История и этнология. Факты

Уменьшенные копии его знаменитой скульптурной группы «Укротители коней» как нельзя лучше впишутся в (городской квартиры).

Сегодня мы будем знакомиться с работами другого великого мастера пластики, чье имя ассоциируется, прежде всего, со скульптурой «Мыслитель». Речь пойдет об Огюсте Родене (1840-1917). Работы мастера являются «пограничными» между классицизмом (в данное понятие мы включаем различные направления этого стиля) и модерном. Надо сказать, что помимо знаменитого «Мыслителя» Роден создал множество скульптур, среди которых «Человек со сломанным носом», «Юность», «Мать и дитя», «Венера и Амур», «Бронзовый век», «Три тени», «Материнская нежность», «Иоанн Креститель» и многие другие. Но мы уделим внимание другим работам мастера. В нашей встрече снова примет самое непосредственное участие научная работа Сергея Анатольевича Мусского «100 великих скульпторов», а также «Википедия».

Мы уже не раз говорили о том, что далеко не все домовладельцы хотят устанавливать , характер которых отражает непременно идиллию. Среди обладателей индивидуального жилья с дворцовым (классицистическим) стилем, а также со стилем «модерн», есть и те, кому ближе по духу . Такой скульптурой (вернее, скульптурной группой) является творение Родена «Граждане Кале» . Скажем несколько слов о том, что стоит за этим произведением. Согласно «Википедии», «после одержанной в 1346 году победы при Креси английский король Эдуард III осадил ключевую французскую крепость Кале. Осада продолжалась почти год. Попытки французов прорвать блокаду провалились. Наконец, когда голод принудил горожан к началу переговоров о сдаче, английский король потребовал выдать ему шесть наиболее знатных граждан, намереваясь предать их казни в назидание остальным. Первым вызвался отдать свою жизнь ради спасения города один из главных богачей, Юсташ де Сен-Пьер. Его примеру последовали и другие. По требованию короля добровольцы должны были вынести навстречу ему ключи от Кале нагими, с повязанными вокруг шеи верёвками. Это требование было исполнено. Английская королева Филиппа исполнилась жалостью к этим исхудавшим людям, и во имя своего нерождённого ребёнка вымолила перед супругом для них прощение».

Как мы видим, не все так трагично, хотя «сюжет» полон драматизма. Роден решил увековечить данное событие в скульптурной группе. «Этот монумент, - продолжает источник, - должен был выразить обуревавшие французов эмоции — и горечь поражения, и упоение героической жертвенностью сограждан…

Роден работал над группой из шести фигур с 1884 по 1888 годы. По тем временам роденовское исполнение памятника казалось крайне спорным. Заказчики ожидали скульптуру в виде одной фигуры, символизировавшей Юсташа де Сен-Пьера. Кроме того до Родена памятники запечатлевали героические победы и с постамента господствовали над зрителями. Роден же настоял на отказе от постамента, дабы фигуры находились на одном уровне со зрителями (хотя они выполнены несколько больше человеческого роста)».

Этот прием впоследствии использовали и другие скульпторы. Что же касается размещения копии «Граждане Кале» в интерьере загородного дома, здесь, прежде всего, следует определиться с ее размерами, а затем найти «точку», где будет находиться скульптурная группа. В решении таких вопросов не обойтись без опытного дизайнера.

С. А. Мусский в своем научном труде приводит слова великого Рильке, который сказал о Родене и его творении следующее: «В его мозгу всплывали жесты, жесты отказа от всего сущего, жесты прощания, жесты отрешения, жесты, жесты и жесты. Он собирал их, запоминал, отбирал. Сотни героев толпились в его воображении, и он сделал из них шесть.

Он вылепил их нагими, каждого по отдельности, во всей красноречивой выразительности дрожащих от холода и волнения тел, во всём величии принятого ими решения.

Он создал фигуру старика с бессильно повисшими, угловатыми руками и наделил его тяжёлой, шаркающей поступью, извечной походкой стариков, и выражением усталости на лице. Он создал человека, несущего ключ. В нём, в этом человеке, запасов жизни хватило бы ещё на долгие годы, но теперь все они втиснуты в эти внезапно нагрянувшие последние часы. Его губы сжаты, его руки впились в ключ. Он гордился своей силой, и вот теперь она зря перекипает в нём».

Скульптуры и скульптурные группы такого характера, как уже было сказано ранее, желают видеть в своем доме далеко не все домовладельцы. Для тех же, кто сделал свой выбор в пользу этого произведения (и творений, подобных «Гражданам Кале»), скажем, что, как правило, устанавливают копию не в главном помещении жилища, а в комнате, служащей неким филиалом музея, где размещаются картины и скульптуры. При наличии больших площадей в доме хозяева могут себе позволить иметь такую комнату. Она, по своему определению, не является жилой.

В продолжение описания произведения Родена добавим, что, согласно Рильке, скульптор «создал человека, охватившего обеими руками поникшую голову словно бы для того, чтобы собраться с мыслями, чтобы ещё одно мгновение остаться наедине с собой… Роден вдохнул в каждого из идущих на смерть мужчин жизнь, наделив их последними в этой жизни жестами».

Мы уже знаем, что изображенные в пластической форме мужчины остались живы, но это обстоятельство не помешало Родену передать трагизм ситуации.

Скульптура, о которой пойдет речь далее, может украсить не только дворцовый интерьер. Это произведение по-своему уникально, так как передает не настроение эпохи, а настроение самого человека. Наверняка многие догадались, что темой нашего следующего разговора станет .

Алексей Каверау

В статье использованы фотографии сайтов: help-rus-student, 7kanal, fotki.yandex, artyx, artprojekt

Старинная французская хроника Фруассара повествует, что в пору Сто­летней войны, в XIV веке, город Кале был осажден войсками английс­кого короля Эдуарда III и терпел голод и жестокие лишения. Изнуренные и отчаявшиеся жители готовы были просить милости у противника, но тот поставил бессердечное условие: шесть самых уважаемых горожан должны были явиться к нему и предаться его воле; и эти шесть жителей Кале — так требовал надменный враг - обязаны были выйти из города и предстать перед королем в одних холщовых рубахах, с обнаженными головами, с вервием вокруг шеи и с ключами от городских ворот в руках.

Французский летописец рассказывает далее, что бургомистр мессир Жан де Вьенн, получив это уведомление, приказал колокольным звоном созвать граждан на рыночной площади. Услышав из его уст о требовании англичан, собрание долго молчало, пока шестеро не вызвались до­бровольно пойти на верную смерть. Возгласы и стенания пронеслись в толпе, скорбно замечает Фруассар. Он называет имена четырех (как звали еще двоих, он запамятовал) и о каждом из них говорит несколько слов. Один из шестерых, Эсташ де Сен-Пьер, был самый большой богач в городе, другой - Жан д"Эр - жил в почете и достатке и имел двух кра­сивых молоденьких дочерей. Третий и четвертый - Жан и Пьер де Вис-саны - были родными братьями, тоже из числа состоятельных горожан. Лаконичный рассказ историка-хрониста содержит очень скупое описа­ние самого подвига граждан Кале. Они остались в одних нательных ру­бахах, повязали шеи узлами вервия и с ключами от города и крепости направились в лагерь противника. Известно, что король Эдуард сохранил им жизнь, как уверяет Фруассар, вняв просьбам своей супруги.

Эпизод в Кале, описанный в хронике Фруассара, принадлежит к числу тех исторических событий, в которых чувство патриотизма стано­вится чертой человеческого характера, движет с неодолимой силой человеческими поступками, делая самопожертвование естественным и единственно возможным решением.

Неудивительно, что фруассаровский рассказ о «шестерых из Кале» стал популярным, «хрестоматийным» сюжетом во Франции. Описанные события происходили незадолго до героической эпопеи Жанны д"Арк и были связаны с ходом той же войны французского народа против втор­гшихся во Францию иноземных войск. Героями подвига были предста­вители городской буржуазии. Это обстоятельство было особенно су­щественным для прославления и увековечения эпизода в Кале. В конце XIX века буржуазия неохотно вспоминала о великих героях своего рево­люционного прошлого - Маратах, Дантонах, Робеспьерах. Тем большим ореолом окружала она память людей, которые, пусть в очень давние вре­мена, могли представить ее носителем общегражданских добродетелей, образом готовности к самопожертвованию и любви к родине.

Мысль о том, чтобы ознаменовать подвиг шестерых граждан установ­кой памятника на главной городской площади, исходила от муниципа­литета Кале. Имелось в виду воздвигнуть статую, скорее, аллегориче­ского характера, призванную напоминать о давнем событии, происшед­шем в городе. Огюст Роден, получив в 1884 году этот заказ, создал группу из шести фигур. Он отверг идею «собирательного» или символи­ческого изображения, обратившись к подлинной картине события и к его реальным действующим лицам. «Граждане Кале» оказались новым типом многофигурного монумента, новым не только в своем компози­ционном построении, но и в самом понимании монументального об­раза.

Вторая половина XIX века была для монументальной скульптуры порой глубокого безвременья. Никогда еще не ставилось так много па­мятников на городских площадях, бульварах, перекрестках улиц, но ни­когда еще количественный рост не означал такого глубокого падения ху­дожественного качества монументальной скульптуры, как в это время. Эклектически пестрая застройка капиталистического города не создала архитектурной среды, необходимой для жизни и восприятия скульптур­ного образа. Каменные громады доходных и конторских домов, асфальт мостовых и тротуаров, скученность городских строений, характерные для облика современного города, оказались в резком противоречии с на­чалами монументальности. Скульптура почувствовала себя бесприютной на улицах мировых столиц. Впрочем, не только новейший город и его архитектура мало благоприятствовали монументальной скульптуре: на­чала монументальности - и это самое главное - были чужды существу новейшего искусства, его образному строю. Чем больше памятников ве­ликим и не великим людям появлялось на улицах европейских и амери­канских городов, тем более отчетливой становилась характерная черта: стремление заменить монументальную силу изображения шаблонной «представительностью» или бутафорскими эффектами. Официальная, так называемая академическая скульптура выработала в эту пору своего рода международный стандарт городского памятника - обезличенный трафарет бронзовой фигуры, стоящей или сидящей, обладающей боль­шим или меньшим портретным правдоподобием. В тех же случаях, ко­гда этот стандарт нарушался ради создания чего-то сверхобычного - вроде грандиозного памятника Виктору Эммануилу I в Риме или «Монумента битвы народов» в Лейпциге, - возникало нечто настолько претенциозное, грубое и чуждое всякой художественной мере, что эти произведения становились нарицательным обозначением безвкусицы и гигантомании, как это и произошло, например, с римским монумен­том.

Франция не составляла в этом смысле исключения. Роден работал над своими «Гражданами Кале» в период, когда во французской скуль­птуре почти безраздельно господствовал «салон» - приглаженное и без­думное искусство, питавшееся академическими пережитками некогда живого классицизма. Отдельные талантливые художники, вроде Карпо, не могли изменить общей картины упадка скульптуры - измельчания ее идей и крайнего оскудения ее пластического языка.

Памятник патриотизму и гражданскому самопожертвованию был в этих условиях событием редким и знаменательным. Тема патриотиче­ского подвига требовала монументального воплощения, давно забытого в прозаических буднях Третьей республики и ее официального ис­кусства. Роден предложил решение столь же необычное, как необычно было само понятие гражданской героики в эту пору малых дел.

Шесть фигур, созданных скульптором, означали прежде всего отказ от какого-либо собирательного и условно-символического образа в виде одной аллегорической статуи, как это предложено было заданием. Группа Родена изображала событие в его исторической конкретности. Характеристика подвига как индивидуального переживания и действия каждого героя в отдельности - вот что явилось предметом творческих усилий скульптора; именно раскрытию индивидуального в этом коллек­тивном акте и посвящен, в сущности, роденовский монумент. Худож­ника интересовало не столько то общее, что объединяло шестерых ге­роев, сколько различия в характерах каждого из шести. Тема подвига предстала перед скульптором в плане человеческой драмы - она потре­бовала воплощения уже не одного, а целых шести драматических собы­тий. Ибо каждый из героев, выступая за общее дело, переживал свою личную драму, драму своей жизни, и в этом переживании с наибольшей полнотой раскрывалась его"человеческая сущность.

Трактуя именно так «Граждан Кале», Роден сосредоточил внимание на анализе психологически характерного в каждом из шести действу­ющих лиц, и прежде всего - на складе их мысли, на реакции их сознания в момент решающего испытания. Как уже сказано, скульптора инте­ресовали в первую очередь различия - различия в мотивах, пережива­ниях, волевых и моральных импульсах, размышлениях, страданиях. Шесть фигур, изваянных после долгих поисков подготовительных этю­дов, представляют собой редкий в истории монументальной скульптуры опыт пластического истолкования подвига как драмы человеческих ха­рактеров.

Бородатый человек устремил тяжелый пристальный взгляд в землю. Он ступает тяжелой поступью. Он как будто не видит ничего вокруг себя. Среди шести человек, так неожиданно связанных друг с другом судьбой, он остается наедине с собой. Его решимость непоколебима, но все же он вопрошает - судьбу? небо? -вернее всего, самого себя о смысле или бессмыслице происходящего, о близкой смерти без всякой вины, о невозможности изменить этот роковой ход вещей.

Другой человеческий тип, другой характер и иная драма предста­влены фигурой более молодого горожанина, охватившего обеими ру­ками голову. Глубокое и горькое раздумье, почти отчаяние выражает этот жест при первом взгляде на фигуру. Всматриваясь в склоненное лицо, прикрытое с обеих сторон обнаженными руками, можно прочесть и иное: не страх человека за свою личную участь, а горькую тревогу, охватившую все его существо в эти минуты поражения.

Несколько иной психологический оттенок запечатлен в фигуре чело­века, прижавшего кисть руки ко лбу и глазам, как бы защищаясь от того неизбежного и страшного, что грозит ему и всем. Лаконичный, в высо­кой степени жизненный жест говорит о столкновении между верой в жизнь и неизбежностью бессмысленной гибели, между чувством само­сохранения и долгом самопожертвования - столкновении, которое в этой фигуре передано, быть может, наиболее скупыми средствами.

В высшей степени четко охарактеризован четвертый герой - кругло­головый средних лет мужчина с ключом от города в руке. Его упрямая голова поднята, он смотрит прямо перед собой, рука крепко сжимает огромный ключ - символ сдачи на милость победителя. На этом чело­веке такая же широкая и длинная рубаха, как и на всех остальных, такое же вервие вокруг шеи, но он носит эту одежду пленника как священни­ческую сутану, а позорная петля как будто составляет часть одеяния свя­щеннослужителя. В отличие от двух соседних фигур - человека с боро­дой и того, кто охватил руками голову,- этот горожанин изображен неподвижным, как бы застывшим, перед тем как сделать решительный шаг. Покатый лоб, слегка выдвинутая нижняя челюсть, крепко сжатые губы, нос с горбинкой - крупные черты грубоватого бритого лица гово­рят об упрямой воле, может быть, фанатизме. Большие кисти рук крепко сжимают тяжелый ключ - вещественный знак переживаемой трагедии, и в этот простой и, казалось бы, пассивный жест вложено наибольшее напряжение, подчеркнутое спокойной неподвижностью фи­гуры.

Психологической антитезой этой статуе служит соседняя с ней фи­гура человека с поднятой кверху правой рукой. Если другие прячут свой протест глубоко внутрь, уходят со своим гневом и отчаянием в самих себя, то этот горожанин несет свою протестующую мысль и волю миру, больше, чем миру,- высшим силам, управляющим миром. Воздетая к небу в вопрошающем и укоряющем жесте рука -вызов этим высшим силам, требование ответа за беззаконие и несправедливость, обрушив­шиеся на безвинных людей, на их жизнь, на их жен и детей, на родной город, на родную землю. Движение правой руки, согнутой в локте, резко выделяет эту фигуру. Здесь, в первый и последний раз, мысль человека не ограничивается земным кругом, а прорывается ввысь, обращаясь к божеству, притом не с мольбой и даже не с призывом к вмешательству, а с гневным укором. В этом жесте читается и недоуменный вопрос, и горь­кое разочарование - неверие в самую возможность божественной спра­ведливости, самое существование высшей правды. Об этом же говорит рот, полуоткрытый в горестном изгибе, и взгляд вниз, как будто споря­щий с жестом руки. Этот жест - наиболее сложный по смыслу и экспрессии: «отсылка» к небу носит характер философского итога всего эпизода, итога, возвращающего драматический конфликт к его подлин­ной первопричине, коренящейся в самом человеке и в человеческих от­ношениях. Обращение к небу бессмысленно - начало и конец драмы на­ходятся на земле. Над фигурой «человека с поднятой рукой» скульптор работал, по-видимому, особенно много. Об этом свидетельствуют этюды-варианты - один, изображающий этого же человека обнажен­ным, другой -в длинном одеянии. В обоих этюдах по-разному выра­жено страдание: глухая и скрытая боль души -в первом этюде, актив­ное, негодующее страдание - во втором.

Рядом с этим человеком, лицом к остальным пяти, с левого края группы, стоит человек со строгим благородным лицом, с длинными во­лосами, с руками, опущенными вдоль тела и раскрытыми в жесте во­проса и сомнения. Если предыдущий персонаж, тот, который поднял руку, адресуется помимо неба к кому-нибудь из своих сотоварищей, то именно к этом своему соседу. Не он ли является тем первым, кто от­кликнулся на слова бургомистра и теперь обращается к сотоварищам, разделяющим его призыв и «его участь, с безмолвным подтверждением неизбежности принятого решения.

Трагическое в «Гражданах Кале» выходит далеко за сюжетные рамки рассказа о подвиге французских патриотов XIV века. Внутренний мир людей феодального средневековья наделен чертами роденовской современности, противоречиями и сомнениями, свойственными, скорее, человеку конца XIX столетия. Вместе с трагедией долга и самопожертво­вания герои Родена переживают и иную трагедию - трагедию одино­чества, непреодолимого даже в момент, когда, казалось бы, над всем личным доминирует общественное. И хотя все шестеро, составляющие эту трагическую группу, объединены единой волей и их поведение про­диктовано одним и тем же категорическим велением общественного долга, каждый из них остается погруженным в свой наглухо замкнутый душевный мир. Жертвуя своими жизнями, люди Родена остаются и в эти минуты высокого морального подъема «наедине с собой».

Индивидуализм, пытавшийся в разных формах представить себя в ка­честве философской основы художественного творчества, наложил свою печать на искания Родена. Именно в этом смысле можно говорить о воз­действии декаданса конца XIX века на его творчество.

Но сущность этого творчества не может быть правильно понята, если ограничиться подобной констатацией и не пытаться увидеть в искусстве Родена великую новизну, сложную и противоречивую, как само время, его породившее. Роден смело ввел в монументальную скульптуру начала психологического анализа, показав, что они могут действовать не только в станковом, «камерном» портрете, но и в многофигурной группе, пред­назначенной для городской площади. Трактовка исторического события как действия, разыгрывающегося прежде всего в плане психологической коллизии, переживаемой каждым из ее участников, отчетливо сказалась и в композиционном построении монумента.

Группа лишена общего цоколя или пьедестала - все фигуры по за­мыслу скульптора должны были стоять непосредственно на земле, вы­растать из нее. Замысел скульптора в этой части был нарушен при уста­новке памятника на месте в 1895 году: по требованию муниципалитета Кале и вопреки возражениям Родена фигуры были подняты на специ­ально сооруженный высокий постамент. Кусок городской площади - место давнего происшествия - является ареной скульптурного действия. Отсутствует и какой-либо общий архитектурный фон монумента, вроде того пилона, перед которым выступают в поход добровольцы рюдовской «Марсельезы». Фоном для «Граждан Кале» служит только воздух, только свободное пространство, читаемое в просветах между фигурами, в прорывах, образуемых движениями рук, поворотами голов, одеяниями. Этот «фон» обволакивает каждую фигуру, заставляя зрителя пристально вглядываться не столько в группу как целое, сколько в каждое изваяние в отдельности.

Весьма поучительно продолжить сравнение скульптурной группы Ро­дена с «Марсельезой» Рюда - скульптурной группой арки Триумфа на площади Звезды в Париже. Это сравнение тем более уместно, что оба произведения, отделенные промежутком в пятьдесят лет, близки друг другу по своей теме; к тому же в обоих случаях эта тема выражена скульптурной композицией из одного и того же числа фигур.

Герои «Марсельезы» - добровольцы 1792 года, выступающие в по­ход, объединены не столько общностью судьбы, сколько единством воли, единством переживаний и чувств. В этой группе из шести человек действует, в сущности, одна душа, пластический образ которой присутст­вует тут же, в виде крылатой женщины, летящей над воинами, ведущей их за собой и указывающей им путь. Все шесть фигур, представляющие людей разных поколений - от мальчика до седовласого старца, - лишь разные пластические выражения единого собирательного существа - ре­волюционного народа, поднявшегося на защиту отечества.

Пластическая спаянность действующих лиц усилена компактной, предельно «тесной» расстановкой фигур на общем цоколе, перед общим фоном - гладкой стеной пилона. Такая установка предопределила стро­гую фронтальность всей группы: фигуры появляются перед зрителем как бы на некой сцене - площадке цоколя и, проходя по этой площадке, уходят за сцену. Частично заслоняя один другого, пластически «входя» друг в друга, эти шесть воинов воспринимаются как единое целое. Отряд из шести добровольцев символизирует собой многотысячные массы, поднявшиеся перед лицом вражеского вторжения. Каждый член этого отряда выражает не только свои личные переживания и порывы, а дейс­твует от лица тысяч таких же, как он, или подобных ему патриотов. Это единство чувств и помыслов находит свое высшее пластическое выраже­ние в образе крылатой Свободы, осеняющей своим полетом всех шесте­рых воинов, в грозном жесте ее руки, держащей меч, в размахе крыльев, в широко открытых зовущих устах.

Рюд добился предельного единства всей многофигурной группы, сох­ранив в то же время пластическое разнообразие фигур и их движений. Обобщенно-героическая трактовка темы позволила скульптору пожер­твовать правдоподобием в одеждах, предметах вооружения, деталях в пользу условно-античных форм, позволила ввести обнаженное тело в из­ображение героев - приемы, узаконенные классицизмом предшеству­ющего столетия. Господство общей идеи, сверхличного начала над инди­видуальным переживанием воплощено в аллегорическом образе-сим­воле, включенном в скульптурный рассказ о конкретном историческом событии. С той поры, когда Рюд работал над своей «Марсельезой», до времени создания «Граждан"Кале» прошло полстолетия. Совсем в дру­гих исторических условиях тема патриотического подвига вновь дала жизнь многофигурной группе, изваянной крупнейшим скульптором но­вой эпохи. Как изменились понимание и трактовка этой темы, каким со­вершенно новым языком заговорила монументальная скульптура!

В отличие от героев «Марсельезы» фигуры Родена разобщены между собой -между ними нет никаких внешних материальных связей: ни общего цоколя, ни общего фона-стены, ни непосредственной пластической близости. В «Марсельезе», произведении, овеянном еще живым насле­дием Великой буржуазной революции, люди разных поколений и раз­ных личных судеб демонстрируют безраздельное единство воли и дейс­твия. В «Гражданах Кале» люди примерно одного поколения, спаянные общим приговором судьбы, живут совершенно обособленной душевной жизнью, каждый по-своему переживая свою участь.

Категорическое веление общественного долга выливается у героев Рюда в свободный выбор действия: персонажи «Марсельезы» действи­тельно добровольцы, волонтеры, выступающие в поход по призыву сове­сти и отдающие свою волю, весь свой порыв общему делу.

Граждане Кале тоже добровольно жертвуют собой ради общего дела. Но, приняв свое героическое решение, они становятся подчиненными слепой силе, лишенными собственной воли, отданными во власть жесто­кой судьбе. Они остро осознают бессмысленность самой жертвы. Поко­ряясь року, они погружаются в свой душевный мир, мир сомнений, без­надежности и глухого протеста.

Судьба рюдовских добровольцев ясна - ведь она показана тут же: это она, крылатая Свобода, ведет их в поход, воодушевляет, призывает к борьбе ради общей цели. Судьба шестерых граждан Кале - темный, на­висший над ними приговор; эта судьба требует жертвы ради жертвы, она бессмысленно жестока, как самая прихоть феодального владыки, беру­щего заложников у беззащитного города.

Оттого так открыты и ясны взоры добровольцев, выступающих в по­ход, так уверен их шаг, так приподнято-размерен ритм этого шествия, так оцепенело статичны, внутренне скованны фигуры граждан города Кале, идущих в стан врага.

Скульптор расставляет эти фигуры уже не компактным сплоченным отрядом, проходящим перед зрителем, а в виде нестройной группы от­дельно стоящих статуй. Эта группа не имеет своего фронтального фа­сада, она требует многих точек обозрения. Больше того, композиция группы вообще не позволяет одновременно видеть все шесть статуй; по крайней мере одна из них оказывается заслоненной соседней фигурой. Потому-то не существует такого фотоснимка роденовского монумента, который показывал бы всех шестерых героев. С каждой новой точки вы­ступают новые соотношения фигур, разнообразные просветы между ними. Этот прерывистый силуэт и столь же прерывистый ритм усили­вают впечатление противоречивой сложности происходящего.

«Марсельеза» Рюда была одним из последних произведений мону­ментального искусства, наполненным отзвуками Великой революции XVIII века. Романтик Рюд пользовался скульптурным арсеналом класси­цизма. Картины Давида были для него живой художественной реально­стью, сегодняшним днем искусства, хотя «Марсельеза» создавалась в тупору, когда, по словам Маркса, давно уже «исчезли допотопные гиганты и с ними вся воскресшая из мертвых римская старина». Классические условности - от античных доспехов на волонтерах 1792 г°Да Д° мифоло­гической аллегории - были здесь прямым и законным наследием клас­сицизма революционной эпохи. Эти условности воспринимались в мо­нументе Рюда как вполне органическая, вполне естественная форма выражения героической темы. Для Родена эти условности были уже без­надежной архаикой. И хотя он высоко оценивал своего предшествен­ника, «могучего Рюда», как назвал он автора «Марсельезы», пластиче­ский язык последнего был для Родена давно умершей латынью.

Вместе с новым пониманием самой темы подвига Роден ввел в свою монументальную композицию новый пластический идеал, незнакомый и, конечно, непонятный Рюду и его современникам.

Плавный ритмичный жест добровольцев, идущих размеренным ша­гом в одном направлении, повороты и наклоны обнаженных или одетых в античные доспехи тел, образующих законченную, уравновешенную группу, в которой так отчетливо выделяется главное и второстепенное, а серединная ось в точности совпадает с наибольшей высотой ре­льефа,-все эти черты скульптурной классики сменяются у Родена своей художественной противоположностью. Жест утрачивает плавную легкость и выверенную пластичность. Движения граждан Кале тяжелы и угловаты. Разрезы длинных одеяний обнажают грубые узловатые ноги с большими ступнями. Крупные складки этих длинных -до самой зе­мли - однообразных одежд образуют пластически монотонные объемы всех шести фигур. Резко выделяются обнаженные до локтя и до плеч му­скулистые руки, опущенные вдоль тела или поднятые в отчетливом до резкости жесте (только у человека, держащего ключ, руки закутаны до самых кистей). Преобладание инертной массы грубых драпировок над обнаженным телом делает особенно выразительной пластику голов с их контрастной моделировкой, сильными поворотами, резко очерченными впадинами глазниц, выпуклостями подбородков, объемами крупных, массивных черепов.

Пластика тел и лиц чужда какой-либо закругленности, плавности ли­ний, «классической» гладкости форм. Если в шествии добровольцев рю-довской «Марсельезы» нашел свое выражение идеал композиционной и пластической гармонии, завещанный новому искусству античностью, то композиция и пластика «Граждан Кале» должны быть признаны дисгар­моничными в самой своей художественной основе. Да и о какой фор­мальной гармонии может идти речь, когда само трагическое действие, составляющее содержание скульптурного образа, не получает своего ко­нечного разрешения?

Но значение скульптурной группы Родена заключается именно в том, что эти дисгармоничные с точки зрения идеалов классицизма образы оказались носителями новых пластических качеств. Учение о множест­венности прекрасного, с такой энергией провозглашенное еще Делакруа, когда в сумерках классицизма рождались новые течения европейского искусства XIX столетия, нашло в творчестве Родена одно из самых убе­дительных воплощений.

Роден высоко поднялся над обыденщиной, над прозой буржуазной действительности своего времени, вернув скульптуре право на монумен­тальность. Героическая тема вновь ожила в его монументе, притом ожила в наиболее высоком и благородном проявлении - как тема само­пожертвования, подвига для блага родины. Роден лишил эту тему ее обя­зательного в прошлом «классического» скульптурного выражения, и это был не просто переход от одного пластического стиля к другому, а следствие нового понимания самой основы скульптуры - образа герои­ческого человека. Герой сошел с классических котурнов и ступил на зе­млю. Он не решался более показывать себя обнаженным - слишком грубы и непластичны были его формы, слишком угловат и резок жест. Он не мог также выступать одетым в хитон, тогу или античные воинские доспехи, от хотел, чтобы зритель увидел и понял его прежде всего через него самого - через его жест, мимику, моделировку лица. Он без сожа­ления отказывался не только от аксессуаров классической скульптуры, но и от всяческих деталей и атрибутов, оставив себе только самое необ­ходимое. Длинные рубахи из грубой ткани, узлы толстой веревки вокруг шеи да большой железный ключ - вот, собственно, и все, чем обладают, что несут с собой эти люди, собравшиеся нестройной группой на городс­кой площади Кале. Моральная сила любви к родному городу, общинная солидарность делают из них героев. Но при этом каждый остается «обыкновенным человеком», охваченным присущими человеку сом­нениями, страданиями, горькими раздумьями. Героизм получает здесь истолкование, незнакомое монументальному искусству прошлого.

В скульптуре Родена было утрачено многое от цельности и возвышен­ной красоты классицизма, но и приобреталось многое из того, чем не располагал и не мог располагать классицизм. Сюда относятся свободная группировка фигур, пластика сильных, лишенных плавности жестов, резкая и крупная моделировка, преобладание больших плоскостей и объемов, полный отказ от фронтальности, самое же главное - сосредо­точение внимания на внутреннем, душевном мире человека, на его пере­живании, на его мысли как определяющих предпосылках пластического образа. В «Гражданах Кале» сказалось новое понимание одного из глав­ных средств скульптурной выразительности - жеста.

Античная скульптура трактовала жест как элемент человеческой пластики. Даже когда через жест выражались боль, страдание, ужас, жест не нарушал пластической гармонии целого, он помогал восприни­мать пластику прекрасного человеческого тела. В готике сущность скульптурного жеста меняется -он приобретает учительный характер, подчас становясь знаком отвлеченной - религиозной или морализу­ющей - идеи. В скульптуре барокко на первый план выступает чувствен­ная природа жеста -повышенная эмоциональность образа нередко сти­рает грань между жестом и жестикуляцией.

Скульптурный жест Родена содержит в своей основе нечто отличное и от античной, и от готической, и от барочной пластики. Во всех этих разнородных системах жест апеллировал к зрителю, он был средством связи скульптурного изображения со зрителем. Для Родена жест явля­ется прежде всего средством обнаружения психологического состояния героя, пластическим знаком его мысли. Жест обращен уже не к зри­телю, а как бы «внутрь» изображаемого, и главным в этом внутреннем является мысль -человеческая мысль, так разнообразно и действенно говорящая о себе в изваяниях всех шести граждан Кале.

Новизна пластических приемов Родена порождала разнообразные ис­толкования его творчества в связи с общим направлением европейского искусства конца XIX века. Эти истолкования и суждения противоре­чивы. Они высказываются и сейчас, когда автор «Граждан Кале» давно стал одним из классиков новейшей скульптуры. Бесспорным для всех критиков Родена было одно: антиакадемический характер его стиля, близость его исканий к новейшим течениям западноевропейской, в част­ности французской, живописи. Но подобные определения сами по себе говорят очень мало, а в иных случаях могут создать неверное представле­ние о творчестве художника и его месте в истории искусства.

Таково, в частности, широко распространенное мнение о Родене как импрессионисте, больше того - зачинателе и главе какого-то особого «импрессионизма в скульптуре». Основанием для такой характеристики служили некоторые формальные особенности многих работ Родена - неясность очертаний, приблизительность и внешняя «незавершенность» тех или других форм, «воздушность» моделировки, создающая нюанс­ные переходы от одной фактуры к другой или же от пластически обрабо­танного материала к нетронутой массе камня. Под рубрику импрессио­низма подводились и такие приемы, как сложные контрапосты, не­обычные позы и неожиданные сплетения фигур, резко порывавшие с академическими установками. Указывалось также на личную близость Родена к основоположникам и лидерам живописного импрессионизма, в частности к Клоду Моне.

Однако те, кто столь безоговорочно помещал искусство Родена в раз­дел импрессионизма, проходили мимо многого в этом искусстве и пре­жде всего игнорировали тот факт, что скульптурные композиции автора «Граждан Кале», «Врат Ада», «Мыслителя» проникнуты почти обяза­тельной программностью, подчеркнутой сюжетностью, то есть как раз теми началами, которые импрессионизм исключал из своей эстетики и с которыми его мастера нередко вступали в прямую борьбу. Ведь именно эта сторона творчества Родена вызывала (и продолжает вызывать) со стороны ряда его критиков упреки в «литературности» и «символизме». Так, Эли Фор прямо говорит о «досадном стремлении Родена уходить за пределы пластики, гнаться за символами». Под «символами» здесь раз­умеется «внепластическая», то есть сюжетная, основа многих работ скульптора - как раз то, что импрессионизм обычно старался исклю­чить из самой сферы художественного.

С другой стороны, только поверхностное восприятие академически необходимых приемов Родена позволяло сближать эти приемы с им­прессионизмом в живописи. Мы отметили пластические особенности «Граждан Кале»: нарочитую четкость, даже резкость жеста, вплоть до угловатости, моделировку в крупных формах - объемах и плоскостях, почти полное отсутствие светотеневых эффектов, сосредоточенность пластических усилий на выражении внутреннего мира модели, на психо­логической мотивировке скульптурного жеста, на «переживании» как основной предпосылке пластической характеристики.

Можно ли после этого утверждать, что импрессионизм, современни­ком расцвета которого был Роден в пору своей творческой зрелости, вовсе чужд творческим исканиям скульптора? Далекое от философской основы импрессионизма и от его практической эстетики, искусство Ро­дена разделяло, однако, характерное для живописного импрессионизма тяготение к пленэру, к пластической форме, освещенной солнцем, пере­даче изображения в условиях естественного освещения, «под открытым небом», в свободной, ничем не ограниченной воздушной среде.

Не только «Граждане Кале» - монумент, предназначенный для го­родской площади, - но и многие чисто станковые работы Родена рассчи­таны на открытое небо, на воздух, пронизанный солнечными лучами или наполненный ровным светом дня. Это тяготение к большому про­странству, к воздушной среде, не ограниченной стенами музея, или об­щественного зала, или художественного ателье, обусловлено в твор­честве Родена отнюдь не одними формальными мотивами и интере­сами - оно неразрывно связано с внутренней потребностью скульптора к монументальности, с его органическим стремлением к большой форме, к образам, способным воздействовать на большие дистанции в про­странстве и во времени.

И не случайно в пору культа «камерности», нарочитой, подчас ис­кусственной интимности, приглушенных полутонов и полуголосов, в пору, когда даже самые большие художники болели «боязнью про­странства», страхом перед гулом улицы, перед толпами зрителей, перед аудиторией масс, Роден требовал для своих скульптур места в городе, под открытым небом, добивался (и добился!) установки своего «Мысли­теля» на парижской площади перед Пантеоном. Желая выяснить творческую генеалогию Родена, многие писавшие о нем отмечали его близость к готической традиции, столь живучей во французском искусстве самых различных эпох. Сам Роден посвятил го­тическим соборам Франции книгу, полную восторженных, подчас рито­рически приподнятых описаний и славословий. Можно усмотреть вли­яние готической скульптуры в тех же «Гражданах Кале» -есть пла­стическая близость между удлиненными пропорциями, резкими чер­тами, угловатыми движениями роденовских фигур и вырезанными в камне скульптурными изображениями на порталах и в нишах соборов Амьена, Шартра, Реймса. Немецкий поэт Райнер Мария Рильке, опубли­ковавший небольшую книгу - этюд о Родене, называет в числе дальних предшественников Родена средневекового скульптора Клауса Слютера, родом из Нидерландов, создавшего среди прочих своих работ замеча­тельные фигуры пророков так называемого «Моисеева фонтана» во дворе монастыря в Дижоне, портретные статуи герцога Филиппа Сме­лого и других исторических лиц на портале церкви того же монастыря. Эти грубоватые, но очень выразительные изваяния, лишенные внешней «приглаженности», с резко характерными очертаниями голов и лиц, с угловатыми жестами, действительно находятся в каком-то очень дале­ком родстве с гражданами Кале, вышедшими на городскую площадь.

Однако в этом сближении статуй Родена с готической скульптурой многое обусловлено скорее негативными признаками, нежели действи­тельной общностью стиля. Автора «Граждан Кале» объединяют с готи­кой главным образом отклонения от классики, от классических пропор­ций, классической пластики форм и жестов. В то же время нельзя не заметить, что готическая скульптура, быть может, как никакая другая, связана со зданием, архитектурой, она всегда составляет пластическую часть портала, или венчающих деталей собора, или каких-то иных архи­тектурных элементов; она исходит от архитектуры и входит в нее. Мону­ментальные изваяния Родена не знают этой связи, и скульптор даже не делает попытки восстановить давно утраченное единство пластики и ар­хитектуры. Группа «Граждане Кале», предназначенная для определен­ной площади определенного города, по существу, безразлична к своему архитектурному окружению, к ансамблю. Она менее всего рассчитана на соседство и пластическое родство с каким-то зданием или архитектур­ным фрагментом. К подобной связи не давала никаких предпосылок и оснований ни архитектура города конца XIX столетия, ни сама скуль­птура, сохранявшая и под открытым небом изолированность от окружа­ющего.

Это противоречие между монументальным характером темы и об­раза, с одной стороны, и отьединенностью скульптуры от архитектуры, с другой, - одно из многих противоречий, разрешить которые Роден был не в состоянии. Еще более сложным было противоречие между самой темой гра­жданского подвига как коллективного акта и трактовкой темы как драмы индивидуальных характеров. При этом каждому из шести героев присуще сознание неразрешимости жизненных конфликтов, обреченно­сти человеческой воли перед лицом бессмысленных злых сил, управля­ющих миром. Именно сознание безнадежности придает такой трагиче­ский оттенок переживаниям каждого из шестерых, взятого в отдельно­сти. Но когда зритель (быть может, вопреки намерениям скульптора) от отдельных фигур неизбежно переходит к восприятию и осмысливанию скульптурной группы как художественного целого, над этими субъектив­ными чувствами одиночества и безысходности начинает доминировать объективная сущность гражданского подвига и самопожертвования ка­ждого ради всех как подлинный смысл всего произведения, как его вы­сшая объективная правда. И хотя указанное противоречие остается до конца непреодоленным, утверждающая идея всего произведения -мо­нумента мужеству человеческого духа - со всей отчетливостью и силой воспринимается зрителем.

Вот почему противоречивые черты, органически присущие Родену и говорящие об утратах, понесенных искусством его времени, придают особую значительность тому новому и передовому, что внесено создате­лем «Граждан Кале» в скульптуру конца XIX - начала XX века.

Роден с громадной силой пластической убедительности показал, что, как ни старался город XIX века принизить и измельчить монументаль­ную скульптуру и в конечном счете лишить ее дыхания, она не умерла, нашла новые жизненные силы, новых героев и новые пути к зрителю.

В поисках этих путей Роден должен был противостоять как скуль­птурному «академизму», так и модернистскому разложению стиля. Условность, становящаяся привычной, легко может быть принята за правду: так академизм, оперируя некогда живыми, но давно превратив­шимися в условность канонами и формами классицизма, внушал зри­телю, что только его приемы, его обязательные формы правдивы, а вся­кое отклонение от них противно правде и красоте. В «Гражданах Кале» нашел свое выражение новый пластический идеал, свободный и от мо­дернистской манерности, и от условностей академической псевдоклас­сики. С исканиями новой монументальности в творчестве Родена нераз­рывно связано утверждение программности, сюжетности скульптурного произведения, вопреки тому тяготению к бессюжетному, «чисто зри­тельному» образу, которое столь отчетливо проявилось в художествен­ных течениях конца века.

Появление на площади старого приморского города шести бронзо­вых фигур, изображавших людей давнего прошлого и напоминавших о чести и мужестве, о патриотизме и любви к человеку, знаменовало важ­ную ступень в развитии новейшего искусства. ных зданий; эти последние представляют собой не более чем обрамле­ние площади, в котором не выделено никакой доминирующей части, ни­какой господствующей формы. Отсюда геометрически правильные очертания площади: квадрат площади Вогезов, треугольник площади Дофина, круг площади Побед, восьмигранник площади Вандом. Все эти площади представляют собой как бы резервуары статичного про­странства, замкнутого в геометрически простейшие рамки.

Огюст Роден (François-Auguste-René Rodin) родился 12 ноября 1840 года. Юный Роден любил ходить в Лувр и рисовать античные скульптуры. А годы спустя его собственное творчество будет считаться одним из интереснейших и значительнейших явлений в истории мирового искусства.

Разрушив застывшие академические традиции, Огюст Роден считается одним из основоположников современной скульптуры. Самыми известными работами талантливого француза считаются скульптуры «Мыслитель», «Граждане Кале» и «Поцелуй». В честь 175-летия со дня рождения скульптора мы подробнее расскажем о каждой из них.

«Мыслитель» (Le Penseur), 1880—1882 гг.

Одна из самых известных скульптурных работ Огюста Родена сегодня экспонируется в музее Родена в Париже.

В истории скульптуры часто изображался человек, который находится в мыслительном процессе. Но «Мыслитель» Родена не похожа ни на одну из ранее созданных пластических форм. По первоначальному замыслу автора скульптура называлась «Поэт» и была частью композиции «Врата ада» по мотивам «Божественной комедии».

В 1880 году правительство поручило Родену оформить центральный вход в строящийся Музей декоративного искусства в Париже. Над этой работой мастер работал почти до конца жизни, назвав её «Вратами ада», которые стали величайшим творением Родена. В процессе работы над семиметровыми «Вратами ада» он создал множество композиций (более 180 различных фигур), некоторые из которых впоследствии стали самостоятельными произведениями.

Со временем замысел Родена был усложнён, в частности образ Данте был сменён универсальным образом творца. Моделью для него послужил (как и для многих других работ этого скульптора) Жан Бо (Jean Baud)- француз, мускулистый боксер, который выступал в основном в Париже. Роден наделил своего героя физической мощью, однако исполнил его подчёркнуто аллегоричным, не имеющим реальных прототипов..

Впервые «Мыслитель» был публично выставлен в 1888 году в Копенгагене.

Через четыре года скульптура была отлита в бронзе и увеличена до 181 см. Ее в 1904 году Роден выставил в парижском Салоне. А в 1922 году эту бронзу перенесли в музей Родена в Отель Бирон.

К тому же существует более 20 бронзовых и гипсовых копий статуи в разных городах, разбросанных по всему миру.

Граждане Кале, 1884-1888

Данная бронзовая скульптура посвящена одному из эпизодов Столетней войны.

После одержанной в 1346 году победы при Креси английский король Эдуард III осадил ключевую французскую крепость Кале. Осада продолжалась почти год. Попытки французов прорвать блокаду провалились. Наконец, когда голод принудил горожан к началу переговоров о сдаче, английский король потребовал выдать ему шесть наиболее знатных граждан, намереваясь предать их казни в назидание остальным.

Первым вызвался отдать свою жизнь ради спасения города один из главных богачей, Юсташ де Сен-Пьер. Его примеру последовали и другие. По требованию короля добровольцы должны были вынести навстречу ему ключи от Кале нагими, с повязанными вокруг шеи верёвками. Это требование было исполнено. Английская королева Филиппа исполнилась жалостью к этим исхудавшим людям и во имя своего нерождённого ребёнка вымолила перед супругом для них прощение.

Долго вынашивалась идея создать монумент в честь выдающихся французов, пока мэр Кале Деваврин наконец не организовал сбор средств на памятник по подписке и заказал скульптуру Родену.

Роден настоял на отказе от постамента, чтобы фигуры находились на одном уровне со зрителями, которые впервые увидели его в 1889 году. Но все же по настоянию городских властей он был установлен на традиционном пьедестале и с оградой. Идея скульптора была реализована только после его смерти в 1924 году.

« Поцелуй» , 1889

Э. А. Бурдель сказал «Не было и не будет мастера, способного вложить в глину, бронзу и мрамор порыв плоти более проникновенно и напряженно, чем это сделал Роден». Говорил он это о мраморной скульптуре, созданной и представленной Роденом в 1889 году на Всемирной выставке в Париже.

Хотя сперва данная скульптура также являлась частью рельефной группы, украшающей большие бронзовые скульптурные ворота Врата Ада, вскоре она была оттуда изъята. Но называлась она тогда вовсе не «Поцелуй», а «Франческа да Римини», в честь изображённой на ней знатной итальянской дамы 13-го века, чьё имя увековечила Божественная комедия Данте.

Женщина полюбила младшего брата своего мужа Джованни Малатеста, Паоло. Вскоре они были убиты, собственно, мужем. Кстати, любовники на самом деле не касаются друг друга губами, как бы намекая на то, что они были убиты, не совершив греха.

Свое современное название «Поцелуй» (Le Baiser) скульптура получила от критиков, впервые увидевших её в 1887 г.

Как горожане Кале пожертвовали собой, чтобы спасти город

Осада крепостей и городов в Средневековье было очень сложной задачей. Причем как для тех, кто сидел в осаде, так и для тех, кто оборонялся. Невесело было всем, вопрос был только в том, кто кого пересидит.
4 сентября 1346 года, после разгрома французской армии у Креси, англичане под командованием короля Эдуарда III начали осаду порта и города Кале. Так как город был удобным портом, он просто позарез был нужен Эдуарду, чтобы продолжать войну во Франции. Кале был окружен двойным крепостным рвом, а также крепкие стены, построенные около 100 лет назад. Кроме основных стен, на северо-западе города имелась цитадель со своим рвом и дополнительными укреплениями. Город был заманчивой целью, но очевидно, что его осада была непростой задачей. Но англичане даже не представляли себе, насколько непростой.
После того, как Кале был осажден и англичане оценили по достоинству городские стены, Эдуард запросил дополнительную подмогу из Англии и Фландрии. Французский король Филипп VI после того, как его армия понесла огромные потери при Креси, больше не рвался встречаться с армией англичан в правильном сражении, да и сил у него не было. В итоге линии снабжения английской армии остались не перерезанной. Но и Эдуард не смог помешать помощи, которую в Кале подвозили с моря.
В ноябре к городу притащили пушки, построили катапульты, собрали штурмовые лестницы. Но все труды оказались напрасными, городские стены пробить не получилось. Эдуард отчаялся взять город штурмом и в феврале 1347 года перешел к правильной осаде, заодно привлек и флот, заблокировав город как с суши, так и с моря. Только один французский конвой смог пробиться в город.
Но французский король тоже продолжал держаться поблизости, так что расслаблять англичанам было некогда. Весной обе армии получили дополнительные подкрепления, но французы так и не смогли потеснить английскую армию, находящуюся на удачной позиции между болотами.
К июню удалось почти полностью прервать снабжение Кале пищей и пресной водой. Для того, чтобы сохранить возможность оборонять город, из него изгнали 500 детей и стариков, чтобы оставшиеся взрослые мужчины и женщины смогли выжить и продолжать оборону.
По поводу изгнанных есть разные мнения. Французская версия говорит о том, что англичане не пропустили изгнанников и те умерли у крепостных стен от голода. Но есть и другие сведения - фламандский летописец Жан Ле Бель писал, что Эдуард III проявил благородство и был милосерден к изгнанным - не только пропустил их, но и дал каждому по небольшой денежной сумме.
1 августа, исчерпав все силы обороняться и продержавшись больше года, город зажег сигнальные огни, сообщая о готовности сдаться. Эдуард согласился, при условии, что ключи от города принесут 6 самых знатных горожан, которых казнят за неподчинение.
Собирался ли он на самом деле казнить горожан или нет - спорный вопрос. В Средние века сдачи крепостей часто проходили в форме театральных представлений. Тем более, что Эдуард на полном серьезе считал себя французским королем и имел на это достаточно веские права. А следовательно вполне мог казнить тех, кто сопротивлялся ему, но не казнил. Как считается, из-за того, что его жена очень сильно, чуть ли не упав на колени, попросила не убивать горожан. Само собой, такие вещи продумываются заранее, так что скорее всего, это был хорошо срежиссированный спектакль.
Тем более, что следом большинство горожан изгнали из Кале, так как те, кто мог открыть ворота французскому королю в крепости были не нужны. А Кале станет важной английской крепостью на долгое время, вплоть до 1558 года, пока ее не отвоют обратно. Отсюда будут отправляться многие рейды англичан в Столетнюю войну, а еще - обеспечиваться торговля с Фландрией. Кале будет настолько важен для Англии, что пост коменданта этого города будет поручаться только самым важным и на самом деле прославившимся сановникам.

Нарядное здание мэрии с примыкающей к ней часовой башней-беффруа расположено на Площади Неизвестного солдата (Place du Soldat Inconnu). Как я уже говорила (Экстравагантная Ратуша с часовой башней-беффруа. Часть 120), перед зданием Ратуши находится статуя Родена, посвященная 6 бюргерам Кале. И эта площадь с таким многозначительным названием, безусловно, заслуживала особенного памятника, которым стал монумент «Граждане Кале» работы знаменитого скульптора Огюста Родена.

Эта скульптурная композиция была создана в конце XIX век (1895 г.), когда великий французский скульптор, Огюст Роден, был в расцвете своих сил и был признанным создателем современных принципов ваяния. Будучи незнатного происхождения, Огюст с детства был одаренным ребенком, что впрочем, не помешало ему попасть в Высшую художественную школу только с четвертой попытки. Литератур, искусство, рисунок – все это было интересно юноше, который впитает в себя в равной степени романтизм, символизм, импрессионизм и реальность современной жизни. Он изучал средневековую архитектуру в Италии, любил готику, но его творчество было обращено к современным ему стилям импрессионизма и модерна, в скульптуре он пытался поймать и остановить прекрасное мгновение, выраженное в позах и мимике своих персонажей.

Противоречивая натура скульптора считалась современниками почти революционной и зачастую его работы вызывали скандал и даже отвергались заказчиками. Как странно узнавать это, особенно, когда ты с детства восхищался его мраморной «Вечной весной», такой восхитительно нежной и трепетной.

Чтобы стало понятно, о чем идет речь, придется погрузиться в историю и географию. Город Кале, в который мы приехали через Евротоннель, это самый близкий к Англии населенный пункт, расположенный в 34 километрах. Отсюда и трагизм положения города в истории, ярко выразившийся в ходе Столетней войны 14 века. Расширяя свою экспансию, войска английского короля ведут многомесячную осадку французского города Кале, но жители укрепленного города активно противостоят натиску Эдуарда III почти в течение года. Сознавая безуспешность предприятия, но не желая «потерять лицо», Эдуард готов помиловать город и его жителей, но при условии выдачи шестерых заложников из числа именитых и богатых горожан. Губернатор города в 1347 году, посоветовавшись с горожанами, пошел на этот беспрецедентный шаг, потому что нашлись смельчаки, готовые пожертвовать себя «на заклание» ради жизни и свободы остальных. Первым из этих патриотов был Эсташ де Сен-Пьер, который своим подвигом дал пример жертвенности и этим вошел в историю веков не только города Кале, но и всей Франции. Ключи от города были вынесены победителям, причем за ворота вышло ровно столько мужчин, сколько было затребовано, и вышли они босыми и связанными веревками. В те времена Короли «отвечали за базар», и Эдуард был готов помиловать граждан Кале, принеся в жертву только шестерых. Однако тут вмешалась женщина, вернее британская Королева Филиппа Геннегау (де Авен), которая прониклась мужеством французов и убедила мужа помиловать и их. Я уже писала об исходе английского присутствия в Кале, когда в 1558 году герцог де Гиз не вернул его в лоно Франции.

Не менее интересна история создания этого памятника, который мэрия Кале в 1885 году решила установить перед Ратушей через 500 лет после указанных трагических событий. В их представлении героем был Сен-Пьер, и именно его они хотели видеть на площади, но как Минина не было без Пожарского, так и здесь Родену, к которому обратились власти, было странно ставить памятник только одному из шестерых героев. Уже известный скульптор серьезно отнесся к проекту, прочитал историю события, и приступил к работе, мечтая доступными средствами донести до зрителей мужество, героизм и веление духа людей, готовых предать себя смерти за жизнь других в соответствии с библейскими нормами. Роден, не боявшийся ломать стереотипы, не обращая внимание на чье-либо мнение, решил весь акцент монумента сосредоточить на эмоциях героев, восходящих на свою Голгофу. Близость связанных веревками людей, объединяла их не только физически, их взаимосвязь была выше, так сказать «не от мира сего», поскольку они были внутренне готовы достойно пройти крестный путь. Чтобы ничего не отвлекало взгляд, Роден обратился к примеру античной скульптуры, и изобразил фигуры частично обнаженными, босыми и в хитонах, что позволяло показать в камне все порывы души и тела. Автор понимал, что подвиг не был вызван желанием выделиться, жертвы были равны между собой и со своими гражданами, поэтому Роден не хотел ставить скульптуру на постамент, чтобы благодарные потомки могли приходить к ним, как к родным предкам и «на равных» разговаривать с ними. Этот ход был достаточно рискован, потому что в те времена так не делал никто, и получалось, что группа людей, выполненная в натуральную величину, теряла свою величественность, как считали в мэрии. Предложенный скульптором вариант настолько возмутил граждан города, что они ни в какую не хотели принимать его, потребовав от скульптора «изменения позы, внешнего вида и силуэтов группы». Власти Кале хотели видеть несгибаемых героев, вошедших в хрестоматийные учебники страны, чтобы им поклонялись и преклонялись, а Роден изобразил изможденных, обессиленных людей, лица которых отражают весь спектр чувств в ожидании гибели – решимость, отчаянье, ужас и смирение. Роден как будто бы хотел сказать, что это часть нашего наследия со всеми пороками и страстями, он предлагает ближе подойти к ним, заглянуть в глаза, почувствовав всю их муку и понять, что мы с вами стоим среди героев-соотечественников, разделяя с ними солидарность. Властям виделся элегантный, красивый памятник, в котором было видно положение в обществе, которое занимал каждый герой, а Роден изобразил их со вздутыми венами и мускулами, в рубище, не выделяя никого своими размерами и местом, но отразил главное – общую готовность к смерти. Герои-горожане стоят вместе, но каждый из них проживает свою жизнь, в группе нет центральной фигуры, что говорит о том, что к смертному одру люди все же подходят в одиночку, переживая приближающуюся смерть без пафоса и ненужной патетики.

«Внутренним взором Роден видел их всех: двух братьев, из которых один, прощаясь, поднимает согнутую в локте руку; юношу, полного тоски и отчаяния; сурового в своей решимости горожанина, чьи руки сжимают ключи от города. И старика Сен-Пьера, склонившего голову перед судьбой, но с по-прежнему неукротимым духом».

Сопротивление горожан было долгим и, как аргумент «против» даже использовалось мнение, что у города нет денег на изготовление шести фигур, и тем более, на их установку. «Отцы города» упорствовали, и тогда через пять после завершения работы, проводится лотерея по сбору средств на то, в чем Родену было отказано уважаемыми гражданами Кале. За 1 франк было предложено выиграть какую-то ерунду – от мыла до часов. Обсуждение памятника выходит на общенациональный уровень, в которое включились художники, литераторы и общественные деятели. Как всегда, скандал сыграл на руку автору, и наконец, монумент был установлен на площади перед Ратушей в 1895 году, но все же на высоком постаменте с оградкой и только в 1924 году, уже после смерти Родена, он «сошел с небес» и встал в один ряд с современниками. Получив скандальную известность, скульптурная композиция стала привлекать в Кале людей из разных уголков Франции, которые приезжали сюда, отдавая дань подвигу «Граждан Кале» и новаторству Родена.
Интересный факт: традиционно особо важные скульптуры отливали не в одном экземпляре, и сейчас, оказывается, таких скульптур во всем мире 12 штук!, в том числе в Лондоне, Париже. Есть она и в Израиле, в Австралии, Америке и Швейцарии.
Этим тяжелая судьба памятника не ограничилась, во время двух мировых войн, его прятали в подвале мэрии и даже вывозили в другой район. Сегодня он снова занимает свое место и очень рекомендую всем, прибывающим в Кале «открыть» для себя подвиг обычных бюргеров из Кале!