Немецкий романтизм не знает имени более яркого и, по сути, для многих читателей во всем мире олицетворяющего собой это литературное направление, чем Эрнст Теодор Амадей Гофман (1776-1822). Гофман родился в Кёнигсберге. Там он получил юридическое образование и сделал первые шаги на государственной службе. Гофман очень рано обнаружил в себе страсть к музыке, литературе и живописи, однако обстоятельства сложились так, что полностью посвятить себя творчеству он не смог и до конца жизни добросовестно и усердно служил юридическим чиновником в прусской администрации.
Первый прорыв к творческим занятиям Гофман совершил, живя в 1804-1806 гг. в Варшаве, входившей в то время в состав Пруссии. Он играл активную роль в варшавском «Музыкальном обществе», дирижировал, сочинял музыку на известные литературные сюжеты, увлеченно рисовал. После вступления в Варшаву в 1806 г. войск Наполеона Гофман потерял место чиновника и до осени 1814 г. вынужден был переезжать из одного города в другой, пытаясь обрести надежный заработок и свое место в жизни. С конца 1808 по начало 1813 г. Гофман жил в Бамберге. Именно в эти годы активного погружения в театрально-музыкальную и живописную деятельность (он служил капельмейстером, а затем декоратором в местном театре, давал уроки музыки, расписывал фрески готической башни) складываются его взгляды па искусство, реализуются первые литературные планы. С 1809 г. Гофман как автор рецензий и новелл на музыкальные темы печатался в лейпцигской «Всеобщей музыкальной газете». В цикле, посвященном «Музыкальным страданиям капельмейстера Иоганнеса Крейслера» (так называется первый очерк), Гофман изложил важные пункты своей художественно-эстетической программы.
Гофман как художник и теоретик теснейшим образом связан с традициями раннего романтизма. Он усвоил многие идеи и художественные открытия Вакенродера, Ф. Шлегеля, Новалиса и Тика. Существенное влияние на систему его мировосприятия оказала романтическая натурфилософия, в частности ряд суждений Шеллинга о музыке.
Музыку Гофман рассматривает как основу творческого бытия. В ней воплощен дух природы. Из духа музыки для истинного художника рождается счастливая возможность причаститься бесконечности. Именно искусство «позволяет человеку почувствовать свое высокое назначение и из пошлой суеты повседневной жизни ведет его в храм Изиды, где природа говорит с ним священными, никогда не слыханными, но тем не менее понятными звуками». Гофман оценивает музыку как «самое романтическое из всех искусств», способное объединить в себе все другие виды искусства. В музыке он видит «выраженный в звуках праязык природы», находя под ее воздействием «соответствие между цветами, звуками и запахами».
В центр мироздания помещен художник, энтузиаст, одновременно и отражающий «царство духов», и вмещающий его в собственной душе. Ему открыт доступ к подлинному искусству, в царство сказочной фантазии. Интерес к сказке, к волшебному «Джиннистану» Гофман также унаследовал от ранних романтиков, равно как и многоцветный, метафорически насыщенный поэтический язык, приобретший к тому времени (не без участия Гофмана) определенную формульность, даже клишированность.
При всех многочисленных связях Гофмана с раниеромантическим искусством его творческая фантазия основывалась на «чувстве жизни», которое включило в себя и развило до крайней степени ощущения, лишь намеченные в отдельных произведениях Вакенродера и Тика. Известную роль в развитии специфически гофмановского взгляда на мир и искусство сыграли труды немецкого философа Готтхильфа Генриха Шуберта «Рассуждения о ночной стороне науки о природе» (1808) и «Символика сна» (1814), а также увлечение английским готическим романом и идеями Франца Антона Месмера о «животном магнетизме». Гофман обнаруживает и в природе, и в небесном мире наличие двух противоборствующих начал. Эта расщепленность универсума отчетливо отделяет его представления от раннеромантической картины мира, в которой хаос являлся как возможность и условие гармонии. Двоемирие у Гофмана предстает центральной идеей его теоретических и художественных поисков.
Мир земной поделен у писателя на мир энтузиастов и мир филистеров. Творческий человек («хороший музыкант») обречен в этой реальности на постоянные страдания и непонимание со стороны окружающих, он «безумец» и «фантазер», служащий лишь «царству грез» и не способный «вернуться к настоящей цели своего существования - стать хорошим зубчатым колесом в государственной мельнице». Противостоящий художнику мир «добрых людей, но плохих музыкантов» приобретает у Гофмана отчетливые и осязаемые очертания, свою плоть и плотность. Этот мир способен весомо противостоять любой попытке его «магического» преодоления и снятия, он был, есть и пребудет всегда, он - тот камень на дороге странствий, о который разбивается не один гофмановский энтузиаст.
Но и мир невидимый, доступный лишь «музыканту», не представляет собой некоего высшего единства и цельности. Он разделен на «царство грез» и «царство ночи», в нем есть и волшебство гармонии, и злобное, негативное начало, проявляющее себя в первую очередь в тяжких приступах безумия героев-энтузиастов, в их столкновении с собственными «двойниками», наделенными преступной и разрушительной активностью.
Одним из важнейших компонентов художественной системы Гофмана является ирония. Вместе с тем «божественная ирония», отождествляемая Гофманом с творческой фантазией вообще, становится иронией «душераздирающей», следуя здесь скорее не новалисовской, а вакенродеровской линии: ирония смешана с чувством трагического жизнеощущения, вбирая в себя элементы сатиры и приобретая отчетливо выраженное гротескное начало.
Ирреальный план у Гофмана утрачивает свое самодовлеющее значение, рушится иллюзия, что можно подменить действительность сказочным миром. Гофмановский герой понимает, что не может укрыться от тягостной повседневности в выдуманном царстве мечты. Он иронически воспринимает окружающий мир и пытается вырваться из его оков, но писатель тут же иронизирует и над самим героем, понимая бессилие романтического «Я» перед сложными противоречиями жизни.
В 1814 г. Гофман после нескольких месяцев, проведенных в Дрездене и Лейпциге, переехал в Берлин, вновь поступив на юридическую службу. Берлинский период его жизни и творчества открывается публикацией книги «Фантазии в манере Калло. Листки из дневника странствующего энтузиаста» (1814/15). Гофман объединяет иод одной обложкой и под общим названием фантастические и сказочные новеллы с нриписываемой им некоему гениальному композитору Иоганнесу Крейслеру книгой музыкально-литературных критических эссе. Объединяет эти «фантазии» стремление автора представить «явления обыденной жизни в атмосфере романтического призрачного царства его души».
Новелла «Кавалер Глюк» сразу помещает читателя в атмосферу «гоф- маниады», мира особого, насыщенного таинственными образами и гротескными ситуациями. Подзаголовок «Воспоминание 1809 года» служит приведению читателя в замешательство, приданию событиям новеллы загадочно-многозначного смысла (известно, что знаменитый композитор Кристоф Виллибальд Глюк умер в 1787 г.). Странный старик, с которым знакомится рассказчик в одном из кафе, помещен в нагруженную достоверными историческими и бытовыми реалиями обстановку прусской столицы. Этой обыденной реальности, где даже музыка обретает приземленный характер, противостоит то ли сам гениальный музыкант, то ли его сумасшедший двойник, которого болезнь духа подняла на высшую ступень творческого развития. Гротескная ситуация, завершающая новеллу, являет собой кульминацию грез рассказчика, вырванного из одного сна и помещенного в другое, еще более фантастическое видение: старик виртуозно исполняет увертюру из «Армиды» Глюка, однако потный фолиант, который стоит перед ним на пюпитре, не содержит ни одной ноты. Таинственный музыкант предстает не только как волшебное или сновидческое воплощение знаменитого композитора. Он одновременно воплощает собой дух музыки, «дух, отторгнутый от тела», «обреченный скитаться среди непосвященных».
Во второй части «Фантазий» центральное место занимает новелла «Золотой горшок. Сказка из новых времен». Действующие лица сказки - современники Гофмана, наделенные приметами своего времени и поселенные автором в Дрездене, городе, в котором писатель провел несколько месяцев во время своих скитаний. Студент Ансельм, наивный и восторженный юноша, в обыденном мире неловкий и неудачливый, входит на рыночную площадь Дрездена через Черные ворота, входит стремительно и неловко и попадает ногой прямо в корзину с яблоками и пирожками. Ансельм при этом не менее стремительно входит в сюжет новеллы, в волшебные приключения, о которых пророчит ему безобразная старуха, хозяйка корзины. «Попадешь под стекло!» - кричит она ему вслед, свидетельствуя о первом столкновении Ансельма со сказочным миром.
Приключения Ансельма разворачиваются во внешне узнаваемом, точно очерченном мире и одновременно в пространстве фантазии, сказочного сновидения. Героя окружают конкретные предметы и явления внешнего мира (корзина с яблоками, дверная ручка, старый кофейник со сломанной крышкой, шлафрок архивариуса, желудочный ликер, пуншевая миска и стаканы), которые наделены и волшебной функцией, способны повернуться таинственной своей стороной.
Гофман использует принцип двуплановости на всех уровнях повествования. Уже подразделение новеллы на 12 вигилий (ночных «дозоров») указывает на сновидческую окрашенность происходящего, на гротескнофантастическое начало «Золотого горшка».
Ансельм, проникающий за пределы видимой реальности, напуганный и одновременно очарованный открывшимся ему пространством сказочного мира, борьбой добрых и злых волшебных сил, вынужден решать для себя сложную дилемму. В мире привычном, земном Ансельм, кандидат богословия, влюблен в юную Веронику, а она, в свою очередь, видит в нем будущего надворного советника и мужа, с которым мечтает осуществить свой идеал земного счастья и благополучия. В мире сказочном Ансельм полюбил чудесную золотисто-зеленую змейку, прекрасную голубоглазую Серпентину. В борьбу против этой любви и за нее включаются злые и добрые волшебники, также ведущие двойственное существование. Архивариус Линдхорст, старый чудак, который со своими тремя дочерьми уединенно живет в отдаленном старом доме, одновременно является Саламандром, могущественным волшебником из Атлантиды, сказочной страны, которой управляет князь духов Фосфор. Старуха-торговка у Черных ворот, когда-то нянчившая Веронику, предстает колдуньей, способной перевоплотиться в разнообразных злых духов, ведущих борьбу за Ансельма против покровительствующего ему Линдхорста. Даже персонажи вполне филистерские, приземленные (конректор Паульман, регистратор Геербранд) вдруг открывают в себе иное, не от мира сего, начало, правда, происходит это под влиянием «волшебного напитка» - выпитого ими пунша.
История Ансельма имеет счастливое завершение: герой женится на Серпентине, превратившись из кандидата богословия в поэта и поселившись в сказочной Атлантиде. Удачно завершается и история Вероники. Она отрекается от «сатанинских чар», выходит замуж за Геербранда, получившего титул надворного советника, и живет с ним «в прекрасном доме на Новом рынке», поклявшись «любить и уважать» его «как хорошая жена».
Двенадцатая вигилия, завершающая новеллу, написана Гофманом от лица рассказчика. Автор обнажает прием, поясняя читателю, что каждая из предыдущих главок - это фантазия творческого сознания, результат его ночных бдений, которым в немалой степени способствовал и «волшебный напиток». Рассказчик воспринимает свое «Я» как разорванное надвое, он видит себя и бледным, утомленным, грустным, «как регистратор Геербранд после попойки», и озаренным «пламенными лучами лилии», как Ансельм, обретший вечность в вере и любви.
В концовке новеллы Гофман осуществляет ироническую трансформацию широко известного романтического символа - «голубого цветка» Новалиса. Из храма, который возвышается среди волшебного сада в Атлантиде, навстречу Ансельму выходит его Серпентина, держа в руках золотой ночной горшок с выросшей из него великолепной лилией. Завершение сюжетной линии «Серпентина - Ансельм» составляет определенную параллель филистерскому, внешнему счастью, которое обретает пара «Вероника - Геербранд». Одновременно Гофман сложным образом выявляет двойственность творческой личности, обреченной на блуждание между двумя мирами - миром поэзии и унылым миром мансарды, в которой обитает поэт, пребывая «во власти жалкого убожества скудной жизни».
Философская идея и тонкое изящество всей художественной ткани новеллы постигаются полностью лишь в ее иронической интонации, приобретающей то грустный, то насмешливый, то гротескный оттенок. Двойственная природа творческой фантазии, наличие в ней и ясного, озаряющего мир пламени, и дьявольского огня, высвечивающего темнозагадочные, угрюмо-тоскливые стороны человеческой души, подчеркнуты в новелле иронически оформленным лейтмотивом «волшебного напитка» фантазии - ведь именно этот напиток (ликер, пунш, арак) воспламеняет и скучно-правильного конректора Паульмана, и студента Ансельма, и энтузиастического автора. Отведав из золотого бокала, рассказчик из бледной действительности в мгновение переносится в божественный мир Атлан- диды, в страну Фантазии.
Выход в свет «Фантазий в манере Калло», а вскоре - романа «Эликсиры сатаны» (1815/16) утвердил славу и литературное имя Гофмана. Гофман погрузился в литературно-музыкальную жизнь Берлина, вокруг него собрался кружок друзей и единомышленников, энтузиастов искусства, получивший название «Серапионово братство». Однако осуществить свою давнюю мечту и полностью посвятить себя творчеству писателю не удалось. Свои обязанности юридического чиновника он исполнял аккуратно и умело, успешно продвигался по службе, отдавая при этом все свободное время художественному творчеству. Жизнь его приобрела как бы два измерения. Гофман словно бы подпал под проклятье двойничества, на которое были обречены его литературные персонажи.
В новеллистическом цикле «Ночные этюды» (1817) Гофман будто бы переходит от «музыки» к «живописи». Термин «ночной этюд» в культурном восприятии той эпохи был связан с полотнами художников, изображавших ночные пейзажи с эффектными переходами от света к тени (Питер Брейгель-младший, Сальватор Роза). Вместе с тем название сборника связано с философскими трудами Шуберта, посвященными «ночной стороне» явлений природы и человеческого духа. Безумие Шуберт рассматривает не как разрушительное начало, а как прорыв к более высокому состоянию сознания, к творческой стадии существования.
И Гофман считает, что именно в аномальных состояниях души отчетливее всего обнаруживаются ее тайны, ее «двойничество». Вместе с тем непознанные явления психической жизни свидетельствуют о былых глубинных связях между человеком и природой, о прежнем, ныне разрушенном и недостижимом более гармоническом единстве духовного и материального, истины и красоты, благочестия и страсти.
Новеллы этого сборника объединены сквозной темой ночи. В буквальном смысле «ночным этюдом» является новелла «Песочный человек», рукопись которой содержит пометку автора: «16 ноября 1815 года, час ночи». Фабульную основу «Песочного человека» составляет мотив «страшной сказки», шока, пережитого в детстве Натанаэлем, ее главным героем. Ужасный Песочник из детской сказки, грозящий отнять у ребенка глаза, принимает облик адвоката Коппелиуса и преследует Натанаэля в его взрослой жизни, приводя душу молодого человека в помраченное состояние и в конце концов подтолкнув его к самоубийству.
На сюжетно-композиционном уровне новеллы ведущую роль играет мотив «глаза» (взгляда, «волшебных стекол», усиливающих, изменяющих зрение). Глаз выступает как метафора противоречивой многозначности жизни. «Волшебные стекла» имеют в повествовании особую функцию. Они изменяют мир, открывают в нем невидимое невооруженным глазом или, наоборот, привносят в него то, чего в нем нормальное человеческое зрение узреть в принципе не может. Подобную роль играют не только очки, лорнеты и подзорные трубки продавца барометров Копполы, резко меняющие видение Натанаэля и толкающие его к безумию и гибели, но и «негладко отполированное зеркало» искусства, художественного воображения.
Мир в новелле предстает увиденным с самых различных сторон, и ни одна из точек зрения не является преобладающей, не несет в себе «последней истины». Экспозицию составляют письма Натанаэля и Клары, его возлюбленной. Появление страшного Коппелиуса герои истолковывают по-разному. Натанаэль видит в Коппелиусе воплощение «темного предопределения», таинственной и инфернальной силы. Клара принимает загадочных двойников за плод расстроенного воображения любимого ею молодого человека. Лотар, брат Клары и друг Натанаэля, видит в случившемся враждебное проникновение мира в жизнь души. Автор-повествователь, появляющийся во второй части новеллы, уклоняется от «окончательных» суждений, придавая повествованию еще большую загадочность и неопределенность.
Центральной проблемой «Песочного человека» предстает соотношение живого и мертвого, духовного и материального начал в человеческой душе, связываемое с мотивом автомата, механического подобия личности. Натанаэль без памяти влюбляется в куклу-автомат Олимпию, предстающую в его искаженном видении образцом красоты и изящества. Ее совершенная красота и пугает героя своим могильным холодом, и наполняет безумным восторгом, ведь в стеклянных глазах Олимпии отражаются любовь и желание самого юноши. Гофман затрагивает в этой ситуации проблему бездуховного мира, порождаемого упорядоченным социумом. Автор касается и темы, которая чрезвычайно важна для творческой эволюции самого писателя. Речь идет о точке зрения на мир, о создании созерцающим реальность субъектом той действительности, которая вовсе таковой не является, а представляет собой лишь фантом его сознания.
Четырехтомный сборник рассказов «Серапионовы братья» (1819-1821) композиционно связан воедино «декамероновской» ситуацией: небольшой кружок собеседников, нарекающий себя именем пустынника Серапиона, католического святого, периодически устраивает литературные вечера, где присутствующие читают друг другу свои рассказы.
Автор-рассказчик повествует о некоем родовитом аристократе, вообразившем себя отшельником Серапионом и ведущем уединенную жизнь в лесу. Безумец наделен могучей силой воображения и считает, что живет в ином историческом времени и пространстве, в древней Александрии. Гофман во многом разделял романтическое убеждение в праве художника на субъективизм по отношению к действительности, однако он все же далеко не полностью соглашался с абсолютным отрицанием реальности со стороны Серапиона и утверждал, что земное бытие определяется как внутренним, так и внешним миром. Не отвергая необходимости обращения художника к внешнему опыту, автор настаивает лишь на том, чтобы мир вымышленный изображался настолько четко и ясно, как если бы он предстал перед взором художника в качестве мира реального.
В 1819 г. Гофман выпустил отдельным изданием сказочную повесть «Крошка Цахес по прозванию Циннобер», одно из самых известных своих произведений, которое сам автор называл «детищем весьма необузданной и саркастической фантазии». Маленький уродец Цахес наделен феей чудесным даром: ему приписывается все мудрое и прекрасное, что совершается вокруг него. Это свойство деформирует мир, изменяет его нормы. Цахес, ничтожное существо, становится сильной личностью, первым министром. Он одновременно смешон и страшен. Смешон, когда стремится прослыть ловким наездником, чувствительным поэтом или скрипачом-виртуо- зом. Страшен, когда обнаруживается, что все окружающие подобострастно восторгаются его несуществующими талантами. Сдвинутый мир начинается с массового психоза, с помутнения общественного сознания. Сказка отрицает такую реальность, где почести и блага не воздаются труду, уму и заслугам, где возвышается над другими интеллектуальное и нравственное ничтожество.
Дальнейшему ироническому снижению подвергается и романтический идеал «жизни в мечте», который венчал историю Ансельма из «Золотого горшка». Бальтазар не погружается всецело в мир поэзии. Одержав победу над Цахесом, он получает в жены Кандиду, богатое приданое и вообще все мыслимые жизненные блага и удобства. Ирония сказки распространяется на мечтательного романтического поэта, подвергает сомнению содержание его устремлений и поражает саму сказочную фантастику.
Последние три года жизни Гофмана были омрачены его участием в комиссии по расследованию политических преступлений. Не имея возможности уклониться от этой деятельности, Гофман довольно скоро оказался в конфликтной ситуации: он протестовал против произвола и грубости своих коллег в апелляциях министру юстиции. Директор департамента полиции фон Кампц, которого писатель жестоко высмеял в своей сказочной повести «Повелитель блох» (1822), под предлогом разглашения его подчиненным служебной тайны учинил дисциплинарное расследование, грозившее окончиться для Гофмана самым печальным образом. 22 февраля 1822 г. Гофман, к тому времени тяжелобольной, подвергся допросу. Последние месяцы жизни (Гофман умер 25 июня 1822 г.) писатель, несмотря на тяжелейший недуг - прогрессирующий паралич, - продолжал работать над своими произведениями.
К наиболее серьезным творческим достижениям позднего Гофмана относится его роман «Житейские воззрения кота Мурра вкупе с фрагментами биографии капельмейстера Иоганнеса Крейслера, случайно уцелевшими в макулатурных листах» (1819-1821). Фантом раздвоения, всю жизнь преследовавший его душу и занимавший ум, Гофман воплотил на этот раз в неслыханно дерзкую художественную форму. Он не просто поместил два жизнеописания под одной обложкой, но еще и перемешал их. При этом оба жизнеописания отражают одну и ту же эпохальную проблематику, один предмет подается в двух разных освещениях.
Ироничный издатель подчеркивает: Крейслер - не главный герой книги. Предлагаемая книга - исповедь ученого кота Мурра. Он и автор, и герой. При подготовке к печати якобы произошел конфуз: когда издатель получил корректурные листы, он обнаружил, что записки кота постоянно перебиваются обрывками другого текста. Как выяснилось, кот, записывая свои воззрения, рвал на части какую-то книгу из библиотеки хозяина, используя листы «частью для прокладки, частью для просушки». Книга эта была жизнеописанием Крейслера. В набор все в таком виде и пошло.
Жизнеописание гениального композитора предстает в виде макулатурных листов в биографии кота. В этом художественном приеме, имеющем свои истоки, в частности, в повествовательной манере Лоренса Стерна (роман «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена», 1759-1767), создается широкий простор для иронии и самоиронии Гофмана.
Иоганнес Крейслер - одна из самых замечательных фигур, созданных Гофманом. Он предан музыке, он несет ее людям. В нем соединяются многие начала, порой трудно соединимые. Он - энтузиаст, создатель чудеснейшей музыки, и в то же время - колкий сатирический человек. Художник у Гофмана в романе - не та абстракция, каковой представали художники у Вакенродера, Тика и Новалиса. Крейслер - персонаж с собственным лицом, с собственной психологией, со своими характерными жестами и поведением.
Место действия «крейслерианы» - кукольное княжество Зигхартсвай- лер, некая воображаемая страна, карликовое государство. В этой стране уничтожена сущность государства, осталась полностью сохранена его внешность, оболочка (балы, приемы, интриги и пр.). В «крейслериане» обозначаются два нравственных и творческих полюса: с одной стороны, князь Ириной и его окружение, с другой - Крейслер и мастер Абрагам. Срединную позицию занимает советница Бенцон. Она истинная правительница в княжестве, от нее все здесь зависит. Когда-то ее сильно задела несправедливость, она смирилась с уничтожением в себе истинного человеческого чувства и стремится пригасить живое, истинное и у других. Оппонентом Бенцон в романе предстает мастер Абрагам (Гофман и ранее использовал такую расстановку влиятельных персонажей, например Проспер Альпанус и фея Розабельверде в «Крошке Цахесе»).
Высший мир, мир страданий и поисков гениального композитора гротескно отражается в «мурриане». Для раннего романтизма гений - нечто самодовлеющее, не требующее обоснований и оправданий. Гофман же не столько противопоставляет творческую жизнь жизни прозаической, сколько сопоставляет их, анализирует художественное сознание в непременной соотнесенности с жизнью.
При этом двоемирие представлено в романе не по простой схеме: «энтузиаст-музыкант» и «филистер-кот». В каждом из образов наблюдается отчетливое усложнение, удвоение: и кот Мурр предстает энтузиастом в неменьшей степени, чем музыкант Крейслер. Две линии в романе исполняют функцию параллельных зеркал. Роман о Мурре и Крейслере для Гофмана - памятник пристрастного расчета с романтизмом и его верой во всесилие поэтического гения. Сконструированный искусством мир - не выход для души, страдающей от неустроенности земного бытия.
Одной из художественных особенностей гофмановского романа является его цитатность. Гофман обнажает прием цитирования, он прибегает к цитатам из общедоступных и популярных - на слуху и на виду - вещей. Среди цитируемых источников - драма, песня, оперетта, лирика. Среди цитируемых авторов - Овидий, Вергилий, Сервантес, Руссо, Торквато Тассо, Шекспир. Философские тексты цитируются в пародийно-сниженном варианте, на уровне расхожих фраз, имеющих формульный, поверхностный характер. Культура, философия, поэзия - эти высокие регионы, в которых ранее находил прибежище дух гения, утрачивают свое сакральное назначение, становятся достоянием образованного филистера, размениваются на цитаты к случаю. И все же романтическая формула бытия не подвергается у Гофмана окончательному снятию. Музыкант сохраняет верность духу, идеалу. При этом он обречен на бесконечное скитание. Жизненное странствие Крейслера - это странствие по кругам, каждый из которых начинается надеждой, а завершается катастрофой.
В своей новеллистике 1820-1822 гг. («Мастер-блоха», «Datura fastuosa», «Угловое окно» и др.) Гофман пытается отыскать для своих героев сферу бытия, позволяющую им уцелеть в столкновении с внешним миром, все более застывающим в своей конкретности, узкой однозначности и жесткой определенности. Однако новая духовная ситуация все настойчивее требовала иных этических установок и эстетических средств ее освоения. Романтическая эпоха пришла к своему концу, превратилась из живого, развивающегося, творчески активного настоящего в завершенное прошлое, сделалась объектом острой критики со стороны послеромантического поколения и одновременно приобрела статус культурной традиции, к которой на протяжении всего XIX столетия не раз обращались многие выдающиеся европейские писатели.
ГОФМАН, ЭРНСТ ТЕОДОР АМАДЕЙ (Hoffman, Ernst Theodor Amadeus) (1776–1822), немецкий писатель, композитор и художник, в чьих фантастических рассказах и романах воплотился дух немецкого романтизма . Эрнст Теодор Вильгельм Гофман родился 24 января 1776 в Кёнигсберге (Восточная Пруссия). Уже в раннем возрасте обнаружил таланты музыканта и рисовальщика. Изучал право в Кёнигсбергском университете, затем двенадцать лет служил судейским чиновником в Германии и Польше . В 1808 любовь к музыке подвигла Гофмана занять пост театрального капельмейстера в Бамберге, шесть лет спустя он дирижировал оркестром в Дрездене и Лейпциге. В 1816 вернулся на государственную службу советником Берлинского апелляционного суда, где и прослужил вплоть до смерти, последовавшей 24 июля 1822.
Литературой Гофман занялся поздно. Наиболее значительны сборники рассказов Фантазии в манере Калло (Fantasiestücke in Callots Manier , 1814–1815), Ночные рассказы в манере Калло (Nachtstücke in Callots Manier , 2 vol., 1816–1817) и Серапионовы братья (Die Serapionsbrüder , 4 vol., 1819–1821); диалог о проблемах театрального дела Необыкновенные страдания одного директора театров (Seltsame Leiden eines Theaterdirektors , 1818); рассказ в духе волшебной сказки Крошка Цахес по прозванию Циннобер (Klein Zaches, genannt Zinnober , 1819); и два романа – Эликсир дьявола (Die Elexiere des Teufels , 1816), блистательное исследование проблемы двойничества, и Житейские воззрения кота Мурра (Lebensansichten des Kater Murr , 1819–1821), отчасти автобиографическое произведение, исполненное остроумия и мудрости. К числу наиболее известных рассказов Гофмана, входивших в упомянутые сборники, принадлежат волшебная сказка Золотой горшок (Die Goldene Topf ), готическая повесть Майорат (Das Mayorat ), реалистически достоверный психологический рассказ о ювелире, который не в силах расстаться со своими творениями, Мадемуазель де Скюдери (Das Fräulein von Scudéry ) и цикл музыкальных новелл, в которых на редкость удачно воссозданы дух некоторых музыкальных сочинений и образы композиторов.
Блистательная фантазия в сочетании со строгим и прозрачным стилем обеспечили Гофману особое место в немецкой литературе. Действие его произведений почти никогда не происходило в далеких краях – как правило, он помещал своих невероятных героев в повседневную обстановку. Гофман оказал сильное воздействие на Э.По и некоторых французских писателей; несколько его рассказов послужили основой для либретто знаменитой оперы – Сказкок Гофмана (1870) Ж.Оффенбаха.
Все произведения Гофмана свидетельствуют о его талантах музыканта и художника. Многие свои творения он иллюстрировал сам. Из музыкальных сочинений Гофмана наибольшей известностью пользовалась опера Ундина (Undine ), впервые поставленная в 1816; среди его сочинений – камерная музыка, месса, симфония. Как музыкальный критик он проявил в своих статьях такое понимание музыки Л.Бетховена , каким могли похвастать немногие из его современников. Гофман так глубоко почитал
(нем. Ernst Theodor Amadeus Hoffmann ) — крупнейший представитель немецкого романтизма.
Еще в молодости он был захвачен чтением Шекспира (в переводе А. В. Шлегеля), многие фразы знал наизусть. Известно, например, что среди любимых произведений Гофмана была комедия У. Шекспира «Как вам это понравится» . Интенсивное чтение Шекспира приходится на 1795 г. Интересно, что это одновременно и период столь же интенсивного знакомства с произведениями Ж. Ж. Руссо, Л. Стерна, с только что вышедшим и наделавшим много шума романом «Гений» (1791-1795) немецкого предромантика Карла Гроссе (1768-1847), представленном в виде мистификации — как мемуары некоего испанского маркиза, авантюризм которого носит его по миру, ввергает в сети тайного братства, решившего установить новый миропорядок (роман повлиял на М. Шелли, а Джейн Остин справедливо увидела в нем общность с готическими романами предромантической писательницы Э. Рэдклиф — «Удольфские тайны» и «Итальянец»). Такое обрамление Шекспира в круге авторов, одновременно с его творчеством читаемым Гофманом, не могло не сказаться на «образе Шекспира» в культурном тезаурусе немецкого романтика.
В произведениях Гофмана присутствуют черты шекспиризации прежде всего в форме цитирования трагедий и комедий, упоминания действующих лиц и т. д. Но обращает на себя внимание, что у Гофмана шекспиризация носит нередко иронический, комический характер.
Самый яркий пример — шекспировские реминисценции (вполне в духе немецкой романтической шекспиризации) в романе Гофмана «Житейские воззрения кота Мурра», составляющем как вершину, так и итог творчества великого писателя. В романе упоминается эльф Пэк из «Сна в летнюю ночь» , Просперо и Ариэль из «Бури» , Селия и Оселок из комедии «Как вам это понравится» (приводится цитата из этого произведения: «...вздыхавшие, как печь», упоминается монолог Оселка о семи способах опровержения лжи), вольно цитируются слова из монолога Джульетты («Ромео и Джульетта» , IV, 3). Чаще всего текст соотносится с «Гамлетом» : помимо упоминания Горацио, в романе есть несколько цитат из шекспировской трагедии, но почти все они перефразированы, так как вложены в уста кота Мурра: «О аппетит, имя тебе — Кот!» — перефразированы слова Гамлета: «О непостоянство, имя твое — женщина!»; «...поднятая для удара палка, как говорится в известной трагедии, точно замерла в воздухе...» — говорит кот Мурр, отсылая читателя к «Гамлету» (II, 2); «О рать небес! Земля!..» — Мурр говорит словами Гамлета после встречи с Призраком отца (I, 3); «...где ж теперь твои веселые прыжки? Где ж твоя резвость, твоя жизнерадостность, твое ясное радостное “мяу”, увеселявшее все сердца?» — пародия на монолог Гамлета над черепом Йорика (V, 1): «Где теперь твои шутки? Твои песни? Твои вспышки веселья, от которых всякий раз хохотал весь стол?» и т. д. Итак, носителем шекспиризации в романе становится кот Мурр, воплощающий не романтический мир крейслерианы, а мир филистеров. Такая антишекспировская направленность шекспиризации заставляет вспомнить об антишекспиризме английского романтика Байрона .
Возникает культурный парадокс: если очевидно, что культ Шекспира и шекспиризация связаны в литературе XVIII-XIX вв. с предромантиками и романтиками, то и антишекспиризм тоже связан с романтизмом, причем, как показывает случай Байрона , с английским романтизмом, а как показывает случай с Гофманом, и с романтизмом немецким.
Это заставляет основательно вглядеться в личность и этапы творчества великого немецкого писателя.
Начало творческого пути. Гофман в своей биографии воплощает противоречия романтической личности, вынужденной жить в чуждом ей обывательском мире. От природы он был гениально одарен. Его величайшей страстью была музыка, не случайно он заменил свое третье имя Вильгельм, данное ему родителями, на второе имя Вольфганга Амадея Моцарта. Гофман написал первую немецкую романтическую оперу «Ундина» (1814, пост. 1816). Он был замечательным художником и великим писателем. Но родился Гофман в чопорном и скучном Кёнигсберге в чиновничьей семье, там же учился на юридическом факультете университета, затем был на государственной службе в различных городах, выполняя чиновничьи функции. Нашествие французов, заставшее Гофмана в Варшаве (1806), лишило его работы и заработка. Гофман решает посвятить себя искусству, служит дирижером, дает уроки музыки, пишет музыкальные рецензии. После поражения Наполеона Гофман с 1814 г. снова на государственной службе в Берлине.
Образ Крейслера. Этот переходящий из произведения в произведение романтический персонаж, наиболее близкий автору, его alter ego, впервые появляется в очерке-новелле «Музыкальные страдания капельмейстера Иоганнеса Крейслера» (1810), одном из первых литературных произведений Гофмана. Автор ведет игру с читателем, придумывая неожиданные композиционные ходы. Текст — это якобы записки музыканта Крейслера на издании нот вариаций И. С. Баха. Он делает заметки о прошедшем вечере в доме тайного советника Редерлейна, где он принужден аккомпанировать бездарным дочерям советника Нанетте и Мари. Гофман прибегает к иронии: «…Фрейлейн Нанетта кое-чего достигла: мелодию, слышанную всего раз десять в театре и затем не более десяти раз повторенную на фортепиано, она в состоянии спеть так, что сразу можно догадаться, что это такое». Затем — еще большее испытание для Крейслера: поет советница Эберштейн. Потом гости начинают петь хором — а рядом идет игра в карты. Гофман так передает этот эпизод в тексте: «Я любила — сорок восемь — беззаботно — пас — я не знала — вист — мук любви — козырь». Крейслера просят сыграть фантазии, и он играет 30 вариаций Баха, все более увлекаясь гениальной музыкой и не замечая, как все гости разбегаются, его слушает лишь шестнадцатилетний лакей Готлиб. В очерке появляется характерное для Гофмана разделение людей на музыкантов (творческие натуры, которым доступен идеал) и немузыкантов («просто хороших людей») — обывателей, филистеров. Уже в этой новелле Гофман пользуется характерным для его последующего творчества приемом: показом событий с двух (противоположных) точек зрения: Крейслер видит в гостях, занимающихся музицированием, обывателей, в то время как они видят в Крейслере занудного чудака.
В 1814 г. вышел первый том сборника «Фантазии в манере Калло», в который, помимо новелл («Кавалер Глюк», «Дон Жуан»), Гофман включил цикл «Крейслериана», состоящий из шести очерков-новелл, в четвертом томе (1815) появляется еще семь произведений этого цикла (в 1819 г. Гофман переиздал сборник, сгруппировав его материал в два тома, вторая половина «Крейслерианы» вошла во второй том). Романтические очерки-новеллы (в том числе и «Музыкальные страдания…», вошедшие в цикл) здесь соседствуют с сатирическими очерками («Совершенный машинист»), музыкально-критическими заметками («Крайне бессвязные мысли») и т. д. Крейслер выступает как лирический герой, во многом автобиографический, часто нельзя отличить его от автора. Окружающие считают, что он сошел с ума (о чем сообщается в предисловии, где говорится о его исчезновении).
Гофман владеет всем спектром комического от юмора, иронии до сарказма. Комическое соединяется у него с гротеском, непревзойденным мастером которого он был. Так, в новелле «Сведения об одном образованном молодом человеке» читаем: «Сердце умиляется, когда видишь, как широко распространяется у нас культура». Вполне просветительская фраза, комический эффект связан с тем, что она встречается в письме Мило, образованной обезьяны, к подруге — обезьяне Пипи, живущей в Северной Америке. Мило научился говорить, писать, играть на фортепиано, и он теперь ничем не отличается от людей.
Еще более показательна для романтизма Гофмана новелла «Враг музыки». Герой новеллы, молодой человек, по-настоящему талантлив, понимает музыку — и именно поэтому слывет «врагом музыки». О нем ходят анекдоты. Во время исполнения бездарной оперы сосед ему сказал: «Какое прекрасное место!» — «Да, место хорошее, хотя немного сквозит», — ответил он. Молодой человек высоко ценит музыку живущего рядом Крейслера, которого «достаточно ославили за его чудачества». Снова использован прием противопоставления двух точек зрения на одни и те же факты.
«Золотой горшок». В третий том «Фантазий» (1814) Гофман включил повесть-сказку «Золотой горшок», которую он считал своим лучшим произведением. Романтическое двоемирие выступает в произведении как соединение двух планов повествования — реального и фантастического, при этом за душу героя, студента Ансельма, вступают в битву сверхъестественные силы, добрые (дух Саламандр, в обыденной жизни архивариус Линдгорст) и злые (ведьма, она же старуха-торговка яблоками и гадалка фрау Рауэрин). Студент оставляет жизнерадостную Веронику и соединяется с зеленой змейкой — прекрасной дочерью Саламандра Серпентиной, получая от чародея Золотой горшок (это символ, подобный голубому цветку Новалиса: в момент обручения Ансельм должен увидеть, как из горшка прорастает огненная лилия, должен понять ее язык и познать все, что открыто бесплотным духам). Ансельм исчезает из Дрездена, судя по всему, он нашел свое счастье в Атлантиде, соединившись с Серпентиной. Вероника же утешилась в браке с надворным советником Геербрандом. Гротеск и ирония Гофмана в повести-сказке распространяются на описание обоих миров, реального и фантастического, и на всех персонажей. Одно из следствий развития фольклорной сказочной проницаемости пространства писателем-романтиком — способность героев одновременно пребывать в обоих мирах, совершая разные действия (так, Ансельм одновременно заключен Саламандром в стеклянную банку за временное предпочтение Вероники Серпентине и стоит на мосту, смотря на свое отражение в реке). Это своего рода прием, обратный двойничеству и дополняющий его. И опять использовано противопоставление двух точек зрения. Характерный пример: Ансельм обнимает бузину (в его мечтах это Серпентина), а проходящие мимо думают, что он сошел с ума. Но и сам Ансельм думает, что всего лишь рассыпал яблоки старухи-торговки, а она видит в них своих детей, которых он безжалостно топчет. Так возникает целая система приемов удвоения, передающая идею романтического двоемирия.
Другие произведения. Среди произведений Гофмана — роман «Эликсиры дьявола» (1815-1816), повести-сказки «Крошка Цахес по прозванию Циннобер» (1819), «Повелитель блох» (1822), сборники «Ночные рассказы» (т. 1-2, 1817), «Серапионовы братья» (т. 1-4, 1819-1821), «Последние рассказы» (оп. 1825), ставшая особенно известной благодаря балету П. И. Чайковского (1892) сказка «Щелкунчик, или Мышиный король».
«Житейские воззрения кота Мурра». Последний, неоконченный роман Гофмана «Житейские воззрения кота Мурра, вкупе с фрагментами биографии капельмейстера Иоганнеса Крейслера, случайно уцелевшими в макулатурных листах» (1820-1822) — итог писательской деятельности Гофмана, одно из наиболее глубоких его созданий. Композиция романа, настолько оригинальная, что трудно во всей предшествующей литературе найти хотя бы отдаленный ее аналог. В «Предисловии издателя» автор вступает с читателем в игру, представляя роман как рукопись, написанную котом. Так как рукопись была подготовлена к печати крайне небрежно, в ней попадаются фрагменты другой рукописи, листы из которой кот использовал «частью для подкладки, частью для просушки страниц». Эта вторая рукопись (фрагменты биографии гениального музыканта Иоганнеса Крейслера) вклинивается в текст «немузыканта» кота Мурра, создавая контрапункт, отражая разделенность идеала и действительности. Таким образом, Гофман использует в литературе монтаж, причем в той его разновидности, которую в 1917 г. открыл для кинематографа режиссер Л. В. Кулешов (в известной мере случайно) и который получил название «эффект Кулешова» (фрагменты двух пленок с совершенно различными, не имеющими отношение друг к другу сюжетами, будучи склеенными попеременно, создают новую историю, в которой они оказываются связанными за счет зрительских ассоциаций). Издатель приводит также замеченные опечатки (вместо «слава» надо читать «слеза», вместо «крысы» — «крыши», вместо «чувствую» — «чествую», вместо «погубленный» — «возлюбленный», вместо «мух» — «духов», вместо «бессмысленное» — «глубокомысленное», вместо «ценность» — «леность» и т. д.). Это юмористическое замечание на самом деле имеет глубокий смысл: Гофман, почти на столетие раньше З. Фрейда с его «Психопатологией обыденной жизни», подчеркивает, что опечатки не бывают случайными, в них бессознательно проявляется истинное содержание мыслей человека.
Игра с читателем продолжается: после «Введения автора», где кот Мурр скромно просит читателей о снисхождении к начинающему писателю, помещено «Предисловие автора (не предназначенное для печати)»: «С уверенностью и спокойствием, свойственными подлинному гению, передаю я миру свою биографию, чтобы все увидели, какими путями коты достигают величия, чтобы все узнали, каковы мои совершенства, полюбили, оценили меня, восхищались мной и даже благоговели предо мной», — сообщает Мурр о своих истинных намерениях и грозит познакомить усомнившегося в его достоинствах читателя со своими когтями. Далее следуют вперемежку две истории: кота Мурра (о рождении, спасении маэстро Абрагамом, похождениях, обучении чтению и письму, посещением высшего света собак, где его, однако, презирают, обретением нового хозяина в лице Крейслера) и Иоганнеса Крейслера, излагаемая лишь фрагментарно (о противостоянии музыканта, влюбленного в Юлию, дочь бывшей любовницы князя Иринея советницы Бенсон, и княжеского двора, разрушающем его счастье и приводящем на грань отчаяния). В послесловии сообщается о гибели кота Мурра, история Крейслера осталась незаконченной.
«Угловое окно». В последней новелле Гофмана, «Угловое окно», представлен его подход к творчеству. «Бедный кузен», который не может двигаться, сидит у окна и, отталкиваясь от того, что видит, сочиняет истории, причем один факт может вызвать два совершенно различных толкования. В этом утверждении абсолютной свободы фантазирования при реальной несвободе — ключ к творческому методу Гофмана.
Лит. : Берковский Н. Л. Романтизм в Германии. Л. : Худ. лит-ра, 1973; Карельский А. В. Эрнст Теодор Амадей Гофман // Гофман Э. Т. А. Собр. соч. : В 6 т. Т. 1. М. : Худ. лит-ра, 1991; Луков Вл. А. История литературы: Зарубежная литература от истоков до наших дней / 6-е изд. М. : Академия, 2009.
Эрнст Теодор Вильгельм Гофман (нем. Ernst Theodor Wilhelm Hoffmann). Родился 24 января 1776, Кёнигсберг, Королевство Пруссия - умер 25 июня 1822, Берлин, Королевство Пруссия. Немецкий писатель-романтик, композитор, художник и юрист.
Из уважения к Амадею Моцарту в 1805 году сменил имя «Вильгельм» на «Амадей» (Amadeus). Заметки о музыке публиковал под именем Иоганнес Крейслер (нем. Johannes Kreisler).
Гофман родился в семье крещенного еврея прусского адвоката Кристофа Людвига Гофмана (1736-1797).
Когда мальчику было три года, его родители разошлись, и он воспитывался в доме бабушки по материнской линии под влиянием своего дяди-юриста, человека умного и талантливого, склонного к фантастике и мистике. Гофман рано продемонстрировал способности к музыке и рисованию. Но, не без влияния дяди, Гофман выбрал себе стезю юриспруденции, из которой всю свою последующую жизнь пытался вырваться и зарабатывать искусством.
1799 - Гофман пишет музыку и текст трёхактного зингшпиля «Маска».
1800 - в январе Гофман безуспешно хлопочет о постановке своего зингшпиля в Королевском Национальном театре. 27 марта он сдаёт третий экзамен по юриспруденции и в мае назначается на должность асессора в познаньском окружном суде. В начале лета Гофман путешествует вместе с Гиппелем в Потсдам, Лейпциг и Дрезден, а затем прибывает в Познань.
До 1807 года работал в разных чинах, в свободное время занимаясь музыкой и рисованием.
В 1801 Гофман пишет зингшпиль «Шутка, хитрость и месть» на слова , который в Познани ставят на сцене. Жан Поль отправляет партитуру со своей рекомендацией Гёте.
В 1802 Гофман создаёт карикатуры на некоторых лиц познаньского высшего общества. В результате последовавшего за этим скандала Гофман переводится в порядке наказания в Плоцк. В начале марта Гофман разрывает помолвку с Минной Дёрфер и женится на польке Михалине Рорер-Тжчиньской (он нежно зовёт её Мишей). Летом юные супруги переезжают в Плоцк. Здесь Гофман остро переживает свою вынужденную изоляцию, он ведёт замкнутый образ жизни, пишет церковную музыку и произведения для фортепиано, изучает теорию композиции.
В 1803 - первая литературная публикация Гофмана: эссе «Письмо монаха своему столичному другу» напечатано 9 сентября в «Прямодушном». Безуспешная попытка участвовать в конкурсе Коцебу на лучшую комедию («Премия»). Гофман хлопочет о переводе в одну из западных провинций Пруссии.
В 1805 Гофман пишет музыку к спектаклю Захарии Вернера «Крест на Балтике». «Весёлых музыкантов» ставят на сцене в Варшаве. 31 мая возникает «Музыкальное общество», и одним из его руководителей становится Гофман.
В 1806 Гофман занимается оформлением дворца Мнишков, приобретённом «Музыкальным обществом», сам расписывает многие его помещения. На торжественном открытии дворца Гофман дирижирует своей симфонией ми-бемоль мажор. 28 ноября Варшаву занимают французы - прусские учреждения закрыты, и Гофман лишается должности.
В апреле 1808 Гофман занимает должность капельмейстера в недавно открытом театре Бамберга. В начале мая у Гофмана возникает замысел «Кавалера Глюка». В это время он очень остро нуждается. 9 июня Гофман уезжает из Берлина, посещает Хампе в Глогау и забирает Мишу из Познани. 1 сентября он прибывает в Бамберг, а 21 октября неудачно дебютирует как дирижёр в Бамбергском театре. Сохранив звание капельмейстера, Гофман слагает с себя обязанности дирижёра. На жизнь он зарабатывает частными уроками и случайными музыкальными сочинениями для театра.
В 1810 Гофман выступает в качестве композитора, декоратора, драматурга, режиссёра и помощника директора Бамбергского театра, переживающего свой расцвет. Создание образа Иоганнеса Крейслера - alter ego Гофмана («Музыкальные страдания капельмейстера Крейслера»).
В 1812 Гофман задумывает оперу «Ундина», начинает писать «Дон Жуана».
В 1814 Гофман заканчивает «Золотой горшок». В начале мая выходят первые два тома «Фантазий в манере Калло». 5 августа Гофман завершает оперу «Ундина». В сентябре министерство юстиции Пруссии предлагает Гофману должность государственного чиновника, поначалу без оклада, и он соглашается. 26 сентября Гофман приезжает в Берлин, где знакомится с Фуке, Шамиссо, Тиком, Францем Хорном, Филиппом Фейтом.
Все попытки Гофмана зарабатывать на жизнь искусством приводили к бедности и бедствиям. Лишь после 1813 года дела его пошли лучше после получения небольшого наследства. Место капельмейстера в Дрездене ненадолго удовлетворило его профессиональные амбиции, но после 1815 он потерял это место и принуждён был снова поступить на ненавистную службу, уже в Берлине. Однако новое место давало и заработок, и оставляло много времени для творчества.
В 1818 Гофман задумывает книгу «Мастера пения - роман для друзей музыкального искусства» (не написана). Возникает замысел сборника рассказов «Серапионовы братья» (первоначально - «Серафимовы братья») и оперы «Любовник после смерти» по произведению Кальдерона, либретто к которой пишет Контесса.
Весной 1818 Гофман тяжело болеет, у него появляется замысел «Крошки Цахеса». 14 ноября учреждается кружок «Серапионовых братьев», куда входят, помимо самого Гофмана, Хитциг, Контесса и Кореф.
Чувствуя отвращение к мещанским «чайным» обществам, Гофман проводил большую часть вечеров, а иногда и часть ночи, в винном погребке. Расстроив себе вином и бессонницей нервы, Гофман приходил домой и садился писать. Ужасы, создаваемые его воображением, иногда приводили в страх его самого. А в узаконенный час Гофман уже сидел на службе и усердно работал.
В свою пору немецкая критика была не очень высокого мнения о Гофмане, там предпочитали романтизм глубокомысленный и серьёзный, без примеси сарказма и сатиры. Гораздо популярнее Гофман был в других странах Европы и в Северной Америке. В России назвал его «одним из величайших немецких поэтов, живописцем внутреннего мира», а перечитал всего Гофмана по-русски и на языке оригинала.
В 1822 Гофман тяжело заболевает. 23 января по распоряжению прусского правительства конфискованы рукопись и уже отпечатанные листы «Повелителя блох», а также переписка писателя с издателем. Против Гофмана выдвинуты обвинения относительно насмешек над чиновниками и нарушения служебной тайны.
23 февраля больной Гофман диктует речь в свою защиту. 28 февраля он диктует окончание «Повелителя блох». 26 марта Гофман составляет завещание, вслед за этим у него наступает паралич.
В 46 лет от роду Гофман был окончательно истощён своим образом жизни, но и на смертном одре он сохранил силу воображения и остроумие.
В апреле писатель диктует новеллу «Угловое окно». В свет выходит «Повелитель блох» (в урезанном варианте). Примерно 10 июня Гофман диктует рассказ «Враг» (оставшийся незаконченным) и анекдот «Наивность».
24 июня паралич достигает шеи. 25 июня в 11 часов утра Гофман умирает в Берлине, похоронен на Иерусалимском кладбище Берлина в районе Кройцберг.
Обстоятельства биографии Гофмана обыграны в опере Жака Оффенбаха «Сказки Гофмана» и поэме М. Бажана «Ночь Гофмана».
Личная жизнь Эрнста Теодора Амадея Гофмана:
1798 - помолвка Гофмана с кузиной Минной Дёрфер.
В июле 1805 на свет появляется дочь Цецилия - первый и единственный ребёнок Гофмана.
В январе 1807 Минна с Цецилией уезжают в Познань, к родственникам. Гофман селится в мансарде дворца Мнишков, ставшего резиденцией Дарю, и тяжело болеет. Срывается его переезд в Вену, и Гофман едет в Берлин, к Хитцигу, на помощь которого он очень рассчитывает. В середине августа в Познани умирает его дочь Цецилия.
В 1811 Гофман даёт уроки пения Юлии Марк и влюбляется в свою ученицу. Она не догадывается о чувствах учителя. Родные устраивают помолвку Юлии и Гофман находится на грани безумия и помышляет о двойном самоубийстве.
Библиография Гофмана:
Сборник новелл «Фантазии в манере Калло» (нем. Fantasiestücke in Callot"s Manier) (1814);
«Жак Калло» (нем. Jaques Callot);
«Кавалер Глюк» (нем. Ritter Glück);
«Крейслериана (I)» (нем. Kreisleriana);
«Дон Жуан» (нем. Don Juan);
«Известие о дальнейших судьбах собаки Берганца» (нем. Nachricht von den neuesten Schicksalen des Hundes Berganza);
«Магнетизер» (нем. Der Magnetiseur);
«Золотой горшок» (нем. Der goldene Topf);
«Приключение в ночь под Новый год» (нем. Die Abenteuer der Silvesternacht);
«Крейслериана (II)» (нем. Kreisleriana);
Пьеса-сказка «Принцесса Бландина» (нем. Prinzessin Blandina) (1814);
Роман «Эликсиры сатаны» (нем. Die Elixiere des Teufels) (1815);
Повесть-сказка «Щелкунчик и Мышиный король» (нем. Nußknacker und Mausekönig) (1816);
Сборник новелл «Ночные этюды» (нем. Nachtstücke) (1817);
«Песочный Человек» (нем. Der Sandmann);
«Обет» (нем. Das Gelübde);
«Игнац Деннер» (нем. Ignaz Denner);
«Церковь иезуитов в Г.» (нем. Die Jesuiterkirche in G.);
«Майорат» (нем. Das Majorat);
«Пустой дом» (нем. Das öde Haus);
«Sanctus» (нем. Das Sanctus);
«Каменное сердце» (нем. Das steinerne Herz);
Эссе «Необыкновенные страдания директора театра» (нем. Seltsame Leiden eines Theater-Direktors) (1818);
Повесть-сказка «Крошка Цахес, по прозванию Циннобер» (нем. Klein Zaches, genannt Zinnober) (1819);
Повесть-сказка «Принцесса Брамбилла» (нем. Prinzessin Brambilla) (1820);
Сборник новелл «Серапионовы братья» (нем. Die Serapionsbrüder) (1819-21);
«Отшельник Серапион» (нем. Der Einsiedler Serapion);
«Советник Креспель» (нем. Rat Krespel);
«Фермата» (нем. Die Fermate);
«Поэт и композитор» (нем. Der Dichter und der Komponist);
«Эпизод из жизни трех друзей» (нем. Ein Fragment aus dem Leben dreier Freunde);
«Артурова зала» (нем. Der Artushof);
«Фалунские рудники» (нем. Die Bergwerke zu Falun);
«Щелкунчик и Мышиный король» (нем. Nußknacker und Mausekönig);
«Состязание певцов» (нем. Der Kampf der Sänger);
«История с привидением» (нем. Eine Spukgeschichte);
«Автоматы» (нем. Die Automate);
«Дож и догаресса» (нем. Doge und Dogaresse);
«Старая и новая духовная музыка» (нем. Alte und neue Kirchenmusik);
«Майстер Мартин-бочар и его подмастерья» (нем. Meister Martin der Küfner und seine Gesellen);
«Неизвестное дитя» (нем. Das fremde Kind);
«Сведения из жизни известного лица» (нем. Nachricht aus dem Leben eines bekannten Mannes);
«Выбор невесты» (нем. Die Brautwahl);
«Зловещий гость» (нем. Der unheimliche Gast);
«Мадемуазель де Скюдери» (нем. Das Fräulein von Scudéry);
«Счастье игрока» (нем. Spielerglück);
«Барон фон Б.» (нем. Der Baron von B.);
«Синьор Формика» (нем. Signor Formica);
«Захариас Вернер» (нем. Zacharias Werner);
«Видения» (нем. Erscheinungen);
«Взаимозависимость событий» (нем. Der Zusammenhang der Dinge);
«Вампиризм» (нем. Vampirismus);
«Эстетическое чаепитие» (нем. Die ästhetische Teegesellschaft);
«Королевская невеста» (нем. Die Königsbraut);
Роман «Житейские воззрения кота Мурра» (нем. Lebensansichten des Katers Murr) (1819-21);
Роман «Повелитель блох» (нем. Meister Floh) (1822);
Поздние новеллы (1819-1822): «Хайматохаре» (нем. Haimatochare);
«Маркиза де ла Пивардьер» (нем. Die Marquise de la Pivardiere);
«Двойники» (нем. Die Doppeltgänger);
«Разбойники» (нем. Die Räuber);
«Ошибки» (нем. Die Irrungen);
«Тайны» (нем. Die Geheimnisse);
«Огненный дух» (нем. Der Elementargeist);
«Datura fastuosa» (нем. Datura fastuosa);
«Мастер Иоганн Вахт» (нем. Meister Johannes Wacht);
«Враг» (нем. Der Feind (Fragment));
«Выздоровление» (нем. Die Genesung);
«Угловое окно» (нем. Des Vetters Eckfenster)
Экранизации произведений Гофмана:
Щелкунчик (мультфильм, 1973);
Орех Кракатук, 1977 - фильм Леонида Квинихидзе;
Ошибка старого волшебника (фильм), 1983 год;
Щелкунчик и мышиный король (мультфильм), 1999 год;
Щелкунчик (мультфильм, 2004);
«Гофманиада»;
Щелкунчик и Крысиный Король (фильм в формате 3D), 2010 год
Музыкальные произведения Гофмана:
зингшпиль «Веселые музыканты» (нем. Die lustigen Musikanten) (либретто: Клеменс Брентано) (1804);
музыка к трагедии Захариаса Вернера «Крест на Балтийском море» (нем. Bühnenmusik zu Zacharias Werners Trauerspiel Das Kreuz an der Ostsee) (1805);
сонаты для фортепиано: A-Dur, f-moll, F-Dur, f-moll, cis-moll (1805-1808);
балет «Арлекин» (нем. Arlequin) (1808);
Miserere b-moll (1809);
«Большое трио для фортепиано, скрипки и виолончели» (нем. Grand Trio E-Dur) (1809);
мелодрама «Дирна. Индийская мелодрама в 3-х актах» (нем. Dirna) (либретто: Юлиус фон Зоден) (1809);
опера «Аврора» (нем. Aurora) (либретто: Франц фон Хольбайн) (1812);
опера «Ундина» (нем. Undine) (либретто: Фридрих де ла Мотт Фуке) (1816)
К 240-летию со дня рождения
Стоя у могилы Гофмана на Иерусалимском кладбище в центре Берлина, подивилась тому, что на скромном памятнике он представлен в первую очередь как советник апелляционного суда, юрист и лишь затем как поэт, музыкант и художник. Впрочем, он ведь и сам признавался: «По будням я юрист и разве только чуточку музыкант, днём в воскресенье я рисую, а вечерами до поздней ночи я – весьма остроумный сочинитель». Всю жизнь он – великий совместитель.
Третьим на памятнике стояло крестильное имя Вильгельм. А между тем он сам заменил его именем боготворимого Моцарта – Амадей. Неспроста заменил. Он ведь поделил человечество на две неравные части: «Одна состоит только из хороших людей, но плохих музыкантов или вовсе не музыкантов, другая же – из истинных музыкантов». Не нужно понимать это буквально: отсутствие музыкального слуха – не главный грех. «Хорошие люди», филистеры, посвящают себя интересам кошелька, что ведёт к необратимым извращениям человечности. По словам Томаса Манна, они отбрасывают широкую тень. Филистерами становятся, музыкантами рождаются. Та часть, к которой принадлежал Гофман, это люди духа, а не брюха – музыканты, поэты, художники. «Хорошие люди» их чаще всего не понимают, презирают, смеются над ними. Гофман сознаёт, что его героям некуда бежать, жить среди филистеров – это их крест. И он сам нёс его до гробовой доски. А жизнь его по нынешним меркам была короткой (1776-1822)
Страницы биографии
Удары судьбы сопровождали Гофмана от рождения до смерти. Он родился в Кёнигсберге, где в ту пору профессорствовал «узколицый» Кант. Родители быстро разошлись, и с 4-х лет вплоть до университета он жил в доме дяди, успешного юриста, но человека чванливого и педантичного. Сирота при живых родителях! Мальчик рос замкнутым, чему способствовал его малый рост и облик уродца. При внешней расхлябанности и шутовстве натура его была уязвима до чрезвычайности. Экзальтированная психика определит многое в его творчестве. Природа наделила его острейшим умом и наблюдательностью. Душа ребёнка, подростка, тщетно жаждавшая любви и ласки, не ожесточилась, но, израненная, страдала Показательно признание: «Юность моя подобна иссушённой пустыне, без цветов и тени».
Университетские занятия юриспруденцией он рассматривал как досадную повинность, ибо по-настоящему любил только музыку. Чиновничья служба в Глогау, Берлине, Познани и особенно в захолустном Плоцке тяготила. Но всё же в Познани счастье улыбнулось: обвенчался с очаровательной полькой Михалиной. Мишка, хоть и чуждая его творческим исканиям и духовным запросам, станет его верным другом и опорой до конца. Влюбляться он будет не раз, но всегда без взаимности. Муки неразделённой любви запечатлеет он во многих произведениях.
В 28 лет Гофман – правительственный чиновник в занятой пруссаками Варшаве. Здесь раскрылись и композиторские способности, и певческий дар, и талант дирижёра. С успехом поставлены два его зингшпиля. «Музы всё ещё ведут меня по жизни как святые заступницы и покровительницы; им предаюсь целиком», – пишет он другу. Но и службой он не пренебрегает.
Вторжение Наполеона в Пруссию, хаос и нескладица военных лет положили конец недолгому благополучию. Началась скитальческая, материально неустроенная, порой голодная жизнь: Бамберг, Лейпциг, Дрезден… Умерла двухлетняя дочь, тяжко занемогла жена, сам заболел нервной горячкой. Он брался за любую работу: домашний учитель музыки и пения, торговец нотами, капельмейстер, художник-декоратор, директор театра, рецензент «Всеобщей музыкальной газеты»… А в глазах обывателей-филистеров этот маленький, невзрачный, нищий и бесправный человечек – попрошайка у дверей бюргерских салонов, шут гороховый. Между тем, в Бамберге он проявил себя как человек театра, предвосхитив принципы и Станиславского, и Мейерхольда. Здесь он сложился как универсальный художник, о котором мечтали романтики.
Гофман в Берлине
Осенью 1814 года Гофман с помощью друга получил место в уголовном суде в Берлине. Впервые за многие годы скитаний у него появилась надежда обрести постоянное пристанище. В Берлине он оказался в центре литературной жизни. Здесь завязались знакомства с Людвигом Тиком, Адальбертом фон Шамиссо, Клеменсом Брентано, Фридрихом Фуке де ла Мотт, автором повести «Ундина», художником Филиппом Фейтом (сыном Доротеи Мендельсон). Раз в неделю друзья, назвавшие своё сообщество в честь пустынника Серапиона, собирались в кофейне на Унтер-ден-Линден (Serapionsabende). Засиживались допоздна. Гофман читал им свои новейшие произведения, они вызывали живую реакцию, расходиться не хотелось. Интересы пересекались. Гофман стал писать музыку к повести Фуке, тот согласился стать либреттистом, и в августе 1816-го романтическая опера «Ундина» была поставлена на сцене Королевского Берлинского театра. Состоялось 14 спектаклей, но через год театр сгорел. В огне погибли чудесные декорации, которые по эскизам Гофмана выполнил сам Карл Шинкель, прославленный художник и придворный архитектор, который в начале Х1Х в. построил чуть ли ни пол-Берлина. А поскольку с Тамарой Шинкель, прямым потомком великого мастера, я училась в Московском пединституте, то чувствую и себя причастной к гофмановской «Ундине».
Со временем занятия музыкой отошли на второй план. Своё музыкальное призвание Гофман как бы передал любимому герою, его alter ego, Иоганну Крейслеру, который из произведения в произведение несёт с собой высокую музыкальную тему. Гофман был энтузиастом музыки, называл её «праязыком природы».
Будучи в высшей степени Homo Ludens (человеком играющим), Гофман по-шекспировски воспринимал весь мир как театр. Его близким другом был знаменитый актёр Людвиг Девриент, с которым он встречался в кабачке Люттера и Вегнера, где они бурно проводили вечера, предаваясь как возлияниям, так и вдохновенным юмористическим импровизациям. Оба были уверены, что у них имеются двойники и поражали завсегдатаев искусством перевоплощения. Эти посиделки закрепили за ним славу полубезумного алкоголика. Увы, он и в самом деле под конец стал пьяницей и держался эксцентрично и манерно, но чем дальше, тем яснее становилось, что в июне 1822 года в Берлине от сухотки спинного мозга в муках и безденежьи скончался величайший маг и чародей немецкой литературы.
Литературное наследство Гофмана
Сам Гофман своё призвание видел в музыке, но славу приобрёл писательством. Всё началось с «Фантазий в манере Калло» (1814-15), затем последовали «Ночные рассказы» (1817), четырёхтомник новелл «Серапионовы братья» (1819-20), своеобразный романтический «Декамерон». Гофман написал ряд больших повестей и два романа – так называемый «чёрный», или готический роман «Эликсиры сатаны» (1815-16) о монахе Медарде, в котором сидят два существа, одно из них – злой гений, и незавершённые «Житейские воззрения кота Мурра» (1820-22). Помимо этого, сочинялись сказки. Самая известная из них рождественская – «Щелкунчик и мышиный король». С приближением Нового года в театрах и по телевидению идёт балет «Щелкунчик». Музыка Чайковского у всех на слуху, но лишь единицы знают, что балет написан по сказке Гофмана.
О сборнике «Фантазии в манере Калло»
Французский художник XVII века Жак Калло известен своими гротескными рисунками и офортами, в которых реальность выступает в фантастическом обличье. Уродливые фигуры на его графических листах, изображавших сцены карнавала или театральные представления, пугали и притягивали. Манера Калло импонировала Гофману и дала определённый художественный стимул.
Центральным произведением сборника стала новелла «Золотой горшок», у которой подзаголовок – «Сказка из новых времён». Сказочные происшествия случаются в современном писателю Дрездене, где рядом с обыденным миром существует потаённый мир чародеев, волшебников и злых колдуний. Впрочем, как выясняется, они ведут двойное существование, некоторые из них прекрасно совмещают магию и волшебство со службой в архивах и присутственных местах. Таков ворчливый архивариус Линдхорст – владыка Саламандр, такова злая старуха-колдунья Рауэр, торгующая у городских ворот, дочь репы и драконова пера. Именно её корзинку с яблоками нечаянно опрокинул главный герой студент Ансельм, от этой мелочи и пошли все его злоключения.
Каждая глава сказки названа автором «вигилия», что на латинском языке означает – ночная стража. Ночные мотивы вообще характерны для романтиков, здесь же сумеречное освещение усиливает таинственность. Студент Ансельм – растяпа, из породы тех, у кого, если падает бутерброд, то непременно маслом вниз, но и он верит в чудеса. Он – носитель поэтического чувства. При этом он надеется занять подобающее место в обществе, стать гофратом (надворным советником), тем более, что дочь конректора Паульмана Вероника, за которой он ухаживает, твёрдо определилась в жизни: она станет женой гофрата и будет красоваться по утрам в окне в элегантном туалете на удивление прохожим франтам. Но волею случая Ансельм прикоснулся к миру чудесного: внезапно в листве дерева он увидел трёх изумительных золотисто-зелёных змеек с сапфировыми глазами, увидел и – пропал. «Он чувствовал, как в глубине его существа шевелилось что-то неведомое и причиняло ему ту блаженную и томительную скорбь, которая обещает человеку другое, высшее бытие».
Гофман проводит своего героя через множество испытаний, прежде чем он попадает в волшебную Атлантиду, где соединяется с дочкой могущественного повелителя Саламандр (он же архивариус Линдхорст) – синеглазой змейкой Серпентиной. В финале все обретают партикулярный облик. Дело заканчивается двойной свадьбой, ибо Вероника находит своего гофрата – это прежний соперник Ансельма Геербранд.
Ю. К Олеша в заметках о Гофмане, которые возникли при чтении «Золотого горшка», задаётся вопросом: «Кто он был, этот безумный человек, единственный в своём роде писатель в мировой литературе, со вскинутыми бровями, загнутым книзу тонким носом, с волосами, навсегда поднявшимися дыбом?» Возможно, знакомство с его творчеством позволит ответить на этот вопрос. Я бы рискнула назвать его последним романтиком и родоначальником фантастического реализма.
«Песочный человек» из сборника «Ночные рассказы»
Название сборника «Ночные рассказы» не случайно. По большому счёту, все вещи Гофмана можно назвать «ночными», ибо он – поэт мрачных сфер, в которых человек ещё связан с тайными силами, поэт бездн, провалов, из которых возникает то двойник, то призрак, то вампир. Он даёт понять читателю, что побывал в царстве теней, даже когда облекает свои фантазии в дерзкую и весёлую форму.
«Песочный человек», которого он неоднократно переделывал, – несомненный шедевр. В этой повести особую напряженность приобретает борьба между отчаянием и надеждой, между мраком и светом. Гофман уверен, что человеческая личность является не чем-то постоянным, а зыбким, способным трансформироваться, раздваиваться. Таков главный герой повести студент Натанаэль, наделённый поэтическим даром.
В детстве его пугали песочным человеком: если ты не заснёшь, придёт песочник, бросит тебе в глаза песок, а потом и глаза отнимет. Уже став взрослым, Натаниэль не может избавиться от страха. Ему кажется, что кукольный мастер Коппелиус – песочный человек, а коммивояжер Коппола, продающий очки и увеличительные стёкла, – тот же самый Коппелиус, т.е. тот же самый песочный человек. Натаниэль явно находится на грани душевной болезни. Напрасно невеста Натаниэля Клара, простая и разумная девушка, пытается его излечить. Она верно говорит, что то страшное и ужасное, о чём постоянно говорит Натанаэль, произошло в его душе, а внешний мир мало к тому причастен. Его стихи с их сумрачным мистицизмом ей скучны. Романтически экзальтированный Натанаэль ей не внемлет, он готов видеть в ней убогую мещанку. Неудивительно, что юноша влюбляется в механическую куклу, которую профессор Спаланцани с помощью Коппелиуса мастерил в течение 20 лет и, выдав её за свою дочь Оттилию, ввёл в высшее общество провинциального городка. Натаниэль не понимал, что предмет его воздыханий – хитроумный механизм. Но ведь обманулись решительно все. Заводная кукла посещала светские собрания, пела и танцевала, как живая, и все восхищались её красотой и образованностью, хотя кроме «ох!» и «ах!» она ничего не говорила. И в ней-то Натанаэль увидел «родственную душу». Что это как не насмешка над юношеским донкихотством романтического героя?
Натаниэль идёт делать предложение Оттилии и застаёт ужасную сцену: перессорившиеся профессор и кукольный мастер на его глазах разрывают куклу Оттилию на части. Юноша сходит с ума и, взобравшись на колокольню, бросается оттуда вниз.
Видимо, сама действительность представлялась Гофману бредом, кошмаром. Желая сказать, что люди бездушны, он превращает своих героев в автоматы, но самое ужасное, что этого никто не замечает. Происшествие с Оттилией и Натаниэлем взволновало горожан. Как быть? Как узнать, не манекен ли сосед? Как, наконец, доказать, что ты сам не марионетка? Каждый старался повести себя как можно необычнее, чтобы избежать подозрений. Вся история приобрела характер кошмарной фантасмагории.
«Крошка Цахес, по прозванию Циннобер» (1819) – одно из самых гротескных произведений Гофмана. Сказка эта отчасти перекликается с «Золотым горшком». Сюжет её довольно прост. Благодаря трём чудесным золотым волоскам уродец Цахес, сын несчастной крестьянки, оказывается в глазах окружающих мудрее, красивее, достойней всех. Он с молниеносной быстротой становится первым министром, получает руку прекрасной Кандиды, пока волшебник не разоблачает мерзкого уродца.
«Безумная сказка», «самая юмористическая из всех написанных мною», – так говорил о ней автор. Такова его манера – облекать в покровы юмора серьёзнейшие вещи. Речь ведь идёт об ослеплённом, оглуплённом обществе, принимающем «сосульку, тряпку за важного человека» и творящем из него кумира. Кстати, так было и в «Ревизоре» Гоголя. Гофман создаёт великолепную сатиру на «просвещённую деспотию» князя Пафнутия. «Это не только чисто романтическая притча об извечной филистерской враждебности поэзии («Всех фей гнать!» – таков первый приказ начальства. – Г.И.), но и сатирическая квинтэссенция немецкого убожества с его претензиями на великодержавность и неискоренимыми мелкопоместными замашками, с его полицейским просвещением, с раболепием и подавленностью подданных» (А.Карельский).
В карликовом государстве, где «просвещение разразилось», его программу намечает камердинер князя. Он предлагает «вырубить леса, сделать реку судоходной, развести картофель, улучшить сельские школы, насадить акации и тополя научить юношество распевать на два голоса утренние и вечерние молитвы, проложить шоссейные дороги и привить оспу». Кое-что из этих «просветительских акций» действительно имело место в Пруссии Фридриха II, который разыгрывал роль просвещённого монарха. Просвещение здесь проходило под девизом: «Гнать всех инакомыслящих!»
Среди инакомыслящих – студент Бальтазар. Он из породы истинных музыкантов, а потому страдает в среде филистеров, т.е. «хороших людей». «В чудесных голосах леса Бальтазару слышалась безутешная жалоба природы, и, казалось, он и сам должен раствориться в этой жалобе, и всё его существование – чувство глубочайшей непреодолимой боли».
По законам жанра сказка заканчивается хэппи-эндом. С помощью театральных эффектов, подобных фейерверку, Гофман позволяет «одарённому внутренней музыкой» студенту Бальтазару, влюблённому в Кандиду, победить Цахеса. Спаситель-волшебник, который научил Бальтазара вырвать три золотых волоска у Цахеса, после чего у всех спала пелена с глаз, делает молодожёнам свадебный подарок. Это домик с участком, где произрастает отменная капуста, в кухне «горшки никогда не перекипают», в столовой не бьётся фарфор, в гостиной не пачкаются ковры, иначе говоря, здесь царит вполне мещанский уют. Так вступает в права романтическая ирония. С ней мы встречались и в сказке «Золотой горшок», где золотой горшок получали под занавес влюблённые. Этот знаковый сосуд-символ пришёл на смену голубому цветку Новалиса, в свете этого сравнения беспощадность иронии Гофмана становилась ещё очевиднее.
О «Житейских воззрениях кота Мурра»
Книга задумывалась как итоговая, в ней сплелись все темы и особенности манеры Гофмана. Здесь трагедия соединилась с гротеском, хотя они обратны друг другу. Сама композиция тому способствовала: биографические записки учёного кота прослаиваются страницами из дневника гениального композитора Иоганна Крейслера, которые Мурр использовал вместо промокашек. Так и напечатал рукопись незадачливый издатель, помечая «вкрапления» гениального Крейслера как «Мак. л.» (макулатурные листы). Кому нужны страдания и печали любимца Гофмана, его alter ego? На что они годятся? Разве что на просушку графоманских упражнений учёного кота!
Иоганн Крейслер, дитя бедных и невежественных родителей, познавший нужду и все превратности судьбы, – странствующий музыкант-энтузиаст. Это – любимец Гофмана, он действует во многих его произведениях. Энтузиасту чуждо всё, что имеет вес в обществе, потому его ждут непонимание и трагическое одиночество. В музыке и любви уносится Крейслер далеко, далеко в светлые миры, известные ему одному. Но тем безумнее для него возврат с этой высоты на землю, в суету и грязь маленького города, в круг низменных интересов и мелких страстей. Натура неуравновешенная, постоянно раздираемая сомнениями в людях, в мире, в собственном творчестве. От восторженного экстаза он легко переходит к раздражительности или к полной мизантропии по самому незначительному поводу. Фальшивый аккорд вызывает у него приступ отчаяния. «Крейслер нелеп, почти смешон, он постоянно шокирует респектабельность. Эта неконтактность с миром отражает полное неприятие окружающей жизни, её тупости, невежества, бездумия и пошлости… Крейслер восстаёт один против целого мира, и он обречён. Мятежный дух его гибнет в душевной болезни» (И.Гарин).
Но ведь не он, а учёный кот Мурр претендует на роль романтического «сына века». Да и роман пишется от его имени. Перед нами не просто двухярусная книга: «Крейслериана» и животный эпос «Мурриана». Новое здесь – линия Мурра. Мурр не просто филистер. Он пытается предстать энтузиастом, мечтателем. Романтический гений в образе кота – смешная идея. Вслушайтесь в его романтические тирады: «… я знаю твёрдо: моя родина – чердак!. Климат отчизны, её нравы, обычаи – как неугасимы эти впечатления… Откуда во мне такой возвышенный образ мыслей, такое неодолимое стремление в высшие сферы? Откуда такой редкостный дар мигом возноситься вверх, такие достойные зависти отважные, гениальнейшие прыжки? О, сладкое томление наполняет грудь мою! Тоска по родному чердаку поднимается во мне мощной волной! Тебе я посвящаю эти слёзы, о прекрасная родина…» Что это как не убийственная пародия на романтические эмпиреи йенских романтиков, но ещё больше – на германофильство гейдельбергцев?!
Писатель создал грандиозную пародию на само романтическое мировоззрение, зафиксировав симптомы кризиса романтизма. Именно сплетение, единство двух линий, сталкивание пародии с высоким романтическим стилем рождает нечто новое, неповторимое.
«Что за истинно зрелый юмор, какая сила действительности, какая злость, какие типы и портреты и рядом – какая жажда красоты, какой светлый идеал!» Достоевский так оценил «Кота Мурра», но это достойная оценка творчества Гофмана в целом.
Двоемирие Гофмана: буйство фантазии и «суетня жизни»
Каждый истинный художник воплощает своё время и ситуацию человека в этом времени на художественном языке эпохи. Художественный язык гофмановского времени – романтизм. Разрыв между мечтой и действительностью составляет основу романтического миросозерцания. «Тьмы низких истин мне дороже/ Нас возвышающий обман» – эти слова Пушкина можно поставить эпиграфом к творчеству немецких романтиков. Но если предшественники, возводя свои воздушные замки, уносились прочь от земного в идеализированное Средневековье или в романтизированную Элладу, то Гофман отважно погружался в современную реальность Германии. При этом он как никто до него смог выразить тревожность, зыбкость, изломанность эпохи и самого человека. По мысли Гофмана, не только общество поделено на части, каждый человек, его сознание раздвоено, разорвано. Личность утрачивает свою определённость, цельность, отсюда мотив двойничества и безумия, столь характерный для Гофмана. Мир неустойчив, и человеческая личность распадается. Борьба между отчаянием и надеждой, между мраком и светом ведётся почти во всех его произведениях. Не дать тёмным силам места в своей душе – вот что волнует писателя.
При внимательном чтении даже в самых фантастических вещах Гофмана, таких как «Золотой горшок», «Песочный человек», можно обнаружить весьма глубокие наблюдения над реальной жизнью. Он сам признался: «Во мне слишком сильно чувство реальности». Выражая не столько гармонию мира, сколько жизненный диссонанс, Гофман передавал его с помощью романтической иронии и гротеска. В его произведениях полным полно всяческих духов и призраков, происходят вещи невероятные: кот сочиняет стихи, министр тонет в ночном горшке, у дрезденского архивариуса брат – дракон, а дочери – змейки и прочее и прочее, тем не менее, он писал о современности, о последствиях революции, об эпохе наполеоновских смут, которые многое перевернули в сонном укладе трёхсот немецких государств-княжеств.
Он заметил, что вещи стали властвовать над человеком, жизнь механизируется, автоматы, бездушные куклы берут верх над человеком, индивидуальное тонет в стандартном. Он задумывался над таинственным феноменом претворения всех ценностей в меновую стоимость, прозревал новую силу денег.
Что позволяет ничтожному Цахесу превратиться в могущественного министра Циннобера? Три золотых волоска, которыми наделила его сострадательная фея, имеют чудодейственную силу. Это отнюдь ещё не бальзаковское понимание беспощадных законов нового времени. Бальзак был доктором социальных наук, а Гофман – провидец, которому фантастика помогала обнажать прозу жизни и строить гениальные догадки о будущем. Показательно, что сказки, где он давал волю безудержной фантазии, имеют подзаголовки – «Сказки из новых времён». Он не просто судил современную действительность как бездуховное царство «прозы», он сделал её предметом изображения. «Опьянённый фантазиями Гофман,– как писал о нём выдающийся германист Альберт Карельский, – на поверку обескураживающе трезв».
Уходя из жизни, в последнем рассказе «Угловое окно» Гофман поделился своей тайной: «Ты, чего доброго, думаешь, что я уже поправляюсь? Отнюдь нет… Но вот это окно – утешение для меня: здесь мне снова явилась жизнь во всей своей пестроте, и я чувствую, как мне близка её никогда не прекращающаяся суетня».
Берлинский дом Гофмана с угловым окном и его могилу на иерусалимском кладбище «подарили» мне Мина Полянская и Борис Антипов из породы энтузиастов, столь чтимой нашим юбиляром.
Гофман в России
Тень Гофмана благотворно осеняла русскую культуру в Х1Х веке, о чём подробно и убедительно рассказали филологи А. Б. Ботникова и моя сокурсница по аспирантуре Джульетта Чавчанидзе, проследившие взаимоотношения Гоголя и Гофмана. Ещё Белинский удивлялся, почему Европа не ставит «гениального» Гофмана рядом с Шекспиром и Гёте. «Русским Гофманом» называли князя Одоевского. Герцен восхищался им. Страстный поклонник Гофмана, Достоевский писал о «Коте Мурре»: «Что за истинно зрелый юмор, какая сила действительности, какая злость, какие типы и портреты и рядом – какая жажда красоты, какой светлый идеал!» Это достойная оценка творчества Гофмана в целом.
В ХХ веке влияние Гофмана испытали Кузмин, Хармс, Ремизов, Набоков, Булгаков. Маяковский не всуе поминал его имя в стихах. Ахматова не случайно выбрала его в провожатые: «Вечерней порою/ Сгущается тьма,/ Пусть Гофман со мною/ Дойдёт до угла».
В 1921 году в Петрограде при «Доме искусств» сложилось сообщество литераторов, которые назвали себя в честь Гофмана – Серапионовы братья. В него вошли Зощенко, Вс. Иванов, Каверин, Лунц, Федин, Тихонов. Они тоже собирались еженедельно для чтения и обсуждения своих произведений. Вскоре навлекли они упрёки пролетарских писателей в формализме, что «аукнулось» в 1946 году в Постановлении ЦК ВКП (б) о журналах «Нева» и «Ленинград». Шельмовали и подвергли остракизму, обрекая на гражданскую смерть, Зощенко и Ахматову, но «под раздачу» попал и Гофман: он был назван «родоначальником салонного декадентства и мистицизма». Для судеб Гофмана в советской России невежественное суждение «партайгеноссе» Жданова имело печальные последствия: перестали издавать и изучать. Трёхтомник избранных его произведений вышел лишь в 1962-м в издательстве «Художественная литература» стотысячным тиражом и сразу стал раритетом. Гофман долго оставался на подозрении, и только в 2000 году вышло 6-томное собрание его сочинений.
Прекрасным памятником гению-чудаку мог бы стать фильм Андрея Тарковского, который он намеревался снять. Не успел. Остался лишь его дивный сценарий – «Гофманиада».
В июне 2016-го в Калининграде стартовал Международный литературный фестиваль-конкурс «Русский Гофман», в котором участвуют представители 13 стран. В его рамках предусмотрена выставка в Москве в Библиотеке иностранной литературы им. Рудомино «Встречи с Гофманом. Русский круг». В сентябре на большой экран выйдет полнометражный кукольный фильм «Гофманиада. Искушение юного Ансельма», в котором виртуозно переплелись сюжеты сказок «Золотой горшок», «Крошка Цахес», «Песочный человек» и страницы биографии автора. Это самый грандиозный проект «Союзмультфильма», задействовано 100 кукол, режиссёр Станислав Соколов снимал его 15 лет. Главный художник картины – Михаил Шемякин. На фестивале в Калининграде было показано 2 части фильма. Мы – в ожидании и предвкушении встречи с ожившим Гофманом.
Грета Ионкис