачева, но ведь он человек не высокой морали и ему не свойственно уважение и чувство долга. В этом случае Пугачев проявляет милосердие, которое совсем не свойственно его образу, он отпускает парня. Но на этом милосердие Пугачева не заканчивается. Когда Швабрин покушается на честь Марии Мироновой, Пугачев сами лично вырывает ее из рук своего подопечного и отдает Гриневу. Он не может забыть поступка парня, ведь Гринев смог разглядеть в нем душу, понять его чувства и страхи.
Пушкину удалось показать милосердие в грозном и безжалостном убийце. Он дал людям понять, что этим качеством может обладать каждый человек, независимо от свой наружности. Будь он жестокий или злой, милосердие это светлый лучик, который хоронит в его сердце любовь к людям. Понять чем живет другой человек очень сложно, но есть вещи, которые сразу же бросаются нам в глаза. Милосердие это дар божий, которым должен обладать каждый человек. Ведь это не трудно быть добрым и временами жертвовать собой во благо других людей.