На сколько актуально предупреждение замятина сегодня. Роман «Мы» — это и предостережение, и пророчество

Сочинение. «Самое страшное в утопиях то, что ои сбываются...» Н. Бердяев Роман «Мы» был написан Замятиным в 1920-ом году, в то сложное для России время, когда она отказывалась от старой модели жизни и строила «новую жизнь», в которой, по мнению многих людей, их ждёт светлое будущее... Об идеях построения «идеального общества», или утопии, размышляли многие философы, писатели, которые считали возможным такое общество, где все живут счастливо, где никто ни в чём не нуждается и все равны, грезя таким образом будущим, торопя ход времени. Но было немало и таких, кто сомневался в праве человека вмешиваться в естественное течение жизни, подчинять её какой-либо теории строительства общества всеобщего блага». Писатели-антиутописты, в том числе и Замятин, показывали трагическую сторону построения такого общества, доводя возможные его результаты до абсурда, фантастики. В романе «Мы» Замятин решает, по какому пути развития пойдёт дальнейшее формирование народа, что может ждать новые поколения. Так в фантастическом стиле автор показывает возможный вариант будущего мира. Перед нами разворачивается «математически совершенная жизнь» Единого государства. В начале романа даётся символический образ «огнедышащего интеграла», чуда технической мысли и в то же время жестокого орудия порабощения людей. Человек при помощи техники превращается в бездушный придаток машины, которым можно легко манипулировать, у него отобрали свободу, сделав из него добровольного раба. Человеку – «нумеру», у которого нет даже собственного имени, внушается, что несвобода, «жизнь ради всех» – это и есть «счастье». В Едином Государстве нет ни любви, ни сострадания, ни мыслей, ни мечтаний – всё это здесь считается чем-то диким и ужасным, вносящим дискомфорт в повседневную жизнь, а красивым считается только «разумное и полезное»: машины, одежда... Даже интимная жизнь «нумеров» - это государственная обязанность, которую необходимо выполнять в соответствии с «табелем сексуальных дней». Над жизнью общества властвует «однотипность», обеспечиваемая техникой и «хранителямит». Один из самых ярких символов романа – образ Зелёной стены, которая отделяет Единое Государство от «ужасного» и «чужого» окружающего мира Природы. «Стена» - это символ упрощения жизни, отстранения человека от реального мира с его многообразием и сложностью. Своим романом Замятин предупреждает человечество о грозящей опасности – диктатуре государства и власти. Как показали последующие события истории, опасения писателя не были беспочвенными. Русский народ пережил множество горьких уроков, среди них и коллективизация, и всеобщая «уравниловка», и слепая вера во «всезнающего» вождя. Многие сцены в книге невольно заставляют проводить параллели с недавним прошлым: единогласные выборы, манифестация в честь Благодетеля, жизнь во имя движения к общей цели... Из истории можно вспомнить ещё многое, к примеру, как людям «промывали» мозги, постоянный контроль за личной жизнью, наказуемость инициативы, не говоря уже о том, что многие свободы существовали только формально. Даже «стена» - символ «идеального мира», существовала на самом деле, если вспомнить ту же Берлинскую стену или «железный занавес», отделявшие социалистическое общество от «разлагающего влияния Запада». Как всё это нам знакомо из недалёкого прошлого, и как ужасно сознавать, что всё это было предсказано писателем, но ничего существенного не было сделано, чтобы этого не произошло. Как известно, СССР не выдержал проверки временем, но, к сожалению, люди не учатся на прежних ошибках, и ещё существуют «государства всеобщего благоденствия»... Так, к примеру, можно вспомнить те же США. Здесь люди становятся заложниками своих же свобод и считают это «счастьем». Они хотят принести это «счастье» всему миру в виде «глобализма», «американской мечты». Те же государства, которые сопротивляются натиску США, причисляются ими к «Оси зла», в отношении которой можно даже пренебречь нормами международного права... Как показывает история, всякие системы в крайности своей опасны, будь то тоталитаризм, или демократия, и как мы видим, утопии не так уж невозможны на самом деле, и это, действительно, очень страшно, что они сбываются...

Дж. Оруэлл сказал в 1932 году о романе Е.Замятина «Мы»: «Этот роман - сигнал об опасности, угрожающей человеку, человечеству от гипертрофированной власти машин и власти государства - все равно какого». Эта оценка идейного содержания романа до-. статочно правдива. Но все-таки его смысл не сводится только к критике машинной цивилизации, и отрицанию какой бы то ни было власти.

В антиутопии Замятина, написанной в 1920 году, содержится явный намек на реалии революционных преобразований в России. Со свойственным ему даром предвидения Замятин говорит своим романом, что выбранный новым руководством страны путь уводит от светлых идей социализма. Писатель уже в первые послереволюционные годы стал замечать в «новой» жизни настораживающие тенденции: излишнюю жестокость власти, разрушение классической культуры и других традиций в жизни общества, например, в области семейных отношений. Время доказало обоснованность полемики Замятина с политической практикой первых лет Советской власти - именно так можно определить задачу автора романа «Мы».

Действие в романе перенесено в далекое будущее. После окончания Великой Двухсотлетней Войны между городом и деревней человечество решило проблему голода - была изобретена нефтяная пища. При этом выжило 0, 2 % населения земли. Эти люди и стали гражданами Единого Государства. После «победы» над голодом, государство «повело наступление против другого владыки мира - против Любви». Был провозглашен исторический сексуальный закон: «Всякий из нумеров имеет право, как на сексуальный продукт, на любой нумер». Для нумеров определили подходящий табель сексуальных дней и выдавали розовую талонную книжку.

О жизни Единого Государства - «высочайших вершинах в человеческой истории» - рассказывает в романе талантливый инженер Д-503, ведущий записи для потомков. В его дневниках раскрыты особенности политики, культуры Единого Государства, характерные взаимоотношения между людьми. В начале романа Д-503 придерживается традиционных для людей Единого Государства взглядов. Затем под влиянием знакомства с революционеркой J-300 и любви к ней многое в его мировоззрении меняется.

Сначала Д-503 предстает перед нами как восторженный почитатель Благодетеля. Он восхищается достигнутым в государстве равенством: все нумера одинаково одеты, живут в одинаковых условиях, имеют равное сексуальное право. Очевидно, что автор романа не согласен с рассказчиком. То, что Д-503 кажется равенством, расценивается Замятиным как ужасающая одинаковость. Вот как он описывает прогулку: «Мы шли так, как всегда, то есть так, как изображены воины на ассирийских памятниках: тысяча голов - две слитных интегральных ноги, две интегральных в размахе руки». Это же видно и во время выборов главы Государства, результат которых предрешен заранее: «История Единого Государства не знает случая, чтобы в этот торжественный день хотя бы один голос осмелился нарушить торжественный унисон». В рассуждениях же Д-503 о беспорядочности «выборов у древних» как бы от противного раскрывается позиция автора. Демократические выборы он считает единственно приемлемыми.

Замятин с удивительной прозорливостью описал ту пародию на выборы, которая в Стране Советов долгое время выдавалась за сами выборы. Кандидат на пост главы Единого Государства всегда один и тот же - Благодетель. При этом в государстве провозглашено народовластие.

В романе показана жизнь типичного тоталитарного государства, со всеми присущими ему атрибутами. Здесь и слежки за нумерами, и преследования инакомыслящих. Интересы людей полностью подчинены интересам государства. У нумеров не может быть индивидуальности, на то они и нумера, чтобы отличаться только своим порядковым числом. Коллективное стоит в таком государстве на первом плане: «"Мы" - от бога, а "Я" - от диавола». Семья здесь подменена талонным правом: Да и жилье, предоставленное нумерам, навряд ли можно назвать домом. Они живут в многоэтажных домах, в комнатах с прозрачными стенами, благодаря чему за ними можно беспрепятственно вести наблюдение.

Единое Государство нашло управу на непослушных - в результате Великой операции, которой были насильственно подвергнуты все нумера, им была вырезана фантазия. Куда надежнее защита от инакомыслия! Замятин пишет, что в результате этой операции герои становятся похожими на «какие-то человекообразные тракторы». Д-503 после операции окончательно отказывается от возникших у него под влиянием J-330 дерзких мыслей. Теперь он не колеблясь идет в Бюро Хранителей и доносит на повстанцев. Он становится «достойным гражданином Единого Государства». Так сбылись слова Благодетеля о рае, как о месте, где пребывают блаженные, лишенные желаний люди с вырезанной фантазией.

В Едином Государстве проводятся эксперименты не только над людьми. Мы видим, во что превращается природная среда. В городе, где в основном происходит действие, нет ничего живого. Мы не слышим птиц, шелеста деревьев, не видим солнца {солнце, светившее в мире древних, казалось Д-503 «диким»). Технократическому городу-государству противопоставлен в романе мир за Стеной - Живая Природа. Там, за Стеной, жили «естественные» люди - потомки тех, кто ушел после двухсотлетней войны в леса. В жизни этих людей есть свобода, они воспринимают окружающий мир эмоционально. Однако Замятин не считает этих людей идеальными - они далеки от технического прогресса, поэтому их общество находится в примитивной стадии развития.

Тем самым Евгений Замятин выступает за формирование гармоничного человека. Нумера и «естественные» люди - это крайности. Мечты Замятина о гармоничном человеке можно найти в размышлениях Д-503 о «лесных» людях и нумерах; «Кто они? Половина, которую мы потеряли, Н2 и О.нужно, чтобы половины соединились».

Идейный смысл произведения раскрывается в сцене восстания членов революционной организации «Мефи» и ее сторонников. Стена, отделяющая тоталитарный мир города-государства от свободного мира, взорвана. В городе сразу раздается птичий гомон - туда приходит жизнь. Но восстание в романе разгромлено, и город опять отделен от внешнего мира. Единое Государство вновь воздвигло стену, навсегда отрезавшую людей от свободной жизни. Но конец романа не безнадежен: за Стену, к «лесным» людям удалось уйти «противозаконной матери» О-90. Родившийся в естественном мире ее ребенок от Д-503, по замыслу Замятина, должен стать одним из первых совершенных людей, в котором соединятся две распавшиеся половины.

Своим романом Замятин решает ряд важнейших общечеловеческих и политических проблем. Главными в романе являются темы свободы и счастья, государства и личности, столкновение индивидуального и коллективного. Замятин показывает, что не может быть благополучным общество, не считающееся с запросами и интересами своих граждан, с их правом на выбор. Политическое значение романа «Мы» точно определил историк Ч. Уолш: «Замятин и другие авторы антиутопий предупреждают нас не об ошибочных политических теориях, но о том чудовищном, во что может вылиться изначально хорошее политическое движение, если оно извращается».

Судьба этого произведения, которое впервые было опубликовано на родине автора только спустя почти 70 лет, в 1988 году, доказывает его острую проблематику и политическую направленность. Недаром роман вызвал в России в 20-х годах живой интерес, хотя современники Замятина не могли его увидеть напечатанным. Это произведение будет актуальным всегда - как предупреждение о том, как разрушает тоталитаризм естественную гармонию мира и личности.

сказа. Замятин использует художественные средства народ­ ного сценического искусства - традиции балагана, скомо­ рохов, ярмарочных представлений. При этом опыт русской народной комедии был по-своему соединен с опытом италь­

Замятин был убежден, что основой современных изобра­ зительных средств должен служить сплав реальности, «быта» с «фантастикой», условностью. Его привлекал ха­ рактерный, гротескный образный рисунок, субъективно окрашенный язык. Ко всему этому он тяготел в своей прозе как художник, то же отстаивал, пропагандировал как кри­ тик. Но больше и раньше всего он отстаивал независимость творчества. Он писал в 1924 г.: «Правды - вот чего в пер­ вую голову не хватает сегодняшней литературе. Писатель...

слишком привык говорить с оглядкой и с опаской. Оттого очень мало литература выполняет сейчас заданную ей исто­ рией задачу: увидеть нашу удивительную, неповторимую эпоху со всем, что в ней есть отвратительного и прекрас­ ного».

Независимая и неуступчивая позиция Замятина делала его положение в советской литературе все более трудным. С 1930 г. его практически перестали печатать. Была снята с репертуара пьеса «Блоха», а трагедия «Атилла» так и не получила разрешения к постановке. В этих условиях Замя­ тин в 1931 г. обратился с письмом к Сталину и просил раз­ решить ему выезд за границу. Просьбу Замятина поддержал Горький, и в ноябре 1931 г. Замятин уезжает за рубеж. С февраля 1932 г. он жил в Париже.

За рубежом. В среде русской эмиграции Замятин дер­ жался особняком, поддерживая отношения лишь с узким кругом близких еще по России друзей - писателем А. Ре­ мизовым, художником Ю. Анненковым и некоторыми дру­ гими. Н. Берберова в книге воспоминаний «Курсив мой» писала о Замятине: «Он ни с кем не знался, не считал себя эмигрантом и жил в надежде при первой возможности вер­ нуться домой. Не думаю, чтобы он верил, что доживет до та­ кой возможности, но для него слишком страшно было окон­ чательно от этой надежды отказаться...» До конца жизни Замятин не только сохранял советское гражданство и совет­ ский паспорт, но и продолжал оплачивать свою квартиру в Ленинграде на ул. Жуковского.

В Париже он работал над киносценариями - экрани­ зировал для французского кино «На дне» Горького и «Ан­ ну Каренину». Но главным творческим замыслом в по­ следние годы жизни стал для Замятина роман «Бич Бо­ жий» - о предводителе гуннов, владыке Великой Скифии Атилле.

Начало этой теме положила еще пьеса 1928 г. Замятин считал, что в истории человечества можно найти как бы пе­ рекликающиеся, отражающиеся одна в другой эпохи. Та­ ким подобием эпохе Октябрьской революции ему представ­ лялись времена великого переселения народов - эпоха опу­ стошительных походов племен с Востока, столкновения римской, уже стареющей цивилизации с волной свежих варварских народов. В пьесе и особенно в романе Замятин хотел так озвучить эту перекличку времен, чтобы она имела значение и интерес для современного ему читателя. Роман остался незавершенным. Написанные главы были изданы в Париже тиражом 200 экземпляров уже после кончины пи­ сателя.

В упомянутом выше письме Сталину Замятин писал:

« ...Я прошу разрешить мне вместе с женой временно... вы­ ехать за границу - с тем, чтобы я мог вернуться назад, как только у нас станет возможным служить в литературе боль­ шим идеям без прислуживания маленьким людям, как только унас хоть отчасти изменится взгляд на роль худож­ ника слова». До этих времен Замятин не дожил - он скон­ чался в Париже в 1937 г. от грудной жабы (так тогда назы­ вали стенокардию). Тем не менее они наступают, и Замятин получил наконец возможность вернуться на родину - вер­ нуться своими произведениями.

КРУГ ПОНЯТИИ И ПРОБЛЕМ

Антиутопия Поток сознания

1. Как встретил революцию 1917 г. Е. Замятин? В каких произве­ дениях он дал оценку событиям Октября?

2. Каков сюжет романа «Мы»? В чем смысл изображенной в рома­ не истории любви?

3. Какие реальные явления и процессы настоящего дали Замятину основания для изображения фантастических картин будущего?

4. Что такое антиутопия? Определите место романа Замятина

в ряду произведений этого жанра.

5. В чем значение предостережений Замятина для нашего времени?

6. Какую роль в повествовании играет у Замятина внутренний м о -

* нолог?

7. Что вынудило писателя уехать из Советского Союза и как он проявил себя за рубежом?

Темы сочинений

1. Образ повествователя (Д-503) в романе «Мы», его роль в тек­

2. История главной героини (И-330) романа «Мы», смысл ее стрем­ лений и ее судьбы.

3. Изображение любви в романе «Мы». В чем для Замятина значе­ ние этого человеческого чувства?

Тема реферата

А н н е н к о в Ю. Евгений Замятин//Лит. учеба.- 1989.-

№ 5.

В основе статьи - воспоминания художника-графика Юрия Анненкова, близко знавшего Замятина и оставившего нам извест­ ный портрет писателя.

Возвращение Евгения Замятина. «Круглый» стол «Лит. газе­ ты». Ведут С. Селиванова и К. Степанян // Лит. газета.- 1989.-

В материалах «круглого» стола представлен достаточно широ­

кий спектр суждений современных литературоведов и критиков

р творчестве Замятина.

З а м я т и н Е. И. Мы: Роман, повести / Вступ. ст. И. О. Шайтанова.- М., 1990.

Интересен состав книги. Произведения расположены в такой

Замятин Е. И. Избранные произведения /Предисл. В. Б. Шклов­ ского; Вступ. ст. В. А. Келдыша.- М., 1989.

Книга представляет собой самое полное на сегодняшний день собрание прозы Замятина. В ней последовательно и полно просле-

живается творческий путь писателя, характеризуется его пред­ октябрьская проза, раскрывается ее художественное своеобра­ зие, содержательно и подробно анализируется роман «Мы». Впер­ вые освещаются обстоятельства, побудившие Замятина уехать из страны за рубеж, а также суждения художников Русского зару­ бежья о нем.

БОРИС ПИЛЬНЯК (1894-1938)

Начало пути. Среди писательских имен, на десятилетия преданных забвению, имя Бориса Андреевича Вогау (лите­ ратурный псевдоним - Борис Пильняк) оказалось забы­ тым особенно прочно. Его почти не затронул процесс реа­ билитации вплоть до самого послед­ него времени. А когда-то этому имени сопутствовала необычайно громкая слава. Сначала, после публикации в 1922 г. романа «Голый год», в Пиль­ няке увидели самое яркое дарование

новой литературы.

О предлитературной биографии пи­ сателя многое известно из многочис­ ленных интервью, статей, бесед писа­ теля о себе, письменных автобиогра­ фий разных лет.

в Можайске Московской губернии; отец был земцем, чест­ ным человеком с характером, который не жил в одной бер­ логе с „председателями"».

«Отец работал ветеринаром и после кочевой жизни скоро осел в Коломне, сделавшейся для Пильняка настоящей ро­ диной. Многие его произведения десятых и двадцатых годов подписаны коломенским адресом. Быть земцем - это до ре­ волюции значило многое, подразумевало право на независи­ мость от власти, служение не ей, а обществу. Один из пер­ вых рассказов Пильняка (только что сменившего по случаю начавшейся войны свою немецкую фамилию на название любимого им местечка на Украине - Пильнянка) „Земское дело" написан как раз об этом отстаиваемом земским интел­ лигентом праве - быть свободным и честным. К этому сю-

жету Пильняк будет несколько раз возвращаться и в совет­ ское время, в том числе и в рассказе „Заштат", считающем­ ся его последним законченным произведением, которое увидит свет лишь много лет спустя после трагической гибе­ ли писателя» (Знамя.- 1987.- № 5).

Это было вообще характерно для Пильняка - возвра­ щаться к своим вещам, повторять сюжеты или соединять их так, что из нескольких рассказов возникало новое целое. Монтаж - излюбленный прием 20-х гг., и Пильняк был одним из новаторов монтажной прозы, широко захватываю­ щей разнообразный материал, соединяющей подлинный до­ кумент и вымысел. Из рассказов революционных лет по за­ кону монтажа сложился его первый роман.

Роман «Голый год» как страница биографии писателя.

Зимой 1920 -1921 гг. Пильняк создал роман «Голый год». По своему обыкновению под текстом он поставил дату - 25 дек. ст. ст. 1920 г. Время военного коммунизма, на кото­ рое каждый откликается по-своему: один - предупрежде­ нием о возможной трагедии, уже начавшейся, другой - принимая случившееся со всеми его мыслимыми и немыс­ лимыми последствиями. Выбирают как будто бы противопо­ ложный путь, но эти пути сойдутся позже - в формуле приговора, вынесенного и еретику, и певцу революции. Любое мнение оказывается крамольным там, где мнения иметь не положено, где властвует единая воля, один цензур­ ный закон.

Вот почему и в период своего искреннего энтузиазма Пильняк с опаской воспринимался советской критикой. Вместо того чтобы воспеть партийный разум большевиков, Пильняк воспевал стихию природной силы, как нигде ско­ пившейся в русской истории, освобожденной революцией, вырвавшейся жестоким и очистительным разливом. Так он в первый момент понимал случившееся. И так его предста­ вил - фрагментарно, разорванно, как будто следуя творче­ скому совету Андрея Белого, на него сильно влиявшего: «Революцию взять сюжетом почти невозможно в эпоху те­ чения ее...» И тогда же - в 1917 г.- Белый декларировал: «Революция - проявление творческих сил; в оформлениях жизни тем силам нет места, содержание жизни текуче; оно утекло из-под форм, формы ссохлись давно; в них бесфор­ менность бьет из подполья...» В «Голом годе» сюжет не вос­ производит повествовательно ровное течение событий. Он расчленен и своевольно сверстан. Озвучен он также разного-

лосо. Именно озвучен, ибо у Пильняка в звуке все и начи­ нается - и мысль, и концепция. Если он полагал, что ре­ волюция взвихрила старую Русь, сметя наносное, поверх­ ностно-европейское, и обнажила допетровские глубины народного бытия, если он так считает, то мы не должны удивляться, в голошении метели различая то крик лешего, то наиновейшие словечки, рождаемые новой действительно­ стью:

Гвииуу, гаауу, гвииииууу, гвииииуууу, гааауу.

Гла-вбумм!

Гла-вбумм!

Гу-вуз! Гуу-вууз!

- Шооя, гвииуу, гаааууу...

Гла-вбуммм!

Метельная заумь, сопровождающая лейтмотивом роман Пильняка, требует исторического комментария. Вот хотя бы Главбум, напоминающий о том, что постановлением Сов­ наркома от 27 мая 1919 г. была введена издательская моно­ полия и ввиду недостатка бумаги все ее наличные запасы сосредоточены в руках главного управления - Главбума. Тот самый 1919-й, голодный год, голый год - о нем пишет­ ся роман, из-за издательских трудностей, из-за монополии Главбума лишь спустя два года после своего написания уви­ девший свет.

Новый язык - из метели. Метель - символ революции, не Пильняком найденный. Первые метели закружились еще у символистов - у Андрея Белого, у Блока.

Однако само слово «символ» настраивает в отношении к прозе Пильняка на неточное впечатление. Для символи­ стов метель - знак того, что почти неуловимо, что можно предугадать и прозреть. Предметное и историческое отсту­ пает перед мистикой высшего смысла. Пильняк, напротив, предметен до натуралистичности. Закон, который он пыта­ ется понять и вывести,- закон природной, а не сверхпри­ родной жизни. Природа же родственна истории. Это по сути две равновеликие стихии, одна из которых - история - воплощает вечную изменчивость, другая - природа - не­ изменную повторяемость. Величина переменная устанавли­ вается в отношении к постоянной: историческое у Пильня­ ка всегда дается через природное - в их метафорическом равноправии, равновесии. Не символ, а метафора - прием его изобразительности и его мышления.

«Машины и волки»: способ ориентации Б. Пильняка в стихии природы и истории. Пильняк как писатель начи­ нался с убеждения, что стихия всегда права, а индивидуаль­ ное бытие ценно лишь как часть и проявление природного целого. Именно так - «Целая жизнь» он назвал лучший из своих ранних рассказов, опубликованный еще в 1915 г. Рассказ о птицах. О двух больших птицах, живущих над оврагом. Какие птицы? Неизвестно и неважно. У них нет имени, ибо в рассказе нет человека. В его завязке - рожде­ ние, в развязке - смерть. Такова событийность природной жизни.

Природа, не обремененная нашим опытом, не названная нами данными именами, способная предложить нам, счита­ ет Пильняк, единственный урок - жизни.

Русская историческая мысль всегда была склонна выра­ жать себя метафорически: и потому, что привыкла к осто­ рожности, потаенности, и потому, что всегда проводилась через литературу, в ней нередко и рождалась, неотделимая от поэтического слова. Способ один и тот же, но мысль ме­ няется вместе с историей. Пытаясь поспеть за быстрыми

в 20-е гг. переменами, Пильняк пробует разные метафоры, доказывая природность, то есть естественность, правиль­ ность всего происшедшего и происходящего. Сначала была метель, потом появляется волк. «Машины и волки» - пер­ вый роман о нэпе, как с гордостью будет говорить Пильняк, давая понять, что он первым откликнулся на революцию и первым же понял меняющийся ход ее событий. Волк - символ страшного и таинственного, родственного человеку

в природе. Человеку в романе не раз дано почувствовать себя волком. Волк и воля родственны по звуку, а значит, со­ гласно поэтической логике, принимаемой Пильняком, род­ ственны по смыслу. Над Пильняком посмеивались, корили его: единственный герой Октября у него - волк.

Однако волк - это дикая воля. Бесстрашный волк стра­ шен. В образе метели стихия выступала не ведающей зла, в образе волка - слишком часто несущей зло. Пильняк пы­ тается сочетать волю с разумом, природу с историей. В на­ звании романа «Машины и волки» союз играет не раздели­ тельную, а соединительную роль. Из природного и машин­ ного монтируется новая действительность.

Исторические метафоры Пильняка: «Повесть непога­ шенной луны». В 1925 г. Б. Пильняк создал небольшую по­ весть «Повесть непогашенной луны».

Вещь была написана быстро, ибо начата не ранее 31 ок­ тября - дня смерти Фрунзе. Краткое авторское предисло­ вие как будто бы отрицает связь с этим событием: «Фабула этого рассказа наталкивает на мысль, что поводом к написа­ нию его и материалом послужила смерть М. В. Фрунзе. Лично я Фрунзе почти не знал, едва был знаком с ним, ви­ дев его раза два. Действительных подробностей его смерти я не знаю, и они для меня не очень существенны, ибо целью моего рассказа никак не является репортаж о смерти наркомвоена. Все это я нахожу необходимым сообщить читате­ лю, чтобы читатель не искал в нем подлинных фактов и жи­ вых лиц».

По всей видимости, все верно: произведение художест­ венное - не репортаж и прямых аналогий не допускает. Но на деле: проницательного читателя предисловие не собьет, а недогадливому подскажет... А если подскажет, что коман­ дарм Гаврилов - покойный Фрунзе, то кто же тогда тот, с маленькой буквы именуемый негорбящимся человеком, кто имеет право приказать военкому, вопреки его желанию, лечь на операционный стол и устроить так, чтобы с этого стола он уже не поднялся? Тот, в чей тихий кабинет идут сводки из Наркоминдела, Полит- и Экономотделов ОГПУ, Наркомфина, Наркомвнешторга, Наркомтруда, чья буду­ щая речь касается СССР, Америки, Англии, всего земного шара,- кто он? Узнавая, не решались себе признаться. Те­ перь считают, что это было первое слово о Сталине, произ­ несенное вслух.

Но Пильняк не обещал репортажа, и репортаж он не пи­ шет. Уже закрепивший за собой стиль документального по­ вествования, монтажного сближения самих за себя говоря­ щих фактов, здесь он как будто дополняет свою манеру сти­ лем, именно в эти годы приобретшим популярность в русской прозе,- гофманиана, по имени великого немец­ кого романтика.

В безымянный город прибывает экстренный поезд с юга, в конце которого поблескивает салон-вагон командарма «с часовыми на подножках, с опущенными портьерами за зеркальными стеклами окон». Уже не ночь, но еще не утро. Уже не осень, но еще не зима. Нереальный свет. Призрач­ ный город. И кажется, что реально в нем только предчувст­ вие командарма, тем более реально, что отдает так хорошо знакомым ему запахом - крови. Отовсюду этот запах - даже со страниц Толстого, его читает Гаврилов, о нем гово­ рит единственному встречающему его другу - Попову:

«Толстого читаю, старика, „Детство и отрочество",- хоро­ шо писал старик,- бытие чувствовал, кровь... Крови я мно­ го видел, а... а операции боюсь, как мальчишка, не хочу, зарежут... Хорошо старик про кровь человеческую пони­ мал».

И потом еще раз повторит: «Хорошо старик кровь чув­ ствовал!» Это были последние слова, которые слышал от Гаврилова Попов.

С толстовским лейтмотивом пишется повесть и нередко

с толстовским приемом остранения. В чужой город приез­ жает Гаврилов, во вражеский стан. Все здесь чужое, и даже если не его взглядом увиденное, в самой объективности ав­ торского описания предстает фантасмагорией, попирающей законы природы и разума:

Вечером тогда в кино, театры, в варьете, на открытые сцены, в кабаки и пивные пошли десятки тысяч людей. Там, в местах зрелищ, показывали все, что угодно, спутав время, пространство и страны; греков такими, какими они никогда не были, ассиров такими, какими они никогда не были, никогда не бывалых евреев, американцев, англичан, немцев, угнетенных, никогда не бывалых китайских, рус­ ских рабочих, Аракчеева, Пугачева, Николая Первого, Стеньку Разина; кроме того, показывали умение хорошо или плохо говорить, хорошие или плохие ноги, руки, спины и груди, умение хорошо или плохо танцевать и петь; кроме того, показывали все виды любви и разные любовные слу­ чаи, такие, которых почти не случается в обыденной жиз­ ни. Люди, принарядившись, сидели рядами, смотрели, слу­ шали, хлопали в ладоши...

Условность городской жизни, условность театрального искусства, увиденного глазами человека, не желающего вникать в смысл этой условности и тем ее от себя отторгаю­ щего,- это уже бывало у Толстого. Пильняковское описа­ ние звучит вариацией на тему описания вагнеровского спек­ такля в знаменитом толстовском трактате «Что такое искусство? »:

На сцене, среди декорации, долженствующей обозначать кузнечное устройство, сидел, наряженный в трико и в пла­ ще из шкур, в парике, с накладной бородой, актер, с белы­ ми, слабыми, нерабочими руками (по развязным движени­ ям, главное - по животу и отсутствию мускулов видно актера), и бил молотом, каких никогда не бывает, по мечу,

которых совсем не может быть, и бил так, как никогда не бьют молотами, при этом, странно раскрывая рот, пел что-то, чего нельзя было понять.

Толстовский прием, но в лунном свете пейзаж утрачи­ вает свой литературно-цитатный облик и переходит во вла­ дение Пильняка, то ли напоминающего нам восходом лу­ ны о ненужной городу и забытой человеком природе, то ли не случайно придающего этой природе оттенок ночной, по­ тусторонний, издавна в лунном свете ассоциирующийся со смертью. Лунный свет - мертвый свет... Кровавая луна...

Такого видения освещения действительности Пильняку никогда не простят.

Борис Пильняк в 30-е гг.: романы «Красное дерево» и «Волга впадает в Каспийское море». «Красное дере­ во» - повесть, в которой, как всегда у Пильняка, выясня­ ются отношения сегодняшнего дня с прошлым, сравнитель­ но недавним прошлым. Из быта, из красного дерева, с ним сросшиеся, выступают фигуры Якова Скудрина, масте­ ров-краснодеревщиков братьев Бездетовых. По-пильняков- ски грубовато, рублено написаны эти фигуры. И убедитель­ но: не прошлое, не связь с ним и его пережитками убивает в них человеческое, а то, что само это прошлое, жалкие его остатки вырывают они из рук потерянных в новой действи­ тельности людей. Они готовы взять все: павловские кресла,

Они чувствовали себя в повести не только покупателями, но людьми, уже купившими силу и власть. За ними оказы­ вается настоящее. Ими отодвинуты в небытие полубезум­ ные «охломоны»: Огнев, Пожаров, Ожогов... Не фамилии, а псевдонимы с отблеском на них мирового пожара. «Истин­ ные коммунисты» до тысяча девятьсот двадцать первого...

Им нет хода в будущее. Ожогов, младший брат Якова Скуд­ рина, первый председатель местного исполкома, спрашива­ ет приехавшего из столицы племянника Акима, не выгнали ли того из партии, и, узнав, что нет, обещает: «...ну, не сей­ час, так потом выгонят, всех ленинцев и троцкистов выго­ нят».

Повесть «Красное дерево» завершена 15 января 1929 г. Троцкий высылается за пределы СССР в феврале. Предре­ шено это событие было много раньше: «К поезду, как и к поезду времени, троцкист Аким опоздал».

Сочинение по роману «Мы» Е. Замятина.

О чем предупреждает автор своих современников и потомков? Роман «Мы», пожалуй, самое необычное произведение, которое я читала. И необычность эта заключается не в форме повествования, которое ведется от главного героя; и даже не в том, что вместо имен автор дал каждому персонажу свой определенный набор букв и цифр; а в страшной и несправедливой концовке («…я уверен - мы победим. Потому что разум должен победить»).

Начало тоже представляет собой отнюдь не безоблачную картину. Мы видим героя, у которого эмоции вызывает лишь его работа – любимая математика. Единственной ценностью для него является Единое Государство, которое диктует всем определенные правила, оно берет под свой контроль даже личную жизнь нумеров. Вся жизнь города подчинена точному расписанию, строгому порядку («Как всегда, Музыкальный Завод всеми своими трубами пел марш Единого Государства. Мерными рядами, по четыре, восторженно отбивая такт, шли нумера – сотни, тысячи нумеров, в голубоватых юнифах…»).

Единственным правом, которым обладают нумера, является право понести кару за нарушение порядка.

На мой взгляд, законы Единого Государства противоречат жизни людей: они гласят о равенстве, а в городе царит «культ личности», Благодетель обладает неограниченной властью, его почитают и возносят как Бога; люди говорят о свободе, а сами живут в клетке; смеются над чувствами, которые волновали сердца предков, но сами никогда ничего подобного не испытывали.

Чтобы показать всю абсурдность изображаемого мира, автор упоминает и Бюро Хранителей, и казни непокорных, и розовые карточки. Если приглядеться, то мы можем узнать некоторые черты, хотя и в гротескной форме, советской России. Думаю, Замятин боялся того, что все идет к описанной им картине, что каждый потеряет свою индивидуальность, свое лицо («…быть оригинальным - это нарушить равенство…и то, что на языке древних называлось «быть банальным», у нас значит: только исполнять свой долг»).

В романе две сюжетные линии: герой – его любимая и герой – Единое Государство. И весь сюжет основан на противостоянии разума и сердца, долга и чувств.

Несмотря на то, что J-330 показала ему другой, счастливый мир, помогла почувствовать себя живым и свободным («…я чувствовал себя над всеми, я был я, отдельное, мир, я перестал быть слагаемым, как всегда и стал единицей»); в этой борьбе победила бездушная государственная «машина». Конечно, это произошло из-за постоянных сомнений героя, из-за страха потерять свою размеренную спокойную жизнь. Но что наполняет жизнь?! Разве не волнения, переживания, слезы или смех, радость? И если мы лишаемся способности чувствовать: ненавидеть или любить, мы теряем себя, свою душу. И автор, по-моему, хотел сказать, чтобы мы доверялись своему сердцу, потому что оно всегда подсказывает правильно.

А главная мысль, которую Замятин хотел донести до читателя, пожалуй, заключается в том, что не существует идеального мира, ведь человеческая жизнь – это стремление к совершенству. И когда это стремление отнимают, мы теряем смысл жизни.

В середине 20-ого века во всем мире приобрел большую популярность жанр антиутопия, в котором писалось много литературных произведений. Больше всего этот жанр был развит именно в социалистических странах, люди которых или не поддерживали веру в «прекрасное, светлое будущее» или просто очень боялись наступающих перемен. И действительно: как может выглядеть наш мир, если все будут равны и похожи друг на друга? Этот вопрос волновал умы многих великих людей. На западе тоже поднималась эта тема. Многие писатели старались приоткрыть завесу будущего и предсказать, что же случится с нашим миром через несколько столетий. Так постепенно формировался жанр антиутопия, имеющий много сходных черт с фантастикой.

Одним из произведений, написанным в этом жанре, стал роман русского писателя Замятина «Мы». Замятин создал свой собственный мир - мир Великого Интеграла, мир в котором все построено по строгим математическим законам. Все люди этого мира - номера, имена им заменяет порядковый номер их в великом множестве людей. Все они живут по строго прописанному распорядку дня. Все они должны работать в определенное время, в другое время гулять, т.е. ходить строем по улицам города, спят они тоже в назначенное время. Есть правда у таких номеров и личные часы, которые они могут тратить на себя, но все равно все люди города находятся под бдительным оком Благодетеля, управляющего этим миром.

Какой ужасный, страшный мир создал этот Благодетель! Как страшно жить в таком мире обычному человеку! Все дома, все здания, все сооружения - все из стекла. И нигде не спрятаться, нигде не скрыться от его глаз. Каждый жест, каждое слово, каждый поступок Благодетель видит и оценивает. Он держит под контролем каждого человека этого общества, и, как только этот человек начинает думать своей собственной головой и совершать поступки, продиктованные его «Я», этого человека хватают и выкачивают из него всю фантазию, после чего он снова становится обычным серым номером, ничего из себя не представляющим.

Даже любовь в этом страшном обществе перестала существовать как таковая. У каждого номера есть так называемый розовый билет, по которому он может получиться сексуальное удовлетворение от любого другого номера противоположного пола. Это считается нормальным и правильным, потребность в физической близости расценивается как потребность в еде и воде. Но как же чувства? Как же любовь, тепло? Нельзя же все это заменить простой физиологией! Дети, что рождаются от такой близости, тут же передаются в руки прислужников Благодетеля, где чуть ли не в условиях инкубатора из них выращивают таких же номеров. Таким образом из людей выбивается всяческая индивидуальность. Каждый становится таким же, как все остальные.

Как страшно это равенство! Когда серая толпа идет по улице, марширует в ногу в строгом порядке, когда все эти люди становятся единым тупым животным, которым легко управлять, вся надежда на идеальное, просвещенное будущее умирает на корню. Неужели все то, за что боролись наши предки, что они строили, возводили, пусть не всегда правильно и умело, неужели все это, в конце концов, закончится именно так? Вот этим вопросом задается каждый автор антиутопического произведения, создавая очередной мир. Но Замятин дает нам надежду.

Главный герой произведения Д503 самый обычный рядовой номер, работающий на создании Великого Интеграла. Он, как и все, живет в стеклянной квартире, у него есть друг Р13, женщина О90. Все в его жизни течет так, как заведено по законам Благодетеля. Он работает, в личное время ведет дневник, куда записывает свои мысли и чувства, спит, ровно в назначенный срок опускает занавески для розового билета, ничем не отличается от остальных номеров. Но внезапно в его жизнь вихрем врывается женщина, перевернувшая все его сознание, всю его судьбу.

Однажды во время гуляния по улицам города он встречает ее в строе марширующих, необыкновенную, прекрасную I220, сначала просто заинтересовавшись ей. Но постепенно, по мере их встреч, он видит, насколько разительно эта женщина отличается от всего остального общества, сколь сильно она не похожа на всех остальных. И Д503 влюбляется в нее, влюбляется впервые в жизни, и эта любовь меняет его. Он начинает мечтать, начинает грезить, перестает работать и жить по законам Интеграла. Сам он называет это опасной болезнью - душой, проснувшейся в нем, - пытается каким-то образом вылечиться, но не понимает, что от этого вылечиться невозможно.

Мир Интеграла ограничен от природы и окружающего Зеленой Стеной, поэтому в городе стекла, солнца и неба нет птиц, растений, животных, все здесь сотворено руками человека. Но у самой границы Зеленой Стены, за которой просторы огромного мира, стоит крохотный домишка Древний Дом, являющийся своеобразным музеем прошлых лет, в котором собраны раритеты прошлых веков. Именно в этом музее и начинается история Д503 и I220, ведущая обоих к страшному и грустному концу отношений.

Д503 околдован необычной, интересной, фантастической женщиной, которая каждый раз удивляет его чем-то новым, которая постоянно исчезает и появляется в самые неожиданные моменты. Он любит ее всем своим сердцем, он постоянно нуждается в ее присутствии рядом, причем ему хватает даже просто глядеть на нее со стороны. I220 тоже любит его, но любит меньше, слабее, часто использует его для своих целей. Она протестует против Благодетеля, она протестует против всего общества Интеграла, против его серости, долго готовится к этому протесту в кружке своих единомышленников. И привлекает к этому протесту Д503. А он слишком любит ее, слишком верит ей, слишком переживает за нее. Ему абсолютно все равно, против чего она идет, он готов следовать за ней куда угодно, не взирая на последствия. И последствия эти наступают очень скоро.

А что же его друзья? Р13 - поэт Интеграла, возносящий славу Благодетелю, а О90 просто любит Д503, причем любит его не той пламенной страстью, от которой горит он сам к другой женщине, а любит преданной, теплой, верной любовью. О забеременела от него, но не может она родить ребенка и отдать его миру Интеграла, она слишком любит Д, любит их малыша, считает, что он не должен расти вдали от нее, становиться таким же серым и холодным как остальные люди. О90 забирает малыша и уходит за Зеленую Стену, чтобы там жить без надзора Благодетеля, без условий, диктуемых им. А после их короткого бунта и Д, и I, забирают к себе приспешники Благодетеля, выкачивают из них всю фантазию и любовь. Так и умирает надежда этих двух людей на возможность перестройки серого мира в светлый и прекрасный.

Многие авторы старались отодвинуть завесу будущего и заглянуть вперед в то, что будет дальше. Многие пытались заглянуть туда, предвидеть мир, людские стремления, людские переживания. 20ый век стал переломным веком в истории литературы в целом, ведь технический прогресс шел столь быстрыми темпами, что все те изобретения, предсказанные раннее фантастами, воплощались в реальности. Человек полетел в космос, изобрел передатчики изображения и голоса на расстоянии, машины, двигающиеся с огромной скоростью, всевозможные приспособления, облегчающие жизнь человека до минимума. Но число людей в мире неуклонно растет, их становится все больше. И сможет ли в этом огромном количестве живых существ сохраниться индивидуальность, отличие от других? Будут ли все люди одинаковыми или все-таки единицам хватит сил противостоять серой массе? Этим вопросом задавались очень многие люди, им задаются до сих пор, он еще очень долгое время будет волновать души и сердца людей.

Замятин написал произведение, являющееся не только предсказанием, но и предостережением всем людям. Он сумел показать одну из вероятностей того, во что превратится наш мир. И мы постепенно идем к этому обществу, ведь сейчас человеку очень трудно спрятаться от глаз миллионов, следящих за ним, очень сложно сохранить свою индивидуальность в море людей. Фактически, мы сами живем за стеклом. Человеческое «я» давится популярной культурой, массовой культурой, нам навязывают стиль жизни, уклад общества, можно сказать, что и над всем миром сейчас стоит этот самый Благодетель, пытающийся контролировать каждое наше движение. Замятин предостерегает нас от того, что может произойти. Он спрашивает: «Неужели все светлое пропадет в этом мире? Неужели все станет однообразным и серым? Неужели даже любовь превратится в обычную физическую потребность?»

Любовь никогда не станет низким чувством. Любовь - это то, что делает человека человеком, что возвышает его над животными. Любовь - это Космос внутри нас. Она никогда не умрет. И, как бы банально это не звучало, любовь спасет наш мир.