Страшные факты о женском концлагере Равенсбрюк (11 фото). Как фашисты издевались над детьми в концлагере саласпилс

«Skrekkens hus» - «Дом ужаса» - так называли его в городе. С января 1942 года в здании городского архива находилась штаб-квартира гестапо в южной Норвегии. Сюда привозили арестованных, здесь были оборудованы пыточные камеры, отсюда люди отправлялись в концлагеря и на расстрел.

Сейчас в подвале здания, где были расположены карцеры и где пытали заключенных, открыт музей, рассказывающий о том, что происходило в годы войны в здании государственного архива.
Планировка подвальных коридоров оставлена без изменений. Появились только новые фонари и двери. В главном коридоре устроена основная экспозиция с архивными материалами, фотографиями, плакатами.

Так подвешенного арестованного избивали цепью.

Так пытали с помощью электрических печек. При особенном усердии палачей у человека могли загореться волосы на голове.

Про пытку водой я уже писал ранее. Применялась она и в Архиве.

В этом устройстве зажимали пальцы, выдирали ногти. Машинка аутентичная - после освобождения города от немцев всё оборудование пыточных камер осталось на своих местах и было сохранено.

Рядом - другие устройства для ведения допроса с "пристрастием".

В нескольких подвальных помещениях устроены реконструкции – как это выглядело тогда, в этом самом месте. Это камера, где содержались особо опасные арестованные – попавшие в лапы гестаповцев члены норвежского Сопротивления.

В соседнем помещении располагалась пыточная камера. Здесь воспроизведена реальная сцена пытки семейной пары подпольщиков, взятых гестаповцами в 1943 г. во время сеанса связи с разведцентром в Лондоне. Двое гестаповцев пытают жену на глазах мужа, прикованного цепью к стене. В углу, на железной балке, подвешен еще один участник провалившейся подпольной группы. Говорят, перед допросами гестаповцы накачивались спиртным и наркотиками.

В камере оставлено все, как было тогда, в 43-м. Если перевернуть ту розовую табуретку, стоящую у ног женщины, можно увидеть клеймо гестапо Кристиансанда.

Это реконструкция допроса - гестаповский провокатор (слева) предъявляет арестованному радисту подпольной группы (он сидит справа, в наручниках) его радиостанцию в чемодане. В центре сидит шеф кристиансандского гестапо, гауптштурмфюрер СС Рудольф Кернер – о нем я еще расскажу.

В этой витрине вещи и документы тех норвежских патриотов, которых высылали в концлагерь Грини под Осло – главный пересылочный пункт в Норвегии, откуда заключенных отправляли в другие концлагеря на территории Европы.

Система обозначения разных групп заключенных в концлагере Освенцим (Аушвиц-Биркенау). Еврей, политический, цыган, испанский республиканец, опасный уголовник, уголовник, военный преступник, свидетель Иеговы, гомосексуалист. На значке норвежского политического заключенного писали букву N.

В музей водят школьные экскурсии. Я наткнулся на одну такую – несколько местных подростков ходили по коридорам вместе с Туре Робстадом, волонтером из местных жителей, переживших войну. Говорят, что в год музей в Архиве посещают около 10 000 школьников.

Туре рассказывает ребятам про Освенцим. Двое мальчишек из группы были там совсем недавно на экскурсии.

Советский военнопленный в концлагере. В руке у него – самодельная деревянная птица.

В отдельной витрине вещи, сделанные руками русских военнопленных в норвежских концлагерях. Эти поделки русские обменивали на еду у местных жителей. У нашей соседки в Кристиансанде осталась целая коллекция таких деревянных птиц – по дороге в школу она часто встречала группы наших пленных, идущих на работу под конвоем, и отдавала им свой завтрак в обмен на эти вырезанные из дерева игрушки.

Реконструкция партизанской радиостанции. Партизаны в южной Норвегии передавали в Лондон сведения о передвижениях немецких войск, дислокации военной техники и кораблей. На севере норвежцы снабжали разведданными советский Северный морской флот.

«Германия – нация творцов».

Норвежским патриотам приходилось работать в условиях сильнейшего давления на местное население геббельсовской пропаганды. Немцы поставили перед собой задачу по скорейшей нацификации страны. Правительство Квислинга предпринимало для этого усилия в сфере образования, культуры, спорта. Нацистская партия Квислинга (Nasjonal Samling) еще до начала войны внушала норвежцам, что основной угрозой для их безопасности является военная мощь Советского Союза. Надо отметить, что запугиванию норвежцев насчет советской агрессии на Севере немало поспособствовала финская кампания 1940 года. С приходом к власти Квислинг только усилил свою пропаганду с помощью ведомства Геббельса. Нацисты в Норвегии убеждали население, что только сильная Германия сможет защитить норвежцев от большевиков.

Несколько плакатов, распространяемых нацистами в Норвегии. «Norges nye nabo» – «Новый норвежский сосед», 1940 г. Обратите внимание на модный и ныне прием "перевертывания" латинских букв для имитации кириллицы.

«Вы хотите, чтобы было так?»

В пропаганде "новой Норвегии" всячески подчеркивалось двух родство "нордических" народов, их сплочение в борьбе против английского империализма и "диких большевистских орд". Норвежские патриоты в ответ использовали в своей борьбе символ короля Хокона и его образ. Девиз короля «Alt for Norge» всячески высмеивался нацистами, которые внушали норвежцам, что военные трудности – временное явление и Видкун Квислинг – новый лидер нации.

Две стены в мрачных коридорах музея отданы материалам уголовного дела, по которому судили семерых главных гестаповцев в Кристиансанде. В норвежской судебной практике таких дел еще никогда не было – норвежцы судили немцев, граждан другого государства, обвиненных в преступлениях на территории Норвегии. В процессе участвовали триста свидетелей, около десятка адвокатов, норвежская и зарубежная пресса. Гестаповцев судили за пытки и издевательства над арестованными, отдельно шел эпизод о казни без суда и следствия 30 русских и 1 польского военнопленного. 16 июня 1947 г. все были были приговорены к смертной казни, которая впервые и временно была включена в УК Норвегии сразу после окончания войны.

Рудольф Кернер – шеф кристиансандского гестапо. Бывший преподаватель сапожного дела. Отъявленный садист, в Германии имел уголовное прошлое. Отправил в концлагеря несколько сотен членов норвежского Сопротивления, виновен в гибели раскрытой гестаповцами организации советских военнопленных в одном из концлагерей на юге Норвегии. Был, как и остальные его подельники, приговорен к смертной казни, которая впоследствии была заменена пожизненным заключением. Вышел на свободу в 1953 году по амнистии, объявленной норвежским правительством. Уехал в Германию, где его следы потерялись.

Рядом со зданием Архива стоит скромный памятник погибшим от рук гестаповцев норвежским патриотам. На местном кладбище, наподалеку от этого места, покоится прах советских военнопленных и английских летчиков, сбитых немцами в небе над Кристиансандом. Каждый год 8-го мая на флагштоках рядом с могилами поднимаются флаги СССР, Великобритании и Норвегии.

В 1997 году здание Архива, из которого государственный архив переехал в другое место, было решено продать в частные руки. Местные ветераны, общественные организации выступили резко против, организовались в специальный комитет и добились того, чтобы в 1998 году владелец здания государственный концерн Statsbygg передал историческое здание ветеранскому комитету. Теперь здесь, вместе с тем музеем, про который я вам рассказал, расположены офисы норвежских и международных гуманитарных организаций – Красного Креста, Amnesty International, ООН.

В этой земле до сих пор находят осколки костей. Крематорий не справлялся с огромным количеством трупов, хотя построили два комплекса печей. Сжигали плохо, оставались фрагменты тел - прах закапывали в ямах вокруг концлагеря. Прошло 72 года, но грибники в лесу часто наталкиваются на куски черепов с глазницами, кости рук или ног, раздробленные пальцы - не говоря уже об истлевших обрывках полосатой «робы» заключённых. Концентра-ционный лагерь Штуттгоф (в полусотне километров от города Гданьска) был основан 2 сентября 1939 г. - на следующий день после начала Второй мировой войны, а его узники освобождены Красной армией 9 мая 1945 г. Главное, чем «прославился» Штуттгоф, так это «экспериментами» врачей СС, которые, используя людей как подопытных кроликов, варили мыло из человеческого жира. Брусок этого мыла потом использовался на Нюрнбергском процессе как пример изуверства нацистов. Сейчас отдельные историки (не только в Польше, но и в других странах) высказываются: это «военный фольклор», фантазии, такого не могло быть.

Мыло из заключённых

Музейный комплекс Штутт-гоф принимает 100 тыс. посетителей в год. Для просмотра доступны бараки, вышки для пулемётчиков СС, крематорий и газовая камера: небольшая, примерно на 30 человек. Помещение построили осенью 1944 г., до этого «справлялись» привычными методами - тиф, изнурительная работа, голод. Сотрудница музея, проводя меня по бараку, рассказывает: в среднем продолжительность жизни обитателей Штуттгофа составляла 3 месяца. Как свидетельствуют архивные документы, одна из женщин-заключённых перед смертью весила 19 кг. За стеклом я неожиданно вижу крупные деревянные башмаки, словно из средневековой сказки. Спрашиваю: что это? Оказывается, охрана отбирала у узников ботинки и взамен выдавала вот такую «обувь», стирающую ноги до кровавых мозолей. Зимой заключённые работали в той же «робе», полагалась лишь лёгкая накидка - многие умирали от переохлаждения. Считалось, что в лагере погибло 85 000 человек, но в последнее время историки ЕС проводят переоценки: число умерших заключённых снизили до 65 000.

В 2006 г. Институт национальной памяти Польши провёл анализ того самого мыла, представленного на Нюрнбергском процессе, - говорит экскурсовод Данута Охоцка . - Вопреки ожиданиям результаты подтвердились - оно действительно изготовлено нацистским профессором Рудольфом Шпаннером из человеческого жира. Однако сейчас исследователи в Польше утверждают: нет точного подтверждения, что мыло делали конкретно из тел заключённых Штуттгофа. Возможно, для производства использовались трупы умерших от естественных причин бездомных, доставленных с улиц Гданьска. Профессор Шпаннер и вправду посещал Штуттгоф в разное время, но производство «мыла мертвецов» не осуществлялось в промышленных масштабах.

Газовая камера и крематорий в концлагере Штуттгоф. Фото: Commons.wikimedia.org / Hans Weingartz

«С людей снимали кожу»

Институт национальной памяти Польши - та самая «славная» организация, которая ратует за снос всех памятников советским солдатам, и в этом случае ситуация вышла трагикомичной. Чиновники специально заказали анализ мыла, дабы получить доказательство «лжи советской пропаганды» в Нюрнберге, - а вышло наоборот. Насчёт промышленных масштабов - Шпаннер изготовил до 100 кг мыла из «человеческого материала» в период 1943-1944 гг. и, по свидетельствам его работников, неоднократно выезжал в Штуттгоф за «сырьём». Польский следователь Тувья Фридман издал книгу, где описал впечатления от лаборатории Шпаннера после освобождения Гданьска: «У нас было чувство, что мы побывали в аду. Одна комната была заполнена обнажёнными трупами. Другая уставлена досками, на которых была натянута кожа, снятая со многих людей. Почти сразу же обнаружили печь, в которой немцы экспериментировали в изготовлении мыла, используя человеческий жир как сырьё. Несколько брусков этого «мыла» лежали поблизо-сти». Сотрудник музея показывает мне больницу, использовавшуюся для опытов врачей СС, - сюда помещали относительно здоровых узников под формальным предлогом «лечения». Доктор Карл Клауберг выезжал в Штуттгоф в краткие командировки из Освенцима для стерилизации женщин, а штурмбаннфюрер СС Карл Вернет из Бухенвальда вырезал людям гланды и язык, заменяя на искусственные органы. Результаты Вернета не удовлетворили - жертв экспериментов умертвили в газовой камере. В музее концлагеря нет экспонатов по поводу изуверской деятельности Клауберга, Вернета и Шпаннера - они «имеют мало документальных доказательств». Хотя во время Нюрнбергского процесса было продемонстрировано то самое «человеческое мыло» из Штутт-гофа и озвучены показания десятков свидетелей.

«Культурные» нацисты

Я обращаю ваше внимание, что освобождению Штутт-гофа советскими войсками 9 мая 1945 г. у нас посвящена целая экспозиция, - говорит доктор Марцин Овсиньский , руководитель исследовательского отдела музея. - Отмечается - это было именно освобождение узников, а не замена одной оккупации на другую, как сейчас модно говорить. Люди радовались приходу Красной армии. Относительно же опытов СС в конц-лагере - заверяю вас, тут нет никакой политики. Мы работаем с документальными доказательствами, а большинство бумаг было уничтожено немцами при отступлении из Штуттгофа. Если они появятся, мы моментально внесём изменения в выставку.

В кинозале музея демонст-рируют фильм о вступлении Красной армии в Штуттгоф - архив-ная съёмка. Замечается, что к этому времени в концлагере осталось только 200 исто-щённых узников и «некоторых потом Н-КВД отправил в Сибирь». Никаких подтверждений, никаких имён - но ложка дёгтя портит бочку мёда: явно есть цель - показать, что освободители-то были не такие уж хорошие. На крематории табличка на польском: «Благодарим Красную армию за наше освобождение». Она старая, ещё с прежних времён. Советские солдаты, среди которых и мой прадед (похороненный в польской земле), избавили Польшу от десятков «фабрик смерти» вроде Штутт-гофа, опутавших страну смертельной сетью печей и газовых камер, но сейчас значение их побед пытаются принизить. Дескать, зверства докторов СС не подтверждены, людей в лагерях погибло меньше и вообще - преступления оккупантов преувеличены. Причём заявляет это Польша, где нацисты уничтожили пятую часть всего населения. Честно говоря, хочется вызвать «скорую помощь», чтобы польских политиков отвезли в психушку.

Как сказал публицист из Варшавы Мачей Вишневский : «Мы ещё доживём до того времени, когда заявят: гитлеровцы были культурным народом, строили в Польше больницы и школы, а войну развязал Советский С-оюз». Я бы не хотел дожить до этих времён. Но почему-то мне кажется, что они не за горами. Н и для кого не секрет, что в концлагерях было намного хуже, чем в современных тюрмах. Конечно, жестокие надзиратели есть и теперь. Но здесь Вы найдете информацию о 7 самых жестоких надзирательницах фашистских концлагерей.

1. Ирма Грезе

Ирма Грезе — (7 октября 1923 - 13 декабря 1945) - надзирательница нацистских лагерей смерти Равенсбрюк, Аушвиц и Берген-Бельзен.

Среди прозвищ Ирмы были «Светловолосый дьявол», «Ангел смерти», «Прекрасное чудовище». Для пыток над заключенными она использовала эмоциональные и физические методы, забивала насмерть женщин и наслаждалась произвольным отстрелом заключенных. Она морила голодом своих собак, чтобы потом натравливать их на жертв, и лично отбирала сотни людей для отправки в газовые камеры. Грезе носила тяжёлые сапоги, при ней всегда, помимо пистолета, был плетёный кнут.

В западной послевоенной прессе постоянно обсуждались возможные сексуальные девиации Ирмы Грезе, её многочисленные связи с эсэсовцами из охраны, с комендантом Берген-Бельзена Йозефом Крамером («Бельзенским зверем»).

17 апреля 1945 года, она была взята в плен англичанами. Бельзенский процесс, инициированный британским военным трибуналом, продолжался с 17 сентября по 17 ноября 1945 года. Вместе с Ирмой Грезе на этом процессе рассматривались дела других работников лагеря - коменданта Йозефа Крамера, надзирательницы Юанны Борманн, медсестры Элизабет Фолькенрат. Ирма Грезе была признана виновной и приговорена к повешению.

В последнюю ночь перед казнью Грезе смеялась и распевала песни вместе со своей коллегой Элизабет Фолькенрат. Даже когда на шею Ирме Грезе набросили петлю, лицо её осталось спокойным. Её последним словом было «Быстрее», обращённое к английскому палачу.

2. Ильза Кох

Ильза Кох — (22 сентября 1906 - 1 сентября 1967) - немецкая деятельница НСДАП, жена Карла Коха, коменданта концлагерей Бухенвальд и Майданек. Наиболее известна под псевдонимом как «Фрау Абажур» Получила прозвище «Бухенвальдская ведьма» за жестокие пытки заключённых лагеря. Кох также обвинялась в изготовлении сувениров из человеческой кожи (однако на послевоенном процессе над Ильзе Кох достоверных доказательств этого предъявлено не было).

30 июня 1945 года Кох была арестована американскими войсками и в 1947 году приговорена к пожизненному заключению. Однако спустя несколько лет американский генерал Люциус Клей, военный комендант американской оккупационной зоны в Германии, освободил её, сочтя обвинения в отдании приказов о казни и изготовлении сувениров из человеческой кожи недостаточно доказанными.

Это решение вызвало протест со стороны общественности, поэтому в 1951 году Ильза Кох была арестована в Западной Германии. Немецкий суд вновь приговорил её к пожизненному заключению.

1 сентября 1967 года Кох покончила жизнь самоубийством, повесившись в камере баварской тюрьмы Айбах.

3. Луиза Данц

Луиза Данц — род. 11 декабря 1917 - надзирательница женских концентрационных лагерей. Была приговорена к пожизненному заключению, но позже выпущена.

Она начала работать в концлагере Равенсбрюк, затем её перевели в Майданек. Позднее Данц служила в Освенциме и Мальхове.

Заключённые впоследствии рассказывали, что подвергались жестокому обращению со стороны Данц. Она избивала их, конфисковывала выданную на зиму одежду. В Мальхове, где Данц имела должность старшей надзирательницы, она морила заключённых голодом, не выдавая пищу по 3 дня. 2 апреля 1945 года она убила несовершеннолетнюю девочку.

Данц была арестована 1 июня 1945 года в Лютцове. На продолжавшемся с 24 ноября 1947 по 22 декабря 1947 суде Высшего национального трибунала она была приговорена к пожизненному лишению свободы. Освобождена в 1956 году по состоянию здоровья (!!!). В 1996 году против неё выдвинули обвинение в вышеупомянутом убийстве ребёнка, но оно было снято после того, как доктора сказали, что Данц будет слишком тяжело перенести повторное тюремное заключение. Она проживает в Германии. Сейчас ей 94 года.

4. Дженни-Ванда Баркманн

Дженни-Ванда Баркманн — (30 мая, 1922 - 4 июля, 1946) В период с 1940 по декабрь 1943 года работала фотомоделью. В январе 1944 года она стала надзирательницей в небольшом концентрационном лагере Штуттгоф, где она прославилась жестоким избиением заключённых-женщин, некоторых из них она забивала до смерти. Она также участвовала в отборе женщин и детей в газовые камеры. Она была настолько жестокой но при этом очень красивой, что женщины-заключенные прозвали её «Прекрасным Призраком».

Дженни бежала из лагеря в 1945 году, когда советские войска начали подходить к лагерю. Но была поймана и арестована в мае 1945 при попытке покинуть вокзал в Гданьске. Она, как говорят, заигрывала с охранявшими её милиционерами и не особо волновалась за свою судьбу. Дженни-Ванда Баркманн была признана виновной, после чего ей дали сказать последнее слово. Она заявила, «Жизнь действительно большое удовольствие, а удовольствие, как правило, недолго».

Дженни-Ванда Баркманн была публично повешена на Бискупской Горке недалеко от Гданьска 4 июля 1946 года. Ей было всего 24 года. Её тело было сожжено, а прах был публично смыт в уборной того дома, где она родилась.

5. Герта Гертруда Боте

Герта Гертруда Боте — (8 января 1921 - 16 марта 2000) - надзирательница женских концентрационных лагерей. Была арестована по обвинению в военных преступлениях, но позже выпущена.

В 1942 году получила приглашение на работу надзирательницей в концентрационный лагерь Равенсбрюк. После четырёхнедельного предварительного обучения Боте была отправлена в Штуттгоф, концлагерь, находившийся поблизости от города Гданьска. В нём Боте получила прозвище «Штуттгофская садистка» из-за жестокого обращения с женщинами-заключёнными.

В июле 1944 года была послана Гердой Штайнхофф в концлагерь Бромберг-Ост. С 21 января 1945 Боте была надзирательницей во время марша смерти заключённых, проходившего от центральной Польши до лагеря Берген-Бельзен. Марш закончился 20-26 февраля 1945 года. В Берген-Бельзене Боте руководила отрядом женщин, состоявшим из 60-и человек и занимавшимся производством древесины.

После освобождения лагеря была арестована. На Бельзенском суде была приговорена к 10 годам заключения. Отпущена ранее указанного срока 22 декабря 1951 года. Умерла 16 марта 2000 года в Хантсвилле, США.

6. Мария Мандель

Мария Мандель (1912-1948) - нацистская военная преступница. Занимая в период 1942-1944 годов пост начальницы женских лагерей концентрационного лагеря Аушвиц-Биркенау, впрямую ответственна за смерть около 500 тысяч женщин-заключённых.

Коллеги по службе описывали Мандель как «чрезвычайно умного и преданного своему делу» человека. Заключённые Аушвица между собой называли её чудовищем. Мандель лично производила отборы заключённых, и тысячами отправляла их в газовые камеры. Известны случаи, когда Мандель лично на время брала под своё покровительство нескольких заключённых, а когда они ей наскучивали, вносила их в списки к уничтожению. Также, именно Мандель принадлежит идея и создание женского лагерного оркестра, встречавшего у ворот новоприбывших заключённых весёлой музыкой. По воспоминаниям выживших, Мандель была меломанкой и хорошо относилась к музыкантам из оркестра, лично приходила к ним в барак с просьбой что-нибудь сыграть.

В 1944 году Мандель была переведена на пост начальницы концлагеря Мульдорф, одной из частей концлагеря Дахау, где и прослужила до окончания войны с Германией. В мае 1945 года она сбежала в горы в районе её родного города - Мюнцкирхена. 10 августа 1945 года Мандель была арестована американскими войсками. В ноябре 1946 года она как военная преступница была передана польским властям по их запросу. Мандель была одной из главных фигуранток процесса над работниками Освенцима, состоявшегося в ноябре-декабре 1947 года. Суд приговорил её к смертной казни через повешение. Приговор был приведён в исполнение 24 января 1948 года в краковской тюрьме.

7. Хильдегард Нойманн

Хильдегард Нойманн (4 мая 1919, Чехословакия - ?) - старшая надзирательница в концлагерях Равенсбрюк и Терезиенштадт, начала свою службу в концентрационном лагере Равенсбрюк в октябре 1944, став сразу обер-надзирательницей. По причине хорошей работы, она была переведена в концлагерь Терезиенштадт в качестве руководителя всех надзирательниц лагеря. Красавица Хильдегард, по отзывам заключенных, была жестокой и беспощадной по отношению к ним.

Она контролировала от 10 до 30 женщин-полицейских и более 20000 женщин-еврейских заключённых. Нойманн также способствовала депортации из Терезиенштадта более чем 40000 женщин и детей в лагеря смерти Освенцим (Аушвиц) и Берген-Бельзен, где большинство из них были убиты. По оценкам исследователей, более чем 100 000 евреев были депортированы из лагеря Терезиенштадт и были убиты или умерли в Освенциме и Берген-Бельзене, ещё 55 000 погибли в самом Терезиенштадте.

Нойманн покинула лагерь в мае 1945 года и не понесла уголовной ответственности за военные преступления. Последующая судьба Хильдегард Нойманн неизвестна.


Фашисты на протяжении оккупации территории СРСР постоянно прибегали к разнообразного рода пыткам. Все пытки были разрешены на государственном уровне. Закон также постоянно усиливал репрессии по отношению к представителям не арийской нации – пытки имели идеологическую основу.

Наиболее жестоким пыткам подвергались военнопленные и партизаны, а также женщины. Примером нечеловеческих пыток женщин фашистами, можно назвать действия, которые немцы применяли к пленной подпольщице Анеле Чулицкой.

Эту девушку фашисты каждое утро запирали в камере, где она подвергалась чудовищным побоям. Остальные пленные слышали ее крики, которые раздирали душу. Анель выносили уже, когда та потеряла сознание и бросали, словно мусор в общую камеру. Остальные пленные женщины пытались облегчить ее боль благодаря компрессам. Анель рассказывала пленным, что ее подвешивали к потолку, вырезали куски кожи и мышц, избивали, насиловали, ломали кости и вводили воду под кожу.

В конце концов, Анель Чулицкую убили, последний раз ее тело видели изуродованным практически до неузнаваемости, у нее были отрублены руки. Ее тело долгое время висело на одной из стен коридора, как напоминание и предупреждение.

Немцы прибегали к пыткам даже за пение в камерах. Так Тамару Русову избили за то, что та пела песни на русском языке.

Довольно таки часто к пыткам прибегали не только гестапо и военные. Пленных женщин пытали также и немецкие женщины. Есть сведенья, в которых говорится о Тане и Ольге Карпинскими, которых изуродовала до неузнаваемости некая фрау Босс.

Фашистские пытки были разнообразные, и каждая из них была бесчеловечней другой. Часто женщинам не давали спать несколькими сутками, даже неделей. Лишали их воды, женщины страдали от обезвоживания, а немцы заставляли их пить очень соленую воду.

Женщины очень часто были в подполье, а борьба против подобных действий сильно наказывалась со стороны фашистов. Подполье всегда пытались подавить как можно быстрее и ради этого прибегали к таким жестоким мерам. Также женщины работали в тылу у немцев, добывали различные сведенья.

В основном пытки проводили солдаты гестапо (полиция Третьего Рейха), а также солдаты СС (элитные бойцы, подчиняющиеся лично Адольфу Гитлеру). Кроме того к пытками прибегали так называемые«полицаи» – коллаборационисты, которые контролировали порядок в поселениях.

Женщины страдали больше чем мужчины, так как поддавались постоянным сексуальным домогательствам и многочисленным изнасилованиям. Нередко изнасилования были групповыми. После подобных издевательств девушек зачастую убивали, чтобы не оставлять следов. Кроме этого их травили газом, заставляли хоронить трупы.

Как вывод, можно сказать, что фашистские пытки касались не только военнопленных и мужчин в целом. Наиболее жестокими фашисты были именно к женщинам. Многие солдаты нацистской Германии часто насиловали женское население оккупированных территорий. Солдаты искали способа «развлечься». Кроме того никто не мог мешать нацистам делать это.

Задачей фашистских концлагерей было уничтожить личность. Тех, кому повезло меньше, уничтожали физически, кому «больше» – морально. Даже имя человека переставало здесь существовать. Вместо него был только идентификационный номер, которым называл себя в своих мыслях даже сам заключенный.

Прибытие

Имя было отнято, как и все то, что напоминало о прошлой жизни. В том числе одежда, которая была на них, когда их привезли сюда – в ад. Даже волосы, которые сбривали и у мужчин, и у женщин. Волосы последних шли на «пух» для подушек. Человеку оставался только он сам – голый, как в первый день творения. А спустя какое-то время и тело изменялось до неузнаваемости – худело, не оставалось даже небольшой подкожной прослойки, формирующей естественную плавность черт.
Но перед этим людей несколько дней везли в вагонах для скота. В них негде было даже сесть, не говоря уже о том, чтобы лечь. Их просили взять с собой все самое ценное – они думали, что их везут на Восток, в трудовые лагеря, где они будут спокойно жить и трудиться на благо Великой Германии.
Будущие узники Освенцима, Бухенвальда и других лагерей смерти попросту не знали, куда их везут и зачем. После прибытия у них отбиралось абсолютно все. Ценные вещи нацисты забирали себе, а «бесполезные», такие как молитвенники, семейные фотографии и проч., отправлялись на помойку. Затем новоприбывшие проходили отбор. Их выстраивали в колонну, которая должна была двигаться мимо эсэсовца. Тот мельком осматривал каждого и, ни говоря ни слова, показывал пальцем либо налево, либо направо. Старики, дети, калеки, беременные женщины – любой, кто выглядел болезненным и слабым, – отправлялись налево. Все остальные – направо.
«Первую фазу можно охарактеризовать как «шок прибытия», хотя, конечно, психологически шоковое воздействие концлагеря может предшествовать фактическому попаданию в него, – пишет в своей книге «Сказать жизни «Да!». Психолог в конц­лагере» бывший узник Освенцима, знаменитый австрийский психиатр, психолог и невролог Виктор Франкл. – Я спросил у заключенных, уже давно находившихся в лагере, куда мог подеваться мой коллега и друг П., с которым мы вместе приехали. – Его послали в другую сторону? – Да, – ответил я. – Тогда ты увидишь его там. – Где? Чья-то рука указала мне на высокую дымовую трубу в нескольких сотнях метров от нас. Из трубы вырывались острые языки пламени, освещавшие багровыми всполохами серое польское небо и превращавшиеся в клубы черного дыма. – Что там? – Там твой друг парит в небесах, – прозвучал суровый ответ».


Знаменитый австрийский психиатр, психолог и невролог Виктор Франкл
Новоприбывшие не знали, что те, кому указали следовать «налево», были обречены. Им приказывали раздеться и пройти в специальное помещение – якобы для того, чтобы принять душ. Никакого душа, конечно, там не было, хотя душевые отверстия для видимости вмонтированы были. Только через них шла не вода, а засыпаемые нацистами кристаллы циклона Б – смертельно ядовитого газа. Снаружи заводили несколько мотоциклов, чтобы заглушить крики умирающих, но сделать это не удавалось. Через какое-то время помещение открывали и осматривали трупы – все ли были мертвы. Известно, что поначалу эсэсовцы не знали точно смертельную дозу газа, поэтому засыпали кристаллы наугад. И некоторые выживали, испытывая страшные муки. Их добивали прикладами и ножами. Затем тела перетаскивали в другое помещение – крематорий. Через несколько часов от сотен мужчин, женщин и детей оставался лишь пепел. Практичные нацисты все пускали в дело. Этот пепел шел на удобрения, и среди цветов, краснощеких помидоров и пупырчатых огурцов то и дело находили непрогоревшие фрагменты человеческих костей и черепов. Часть пепла высыпали в реку Вислу.
Современные историки сходятся во мнении, что в Освенциме было уничтожено от 1,1 до 1,6 млн человек, большинство из которых были евреями. Эта оценка получена косвенным путем, для чего проводилось изучение списков на депортацию и подсчет данных о прибытии железнодорожных составов в Освенцим. Французский историк Жорж Веллер в 1983 году одним из первых использовал данные о депортации, на их основе оценив количество убитых в Освенциме в 1 613 000 человек, 1 440 000 из которых составляли евреи и 146 тыс. – поляки. В более поздней, считающейся наиболее авторитетной на сегодня работе польского историка Францишка Пипера приводится следующая оценка: 1,1 млн евреев, 140-150 тыс. поляков, 100 тыс. русских, 23 тыс. цыган.
Те, кто прошел процесс отбора, оказывались в помещении под названием «Сауна». В нем тоже были душевые, но уже настоящие. Здесь их мыли, брили и выжигали идентификационные номера на руках. Только здесь они узнавали, что их жены и дети, отцы и матери, братья и сестры, которых увели налево, были уже мертвы. Теперь им предстояла борьба за собственное выживание.


Печи крематория, где сжигали людей

Черный юмор

Прошедший через ужас немецкого концлагеря психолог Виктор Франкл (или номер 119104, которым он хотел подписать свою книгу) попытался провести анализ психологической трансформации, через которую прошли все узники лагерей смерти.
По словам Франкла, первое, что испытывает человек, попавший на фабрику смерти, это шок, который сменяется так называемым «бредом помилования». Человеком начинают овладевать мысли, что именно его и его близких должны отпустить или хотя бы оставить в живых. Ведь как так может быть, что его вдруг могут убить? Да и за что?..
Затем неожиданно наступает стадия черного юмора. «Мы ведь поняли, что нам уже нечего терять, кроме этого до смешного голого тела, – пишет Франкл. – Еще под душем мы стали обмениваться шутливыми (или претендующими на это) замечаниями, чтобы подбодрить друг друга и прежде всего себя. Кое-какое основание для этого было – ведь все-таки из кранов идет действительно вода!»


Обувь погибших узников концентрационного лагеря Освенцим
Кроме черного юмора появилось и что-то вроде любопытства. «Лично мне такая реакция на чрезвычайные обстоятельства была уже знакома совсем из другой области. В горах, при обвале, отчаянно цепляясь и карабкаясь, я в какие-то секунды, даже доли секунды испытывал что-то вроде отстраненного любопытства: останусь ли жив? Получу травму черепа? Перелом каких-то костей?» – продолжает автор. В Аушвице (Освенциме) у людей тоже на короткое время возникало состояние некоей отстраненности и почти холодного любопытства, когда душа словно отключалась и этим пыталась защититься от окружавшего человека ужаса.
На каждой койке, представлявшей собой широкие нары, спали от пяти до десяти заключенных. Они были покрыты собственными экскрементами, все вокруг кишело вшами и крысами.

Умирать не страшно, страшно – жить

Ежеминутная угроза гибели хотя бы ненадолго приводила почти каждого из узников к мысли о самоубийстве. «Но я, исходя из моих мировоззренческих позиций <...> в первый же вечер, прежде чем заснуть, дал себе слово «не бросаться на проволоку». Этим специфическим лагерным выражением обозначался здешний способ самоубийства – прикоснувшись к колючей проволоке, получить смертельный удар тока высокого напряжения», – продолжает Виктор Франкл.
Впрочем, самоубийство как таковое в принципе теряло смысл в условиях концентрационного лагеря. На какую продолжительность жизни могли рассчитывать его узники? Еще день? Месяц или два? До освобождения дошли единицы из тысяч. Поэтому, находясь еще в состоянии первичного шока, заключенные лагеря совсем не боятся смерти и рассматривают ту же газовую камеру как нечто, что способно избавить их от заботы о самоубийстве.
Франкл: «В аномальной ситуации именно аномальная реакция становится нормальной. И психиатры могли бы подтвердить: чем нормальнее человек, тем естественнее для него аномальная реакция, если он попадает в аномальную ситуацию, – к примеру, будучи помещен в психиатрическую лечебницу. Так и реакция заключенных в концлагере, взятая сама по себе, являет картину ненормального, неестественного душевного состояния, но рассмотренная в связи с ситуацией, она предстает как нормальная, естественная и типичная».
Всех больных отправляли в лагерный госпиталь. Пациентов, которым не удавалось быстро встать на ноги, убивал врач-эсэсовец инъекцией карболовой кислоты в сердце. Нацисты не собирались кормить тех, кто не мог работать.

Апатия

После так называемых первых реакций – черного юмора, любопытства и мыслей о самоубийстве – через несколько дней наступает вторая фаза – период относительной апатии, когда в душе узника что-то отмирает. Апатия – главный признак этой второй фазы. Реальность сужается, все чувства и действия заключенного начинают концентрироваться вокруг одной-единственной задачи: выжить. Вместе с тем, правда, появляется и всеохватывающая, безграничная тоска по родным и близким, которую он отчаянно пытается заглушить.
Угасают нормальные чувства. Так, поначалу узник не может выносить картины садистских экзекуций, которые постоянно совершаются над его друзьями и товарищами по несчастью. Но через какое-то время он начинает привыкать к ним, никакие страшные картины его уже не трогают, он взирает на них совершенно безучастно. Апатия и внутреннее безразличие, как пишет Франкл, – это проявление второй фазы психологических реакций, которые делают человека менее чувствительным к ежедневным и ежечасным побоям и убийствам товарищей. Это защитная реакция, броня, с помощью которой психика пытается оградить себя от тяжелого урона. Нечто подобное, пожалуй, можно наблюдать у врачей скорой медицинской помощи или хирургов-травматологов: тот же черный юмор, те же безучастность и равнодушие.

Протест

Несмотря на каждодневные унижения, издевательства, голод и холод, заключенным не чужд бунтарский дух. По словам Виктора Франкла, самое большое страдание узникам приносила боль не физическая, а душевная, возмущение против несправедливости. Даже при осознании того, что за неповиновение и попытку протеста, какого-то ответа мучителям заключенных ждала неминуемая расправа и даже смерть, то и дело все равно возникали маленькие бунты. Беззащитные, измученные люди могли позволить себе ответить эсэсовцам если не кулаком, так хотя бы словом. Если это не убивало, то приносило временное облегчение.

Регресс, фантазии и навязчивые мысли

Вся душевная жизнь сужается до довольно примитивного уровня. «Психоаналитически ориентированные коллеги из числа товарищей по несчастью часто говорили о «регрессии» человека в лагере, о его возвращении к более примитивным формам душевной жизни, – продолжает автор. – Эта примитивность желаний и стремлений ясно отражалась в типичных мечтах заключенных. О чем чаще всего мечтают заключенные в лагере? О хлебе, о торте, о сигаретах, о хорошей горячей ванне. Невозможность удовлетворения самых примитивных потребностей приводит к иллюзорному переживанию их удовлетворения в бесхитростных грезах. Когда же мечтатель вновь пробуждается к реальности лагерной жизни и ощущает кошмарный контраст между грезами и действительностью, он испытывает что-то невообразимое». Появляются навязчивые мысли о еде и не менее навязчивые разговоры о ней, которые очень сложно остановить. Каждую свободную минуту узники стараются общаться на тему еды, о том, какие любимые блюда были у них в былые времена, о сочных тортах и ароматной колбасе.
Франкл: «Кто не голодал сам, тот не сможет представить себе, какие внутренние конфликты, какое напряжение воли испытывает человек в этом состоянии. Он не поймет, не ощутит, каково это – стоя в котловане, долбить киркой неподатливую землю, все время прислушиваясь, не загудит ли сирена, возвещающая половину десятого, а затем десять; ждать этого получасового обеденного перерыва; неотступно думать, выдадут ли хлеб; без конца спрашивать у бригадира, если он не злой, и у проходящих мимо гражданских – который час? И распухшими, негнущимися от холода пальцами то и дело ощупывать в кармане кусочек хлеба, отламывать крошку, подносить ее ко рту и судорожно класть обратно – ведь утром я дал себе клятвенное обещание дотерпеть до обеда!»
Мысли о еде становятся главными мыслями всего дня. На этом фоне исчезает потребность в сексуальном удовлетворении. В противоположность другим закрытым мужским заведениям в концлагерях не было тяги к похабничанью (не считая начальной стадии шока). Сексуальные мотивы не появляются даже в снах. А вот любовная тоска (не связанная с телесностью и страстью) по какому-либо человеку (например, по жене, любимой девушке) проявляется очень часто – и в сновидениях, и в реальной жизни.

Безбудущность

Тем не менее лагерная действительность влияла на изменения характера лишь у тех узников, кто опускался как в духовном, так и в чисто человеческом плане. Это случалось с теми, кто больше не чувствовал вообще никакой опоры и никакого смысла в дальнейшей жизни.
«По единодушному мнению психологов и самих заключенных, человека в концлагере наиболее угнетало то, что он вообще не знал, до каких пор он будет вынужден там оставаться, – пишет Франкл. – Не существовало никакого срока! Даже если этот срок еще мог обсуждаться <...> он был неопределенным настолько, что практически становился не просто неограниченным, а вообще безграничным. «Безбудущность» настолько глубоко вошла в его сознание, что он воспринимал всю свою жизнь только под углом зрения прошлого, как уже прошедшее, как жизнь уже умершего».
Нормальный мир, люди, находящиеся по ту сторону колючей проволоки, воспринимались узниками как нечто бесконечно далекое и призрачное. Они смотрели на этот мир, словно мертвые, которые смотрят «оттуда» на Землю, понимая, что все, что они видят, утрачено для них навсегда.
Отбор узников не всегда происходил по принципу «налево» и «направо». В некоторых лагерях их делили на четыре группы. Первая, которая составляла три четверти всех новоприбывших, отправлялась в газовые камеры. Вторую направляли на рабские работы, в ходе которых подавляющее большинство тоже погибало – от голода, холода, побоев и болезней. Третья группа, в основном близнецы и карлики, отправлялась на различные медицинские эксперименты - в частности, к знаменитому доктору Йозефу Менгеле, известному под прозвищем «Ангел смерти». Опыты Менгеле над заключенными включали анатомирование живых младенцев; впрыскивание химических веществ в глаза детям с целью изменения цвета глаз; кастрацию мальчиков и мужчин без использования анестетиков; стерилизацию женщин и т. д. Представители четвертой группы, преимущественно женщины, отбирались в группу «Канада» для использования немцами в качестве прислуги и личных рабов, а также для сортировки личного имущества заключенных, прибывающих в лагерь. Название «Канада» было выбрано как издевка над польскими заключенными: в Польше слово «Канада» часто использовалось как восклицание при виде ценного подарка.

Отсутствие смысла

Всем врачам и психиатрам давно известно о самой тесной связи между иммунитетом организма и волей к жизни, надеждой и смыслом, которыми человек живет. Можно даже сказать, что тех, кто утрачивает этот смысл и надежду на будущее, смерть поджидает на каждом шагу. Это можно наблюдать на примере вполне еще крепких стариков, которые «не хотят» больше жить – и довольно скоро действительно умирают. Людей, готовых к смерти, последняя обязательно найдет. Поэтому в лагерях часто умирали от безысходности. Те, кто долгое время чудесным образом противостоял болезням и опасностям, наконец, утрачивали веру в жизнь, их организм «послушно» сдавался инфекциям, и они уходили в мир иной.
Виктор Франкл: «Девизом всех психотерапевтических и психогигиенических усилий может стать мысль, ярче всего выраженная, пожалуй, в словах Ницше: «У кого есть «Зачем», тот выдержит почти любое «Как». Надо было в той мере, в какой позволяли обстоятельства, помочь заключенному осознать свое «Зачем», свою жизненную цель, а это дало бы ему силы перенести наше кошмарное «Как», все ужасы лагерной жизни, укрепиться внутренне, противостоять лагерной действительности. И наоборот: горе тому, кто больше не видит жизненной цели, чья душа опустошена, кто утратил смысл жизни, а вместе с ним – смысл сопротивляться».

Свобода!

Когда над концлагерями начали один за другим водружаться белые флаги, психологическое напряжение узников сменилось расслабленностью. Но и только. Как ни странно, никакой радости заключенные не испытывали. Лагерники так часто думали о воле, об обманчивой свободе, что она утратила для них реальные очертания, поблекла. После долгих лет каторжного заточения человек не способен быстро адаптироваться к новым условиям, пусть даже самым благоприятным. Поведение тех, например, кто побывал на войне, даже показывает, что, как правило, человек не может привыкнуть к изменившимся условиям никогда. В своей душе такие люди продолжают «воевать».
Вот как описывает свое освобождение Виктор Франкл: «Вялыми, медленными шагами плетемся мы к лагерным воротам; нас буквально ноги не держат. Пугливо оглядываемся, вопросительно смотрим друг на друга. Делаем первые робкие шаги за ворота… Странно, что не слышно окриков, что нам не грозит удар кулака или пинок сапогом. <…> Добираемся до луга. Видим цветы. Все это как бы принимается к сведению – но все еще не вызывает чувств. Вечером все снова в своей землянке. Люди подходят друг к другу и потихоньку спрашивают: «Ну скажи – ты сегодня радовался?» И тот, к кому обращались, отвечал: «Откровенно говоря – нет». Отвечал смущенно, думая, что он один такой. Но такими были все. Люди разучились радоваться. Оказывается, этому еще предстояло учиться».
То, что испытали освобожденные узники, в психологическом смысле можно определить как выраженную деперсонализацию – состояние отстраненности, когда все вокруг воспринимается как иллюзорное, ненастоящее, кажется сном, в который еще невозможно поверить.