Нина Грин - «фея волшебного ситечка»
/МАРГАРИТА ИВАНЧЕНКО/
Ее хоронили дважды

Нина Грин - жена известного писателя. Ее судьба оказалась не менее драматична, чем жизнь мужа. Ее называли предателем за то, что во время немецкой оккупации редактировала газету «Старокрымский бюллетень», и умалчивали о том, что помогала партизанам. Она выдержала все и навсегда сохранила для Крыма память о великом романтике Александре Грине.

Газеты не могли об этом сообщить и никогда бы не сообщили. Тогда такая информация в народ не просачивалась. Ночью на старокрымском клад-бище группа сообщников разрыла могилы Нины Грин и Александра Грина и перезахоронила изменницу родины (как тогда считалось) в могилу писателя. Это был тайный сговор. Перед тем как отправиться на такое дело, они проконсультировались у юриста. Тот разъяснил, что, если их застанут у разрытого захоронения, грозит срок за осквернение могилы.

Испытания и курятник

В 1990 году мне довелось познакомиться с киевлянами, организовавшими это перезахоронение: Александром Верхманом и Юлией Первовой. Тогда, 27 сентября, в Старом Крыму отслужил на кладбище панихиду владыка Симферопольский и Крымский отец Василий.
Тогда же здесь и появилась табличка с именем Нины Николаевны Грин (почти через 20 лет после перезахоронения). До того же считалось, что она покоится в 50 метрах от своего мужа. В этот день Крым услышал правду, которую знали только компетентные органы, но и они помалкивали, так как опростоволосились. В перестройку на нас вылился ушат информации. Мы каждый день узнавали новости: то о катастрофах, то о деньгах партии, то об известных личностях. Союз Советских Социалистических Республик прозрел и жаждал демократии, правда, несколько иной, чем мы имеем сегодня.
Верхман и Первова после митинга рассказывали нам, журналистам, о том, как умирал Грин на руках Нины Николаевны, как потом она начала создавать его музей, как сошла с ума ее мать, началась война, и Нина, измученная голодом и страданиями близкого человека, а еще страхом, ведь немцы расстреливали душевнобольных, устроилась в немецкую типографию корректором. Через время ее назначают редактором издания «Старокрымский бюллетень». Бюллетень печатал сводки и хронику. Отказаться Нина не могла по тем же причинам, которые вынудили пойти на работу. Работа эта не требовала от нее личной оценки событий - она была технической. Грин помогала партизанам и спасла от смерти 13 человек. В конце войны умирает мама, и Нина едет в Одессу, тогда к Крыму уже подходили наши, говорили, что они расстреливают всех, кто сотрудничал с немцами, без разбора. Ехала к друзьям, а попала в облаву. Нину Николаевну схватили и вместе с другими отправили в Германию.
Вернулась в Крым. «...Там хорошо, но мое плохое мне дороже, чем это хорошее. Познала всю жестокость тоски по родине и никому не желаю ее пережить». Она знала, что ее не пощадят, тогда даже за неосторожно оброненное слово не щадили, сама явилась в МГБ и сказала: «Я пришла арестовываться». Как эта маленькая женщина, фея волшебного ситечка (так ее называл Грин, читая ей рукописи и, как сквозь ситечко, пропуская через нее прочитанное), выдержала такие страшные испытания. Когда через десять лет Нина Николаевна вышла из мест заключения, в гриновском доме был курятник первого секретаря райкома партии.
Александра Верхмана и Юлию Первову когда-то в Старый Крым привело имя Грина, но, познакомившись с Ниной Николаевной, они стали ее настоящими друзьями. Бывают ли они вообще, настоящие друзья? Это редкий дар, когда человек может взять на себя твои беды и понести, как свои. Не будь этих людей, иначе бы сложилась судьба и Нины Николаевны, и Гриновского музея. Через годы они станут ее душеприказчиками. Слово какое, не из нашего времени. А здесь все не из нашего времени: и любовь Гринов, и сами они - не меркантильные нисколечко, будто по воздуху парящие над суетой, и друзья такие же.
Когда стало ясно, что пенсии Нина Николаевна не получит, а денег чужих, даже от друзей, не возьмет (не из того теста сделана), они ее обманули - поздравили с тем, что смогли добиться пенсии, и стали высылать свои деньги. Благодаря стараниям друзей и была реабилитирована Нина Грин. Случилось это в 2001 году, через тридцать лет после ее смерти.

Окровавленная душа

Когда Нина с Александром познакомились, ей было 23, а ему 37. Познакомились и расстались на несколько лет. «Необходимо было каждому из нас отмучиться отдельно, чтобы острее почувствовать одиночество и усталость». Они отмучились, встретились случайно на Невском и прожили счастливую жизнь. Чувствам их трудно не позавидовать, хоть, по большему обывательскому счету, и завидовать-то было нечему. Она разглядела в нем писателя, не временщика, а суперромантика, потому как у самой душа была чистая, сильная.
Пьянство писателя не кажется чем-то выходящим за рамки. Душа ранимая, творческая - вот и спасался. Страдала ли от этого супруга? Бесспорно. Но как!
Был случай, они обедали в одной известной семье. Грин не ограничил себя в спиртном. Хозяйка после выказала Нине Николаевне удивление:
- На вашем лице не было никаких следов волнения...
- Чего же мне волноваться?
- Но Александр Степанович был прямо неприличен, совсем пьян. Мы так волновались.
- Вы, приглашая нас, знали, что Александр Степанович пьет; обед был с вином, следовательно, выпивший Александр Степанович - последствие законное. Вы же, видимо, смотрели на это, как на опасное и любопытное зрелище, и оно было бы еще пикантнее, если бы с другого конца стола к Александру Степановичу стала бы испуганно взывать взволнованная жена: «Саша, не пей, тебе вредно. Пойдем домой!» - и из глаз ручьем бы лились слезы. Для меня у вас за обедом Александр Степанович не был пьян, а потому и волноваться мне было нечего. Мне у вас было интересно и занимательно».
Ах, как же захотелось крикнуть сквозь года: браво, Нина Николаевна! Вот как умеют вести себя настоящие женщины! Просто она любила его любого и болела не за себя, за него душой.
Пусть были дни и даже месяцы таких гриновских болезней, но в общем они были счастливы в своем маленьком домике: «Я засыпаю, полная душевного мира и тепла, - пишет в воспоминаниях Нина Грин. - Александр Степанович дал мне это. Несколько позже приходит он из своей комнаты, тихо-тихо раздевается и ложится в постель. И я знаю - такой же светлый мир в те минуты и в его душе».
Вспомните, что говорит Дези в «Бегущей по волнам», когда любимый сообщает ей, что прекрасный дом, в котором они остановились, куплен и обустроен специально для нее: «Не кажется ли тебе, что все может исчезнуть?»
Так и вышло - все исчезло: жизнь Нины Николаевны превратилась в кошмарный сон. Грин тяжко заболел, жили крайне бедно. Смерть его стала для нее катастрофой: она на время теряет память. А потом живет одной мечтой: обустроить в их домике музей. Но война не спрашивает о планах... Дальше все как в жутком кино: сумасшедшая мать, немцы, смерть мамы, лагеря... Кто встречался с ней в лагерной жизни, тот навсегда сохранил о Нине Николаевне трогательные воспоминания. Она и в этих нечеловеческих условиях была непоколебимо романтичной душой. В лагере Грин работала в больнице вместе с Татьяной Тюриной: «Нина Николаевна имела авторитет у персонала и зэков, самых отпетых». Врач Всеволод Король: «...В университете у нас был предмет «врачебная этика», но Вы были первым человеком, встреченным мной, который применял эту этику в жизни... Истории болезни Братцева я, надеюсь, не забуду до гроба. Пишу «надеюсь», так как, забыв, как Вы ухаживали за этим больным воришкой, я забыл бы одну из самых красивых картин человеколюбия...»
Потом ее перевели в жуткий астраханский лагерь, куда отправляли самых изможденных - умирать или тех, кто провинился. И наконец - свобода! Казалось бы, несчастья кончились, но они не имели конца. Вскоре свободная жизнь доведет ее до состояния, о котором она скажет: «Все в душе - как куча разорванных окровавленных тряпок».
Для того чтобы уничтожить «противника», власти распустили по Старому Крыму сплетни и даже подготовили липовый документ для тех, кто пытался помочь в деле организации музея. Вот как не хотелось первому секретарю райкома отдавать свой сарай - курятник (гриновский дом) и свой сад (гриновский сад). В итоге сарай ему построили новый, а вот борьба за сад еще долго продолжалась. Нина Николаевна решила не сдаваться: пусть все здесь будет по-гриновски, пусть шелестят для тех, кто придет проведать Александра Степановича, его деревья. В состряпанной «легенде», которую запустили власти, говорилось о том, что Нина Николаевна бросила больного Грина, что он умирал, лежа на соломе, в полном одиночестве. А во время войны, юродствовали лжецы, Нина Грин предавала советских людей и даже переливала кровь умерщвленных младенцев раненым фашистам, а теперь еще она хочет захватить домик Грина, чтобы под видом музея устроить шпионскую явку. Сплетням всегда, как известно, верят больше, чем правде. Клеветническая бумажка имела успех не только у приезжих, но и у определенной части старокрымского населения.

Духовное завещание

Последние силы ушли на организацию музея. Умерла Нина Грин 27 сентября 1970 года в Киеве - у друзей. В своем духовном завещании оно просила похоронить ее рядом с мужем. Но в то время хоронить изменницу родины рядом с советским писателем власти запретили. Шли переговоры, совещания, собранные специально по этому поводу, друзья звонили в Москву, в Союз писателей, оттуда звонили в ЦК партии. Власти были непреклонны, однако похороны взяли на себя. И похоронили, правда, не в 4 часа дня, как планировали, а в 12. В результате не все, кто хотел, смогли проститься с Ниной Николаевной.
Через год, в октябре 1971 г., Юлия Первова, Александр Верхман и еще четверо отважных собрались на старокрымском кладбище. Женщину поставили, как говорится в таких случаях, на стреме.
Ночью, слава Богу, поднялся страшный ветер, он заглушал стук саперных лопаток о камни, которых в земле было огромное количество. «Операция» прошла, если так уместно выразиться, успешно. Старый Крым спал спокойно, и его стражи порядка ни о чем не догадывались. «Гроб несли сменяясь. Освещенный огнями с шоссе, он, казалось, плыл по воздуху. Не исключено, что если бы в эту пору забрел на кладбище местный житель, то пошла бы гулять по окрестностям легенда о том, как Нина Николаевна сама себя перезахоронила», - пишет Юлия Первова. Через год на квартире одного из участников этих событий был проведен обыск и найден дневник. Всех вызывали, запугивали, но никого не посадили. То ли решили не афишировать происшедшее, то ли не смогли подобрать соответствующую статью в Уголовном кодексе.
Но через время история вновь скорчила страшную гримасу. В 1998 г. в местном пункте приема металла застали за распиливанием части памятника некоего гражданина. Добывая цветной металл, вандал изуродовал памятник, отодрав от него фигуру девушки, символизирующую Бегущую по волнам. И представьте, этот человек оказался внуком бывшего начальника МГБ, через руки которого и проходило в свое время дело Нины Грин.
В августе этого года все подданные страны Гринландии отмечают 125-й день рождения своего кумира. Они обязательно вспомнят в этот день его «фею волшебного ситечка», которой выпали в жизни нечеловеческие испытания. А после смерти - двойные похороны.

Http://1k.com.ua/86/details/9/1

Материалы предоставлены Феодосийским музеем А.С.Грина!
=========================
Просим внести дополнения! Ищем потомков! [email protected]
=========================
Материалы в РГАЛИ!
Фонд А.С.Грин в РГАЛИ.
ф. 127 оп. 2 ед. хр. 50. Письма К. Н. Миронова (брата Н.Н. Грин).
ф. 127 оп. 2 ед. хр. 51. Письма и телеграмма Л.К. Миронова (племянника Н.Н. Грин).
ф. 127 оп. 2 ед. хр. 52. Письма О.А. Мироновой (матери Н.Н. Грин).
ф. 127 оп. 2 ед. хр. 87. Фотографии С. Навашина-Паустовского (индивидуальная) и Л.К. Миронова (племянника Н.Н. Грин) в группе со студентами Ленинградского института инженеров водного транспорта.
=========================================
Нисходящая роспись: Миронов...
Поколение 1
1. Миронов...

Мать ребёнка: ...
Сын: Миронов Сергей... (2-1)

Поколение 2
2-1. Миронов Сергей...
Родился: ?
Отец: Миронов... (1)
Мать: ...
Мать ребёнка: ...
Сын: Миронов Николай Сергеевич (3-2)
Жена: ...
Сын: Миронов Александр Сергеевич (4-2)
Сын: Миронов Анатолий Сергеевич (5-2)

Поколение 3
3-2. Миронов Николай Сергеевич
Родился: ?

Мать: ...
Мать детей: Савельева Ольга Алексеевна (1874-1944)
Дочь: Миронова Нина Николаевна (11.10.1894-27.09.1970) (6-3)
Сын: Миронов Константин Николаевич (1896-1954) (7-3)
Сын: Миронов Сергей Николаевич (1898-После 1934) (8-3)

4-2. Миронов Александр Сергеевич
Родился: ?
Отец: Миронов Сергей... (2-1)
Мать: ...
Жена: ...

5-2. Миронов Анатолий Сергеевич
Родился: ?
Отец: Миронов Сергей... (2-1)
Мать: ...
Жена: ...

Поколение 4
6-3. Миронова Нина Николаевна (11.10.1894-27.09.1970)
Родилась: 11.10.1894. Умерла: 27.09.1970. Продолжительность жизни: 75


Муж: Коротков Михаил Васильевич (?-1916)
Муж: Гриневский Александр Степанович (11.08.1880-08.07.1932)
Муж: Наний Пётр Иванович (1880-После 1942)

7-3. Миронов Константин Николаевич (1896-1954)
Родился: 1896. Умер: 1954. Продолжительность жизни: 58
Отец: Миронов Николай Сергеевич (3-2)
Мать: Савельева Ольга Алексеевна (1874-1944)
Жена: ... Мария...
Сын: Миронов Лев Константинович (1915-01.1942) (9-7(1))
Жена: ... Зоя Аркадьевна

8-3. Миронов Сергей Николаевич (1898-После 1934)
Родился: 1898. Умер: После 1934. Продолжительность жизни: 36
Отец: Миронов Николай Сергеевич (3-2)
Мать: Савельева Ольга Алексеевна (1874-1944)

Поколение 5
9-7(1). Миронов Лев Константинович (1915-01.1942)
Родился: 1915. Умер: 01.1942. Продолжительность жизни: 27. Пропал без вести в блокаду Ленинграда!
Отец: Миронов Константин Николаевич (1896-1954) (7-3)
Мать: ... Мария...
Жена: Иосифович Элеонора Евграфовна (1911-2003)
Дочь: Миронова Татьяна Львовна г.Казань (Около 1940) (10-9)

Поколение 6
10-9. Миронова Татьяна Львовна г.Казань (Около 1940)
Родилась: Около 1940. Возраст: 78. Живёт в Казани.
Отец: Миронов Лев Константинович (1915-01.1942) (9-7(1))
Мать: Иосифович Элеонора Евграфовна (1911-2003)
Муж: ...
Сын: ... (11-10)

Поколение 7
11-10. ...
Родился: ?
Отец: ...
Мать: Миронова Татьяна Львовна г.Казань (Около 1940) (10-9)

Грин Нина Николаевна (урожд. Миронова, в первом браке Короткова, во втором браке Гриневская; с 1926 г. Грин (Гриневская); с 1933 г. – Грин, 11 (23). 10. 1894 – 27. 09. 1970), вторая жена А.С.Грина.
Родилась в г. Нарве Петербургской губернии в семье Николая Сергеевича Миронова, бухгалтера Николаевской железной дороги, происходившем из семьи малопоместных дворян г. Гдова, и Ольги Алексеевны Савельевой, дочери гдовского купца. Девочку окрестили Антониной, потом стали называть Ниной. Подлинное имя некоторое время сохранялось в документах, потом забылось.
После Нины родилось еще два мальчика – Сергей и Константин, на два и три года моложе.
Когда Нине было семь лет, Мироновы переехали под Нарву, в имение князя Виттгенштейна, у которого Николай Сергеевич получил место управляющего.
В 1912 году Нина Миронова кончила Нарвскую гимназию с золотой медалью и поступила в Петербурге на физико-математическое отделение Высших женских (Бестужеских) курсов. Позже перешла на историко-филологическое (не окончила). В том же 1912 году семья Мироновых переехала в поселок Лигово под Петербургом, в свой дом.
В 1915 г. Н.Миронова вышла замуж за студента юридического факультета Петроградского университета Михаила Васильевича Короткова, взяв его фамилию. В 1916 году, во время 1-ой мировой войны, М.Коротков был мобилизован на фронт и погиб в первом бою, хотя долгое время считался пропавшим без вести.
В 1916 г. Нина Николаевна, окончив курсы сестер милосердия, работала в госпитале в Лигово; в конце года устроилась на службу в газете «Биржевой курьер». С начала 1917г. перешла на работу помощника секретаря в газету «Петроградское эхо».
В январе 1918 г. в редакции газ. «Петроградское эхо» состоялось ее знакомство с А.С.Грином. В мае того же года она, заболев туберкулезом, уехала к родственникам под Москву.
С января по июнь 1921 г. Нина Николаевна жила в Лигово, работала медсестрой в больнице села Рыбацкое.
20 мая 1921 г. состоялась регистрация брака Н.Н.Коротковой и А.С.Гриневского в ЗАГСе на ул. Офицерской в здании Литовского замка. Нина Николаевна приняла настоящую фамилию мужа – Гриневская.
27 июня 1926 г. Феодосийский горотдел милиции выдал им удостоверения личности (№ 80, № 81) на фамилии Грин (Гриневская), Грин (Гриневский).
С 1932 г. (после смерти А.С.Грина) Н.Грин приступила к работе над воспоминаниями о Грине и популяризации творчества писателя.
1 апреля 1933 г. Нина Николаевна получает в Наркомсобесе справку № 1420 для перепрописки на фамилию Грин.
С 1934 г., благодаря ее усилиям, в свет стали выходить книги Грина: «Фантастические новеллы» (1934), «Дорога никуда» (1935), «Рассказы» (1937), «Золотая цепь» (1939), «Рассказы» (1940).
В том же году Н.Грин организовала мемориальную комнату А.Грина в доме № 52 по ул. К.Либкнехта в Старом Крыму. Устроившись в феодосийский Инфизмет, ездила в командировки по стране, приступила к строительству собственного дома в Ст. Крыму, сошлась с П.И.Нанием, врачем Инфизмета, с которым рассталась летом 1941 г.
В 1937 г. окончила Областную татарскую фельдшерско-акушерскую школу.
В 1940 г. Н.Грин занялась решением вопроса об открытии дома-музея А.С.Грина в Ст. Крыму, и передачей архива Грина в Государственный литературный музей СССР и в Институт мировой литературы им. М.Горького.
С января 1942 по октябрь 1943 гг. Н.Грин работала редактором немецкой газеты «Официальный бюллетень Старо-Крымского района» и одновременно исполняла обязанности заведующей районной типографией.
12 октября 1945 г. Н.Н.Грин была арестована за сотрудничество с немцами и отправлена в феодосийскую тюрьму.
26 февраля 1946 г. приговором Военного трибунала НКВД Крыма она была подвергнута лишению свободы с отбыванием в исправительно-трудовых лагерях НКВД сроком на 10 лет, с поражением в политических правах на 5 лет, с конфискацией всего лично ей принадлежащего имущества.
17 сентября 1955 г. Н.Грин была освобождена по амнистии со снятием судимости.
По возвращении в Ст. Крым она вновь начала активную работу по созданию дома-музея А.С.Грина и популяризации его творчества.
В 1960 г. Н.Грин, не дождавшись официального разрешения и помощи властей, открыла дом-музей А.С.Грина для посетителей, где проработала фактически на общественных началах экскурсоводом, хранительницей и уборщицей до 1969 года.
27 сентября 1970 г. Н.Н.Грин умерла в Киеве от обострения хронической коронарной недостаточности, похоронена на старокрымском кладбище.
8 июля 1971 г. в Старом Крыму официально был открыт Дом-музей А.С.Грина.
5 декабря 1997 г. Н.Н.Грин была реабилитирована по ст. 1 Закона Украины от 17 апреля 1991 г. «О реабилитации жертв политических репрессий на Украине».
===================================================

РГАЛИ Ф127 оп.1 ех 113
Письма К.Н.Миронова сестре Грин Нине Николаевна
=================================
15.2.1948 Дорогая Нина!
Ты меня крепко, крепко прости. Прежде всего хочу, чтобы ты поняла, почему я долго тебе не отвечал. Твоё первое письмо было получено у меня дома в начале декабря. Я, как раз, находился в Москве, с командировкивернулся лишь 23 декабря. Мне было очень тяжело читать это письмо и не знаю, как я смог сдержаться и дочитать его, но об этом дальше. Я очень хотел сразу же написать тебе и, буквально, ежедневно эта мысль не выходила у меня из головы. Что меня всё время задерживало – это то, что я считал, что я должен не только написать тебе, но и помочь. Вот это меня всё время и задерживало и заставляло отложить письмо со дня на день и наконец вчера я получил твою открытку.
Я очень хочу, чтобы ты поняла моё положение – это очень тяжёлое и хочу, чтобы ты поняла и поверила моей задержке с письмом.
Быт мой сложился так. Трамвай я бросил – измучился до последней степени. Ведь я работал с утра до 11-12 ночи, не заходя домой, не имея ни одного дня отдыха и к тому же имея ещё почти ежедневные ночные беспокойства по телефону. Дошёл, что называется «до ручки» и удалось, в конце концов, продолбить своё руководство и вырваться. Работаю я сейчас в Горплане Начальником сектора. Получаю 1000 р. Минус вычеты – около 850. Семья сейчас у меня … Одна дочка вышла замуж, имеет ребетёнка, но живёт у меня, так как муж её вот уже почти год не может добиться квартиры в Москве, где работает. Вторая дочка работает на заводе и приносит в месяц 150-200 р. Жена не работает. … жмёмся и живём. Частной работы сейчас никакой не найдёшь. Ты не поверишь – но у меня нет даже смены белья, я хожу только в одном костюме … Ну да, что об этом! К тому же мне сейчас приходится платить около 150 р. Долгов в месяц: ездил в другой город поступать; не договорился и теперь взыскивают деньги.
Нина, дорогая! Поверь, я пишу это только для того, чтобы ты поняла, что ничто другое, как невозможность хоть чем-нибудь помочь тебе, заставила меня так задержаться с ответом. … обещали в одном месте небольшую работёнку – заработаю чего-нибудь и пошлю тебе хоть немного. Очень прошу тебя – пойми меня и прости от души. Мне всё кажется, что я недостаточно ясно выразил, что у меня делается на сердце. До сего времени не могу оправиться от почти двухгодичного «отдыха 37-39 года. Читал твоё первое письмо и всё внутри переворачивалось. Как я дочитал его – не знаю. Вот и сейчас сижу и пишу тебе и смотрю на картину мамы и тяжело, тяжело на душе. Так нехорошо, ведь я даже не переписывался с ней, с 27 или 28 г. даже не видел её. Карточки её и папы у меня всегда перед глазами, на столе. Неудачный я какой-то родился -- не знаю в кого по характеру. Вот уже седой стал – и всё «волк одиночка»; всё до сего времени ни с кем из людей близко сойтись не могу. Этот отпечаток и в отношениях и с родными мне, и с мамой, и с тобой. Поверишь ли – дома у меня никто не бывает и никого не зову. Я всё время один, всё время молчу. Нет никого, даже некому излить, то что творится на душе … И поэтому должно быть так тяжело, мучительно тяжело переживать все удары в жизни, которых так много.
Бедная мама! Как сейчас представляю её себе. Почему-то, особенно запомнился период жизни в Нарве – более, чем какой-либо другой. Помню её отчётливо в Л-…е в 19 году и затем в Крыму, в 27 или 28 году – так тяжело вспоминать. Жизнь кончим, конечно, рано или поздно, и не то особенно тяжело, что она умерла. Тяжело то, как она умерла, как ей, бедной, пришлось мучиться, и, хотя и без ясного сознания, но переживать весь ужас, её окружавший. Тяжело, то, что я сам был в стороне от неё в её труднейшие минуты жизни. Но – остаётся тяжесть на душе, остаётся большое сожаление о глупо, бесцельно, бессодержательно прожитой жизни, прожитой жизни не для себя, не для других своих близких, а только для работы. Глупо, жалко.
Дорогая Нина! Я получил от тебя письмо летом – и почти немедленно на него ответил. Но ответа не получил. Перевёл денег – вернулись обратно. Запросил адресный стол – ответ не получил. Так уже и решил, что по каким-то причинам ты не хочешь поддерживать связь со мной. Было очень тяжело, так как у меня больше никого родных нет. Где Серёжа – не знаю, ни одного письма от него не имел с тех пор, как расстались Где ребята дедушки, кажется Шура и Толя, не знаю с тех пор, как расстались детьми. С тётей Женей, как-то одно время, ещё в 35-36 г. установилась редкая связь, а теперь тоже оборвалась и от них никакого ответа тоже не получаю … Все расстались, все растерялись. И виною всему, конечно, я сам, виновен своей нелюдимостью, своей необязательностью.
Как мне тяжело было узнать о твоей судьбе – даже представить себе не могу всего этого ужаса. Очень прошу напиши подробно о своей жизни. Я не представляю совершенно, как ты живёшь, что с тобой случилось. Осуждена ты или, только, выслана. В чём же, конкретно, твоя вина и насколько она тяжела. Меня всё это очень, очень интересует и беспокоит. Почему так долго идут от тебя письма: твою последнюю открытку, датированную 8.1., я получил только 12 февраля – шла больше месяца.
Тебе, конечно, интересно какая у меня семья. Я, жена, две её дочери, но я их считаю фактически своими, и внучек – вот и всё. Лёвушка пропал без вести – очевидно погиб в Л-де, но как – не знаю. Получил я от него последнее письмо в январе 1942 г. – очень тяжёлое письмо. В частности писал, что ему удастся эвакуироваться. Потом получил телеграмму с просьбой перевести денег на дорогу. Деньги перевёл и в апреле получил их обратно. С тех пор ни слуха, ни духа – где, что, как погиб – ничего не знаю. Писал во все места, где его могли знать – но или не получал ответа, или получал 2чиновничьи» отписки, что ничего не могут сообщить. Такая это большая для меня потеря и такая тяжёлая! Осталась здесь в Казани его дочка –Танюша. Живёт здесь с матерью. Мать её, жена Лёвушки, работает режиссёром в Доме Актёра и ассистентом в Музыкальном театре. Женщина хорошая и серьёзная. Очень нуждается и так тяжело, что даже своей единственной, родной внучке – ничем материально помочь не можешь. Танюша очень похожа на Лёвушку, только глаза, как у матери –карие. Девочка очень хорошая, ей уже 8 лет, учится в 1 классе, бывает у меня каждое воскресенье обязательно, ну и так иногда забегает. Смотреть не могу на неё без слёз – перед глазами Лёвушка и так грустно, тяжело, так хочется его видеть около себя …
Видишь, как безрадостно, скучно, уныло сложилась моя горькая жизнь.Не знаешь, когда же будет просвет.
Единственно, хоть жизнь теперь стала немного легче в связи с отменой карточек. Хоть не надо «изобретать», как достать кусок хлеба, так как на карточках не проживёшь. Вспомнить страшно эту тяжёлую эпоху. Можешь думать – в 43-44 г. карточка здесь дошла до 60-65 рб. .. и по этому уровню можешь судить о других благах жизни. Сейчас тоже, конечно, дорого жить, но всё же не сравнишь с тем ужасом, что был. Я очень прошу тебя – напиши мне, как ты живёшь. У меня из головы не выходит ежедневно – как достать хоть немного денег и послать тебе. И, поверь дорогая Нина, при первой же хоть маленькой возможности я это сделаю немедленно. Так трудно писать об этом тебе, когда знаешь в каком ты тяжёлом положении находишься. Но мне стыдно стало того, что из-за этих материальных вопросов задерживал тебе ответ, ты можешь подумать, что я нехорошо отношусь к твоему несчастью. Поверь этого нет – я сам знаю, как это тяжело, сам переживал это и всё понимаю. Очень только прошу – извини, что задержал из-за этих соображений письмо тебе. Поверь, что я очень хочу быть с тобой в хороших, близких, товарищеских отношениях – у меня же никого больше на свете нет Напиши, когда же кончатся твои несчастья, когда ты будешь свободной, вольной. Может быть надумаем жить вместе – вот было бы хорошо. Работа, по-моему, здесь для тебя безусловно найдётся. Как ты об этом думаешь?
Вообще, Нина, очень прошу пиши мне, пиши подробно обо всём. Ответом я больше не задержу ни на минуту. Ну, желаю тебе всего, всего лучшего и скорого освобождения. Прости за длинное и такое сумбурное письмо. Да – прилагаю к письму карточку мамы и карточку Александра Степановича. Это у меня последние (мамина – есть ещё одна), а переснять, прости, не на что. Посылаю заказным, так как боюсь, что иначе письмо с картачкоми не дойдёт. До свидания, дорогая Нина. Целую и обнимаю тебя крепко, крепко и от всей души желаю всего наилучшего.
Твой Костя.
Казань 15 февраля 1948
Прилагаю и свою карточку, верно, очень плохую, но другой нет никакой. Это снимался в 41 г. в начале войны, когда был взят в армию. Находился в ней всего 3-4 месяца нужно было для удостоверения.

Казань 5.7.1949
Дорогая Нина!
Я уже писал тебе, что написать письмо письмо для меня большая работа. Но не в этом дело! Но не в этом главное. Я был в Ленинграде, разыскал с большим трудом следы Лёвушки. Он – умер, умер глупо, возмутительно глупо. Он с рядом своих товарищей выбрался уже из Ленинграда, сели в товарный вагон и здесь - сел около печурки и заснул навсегда. Очевидно переволновался и не выдержало сердце. Так тело его и оставили на ст. Борисова Грива Финл. Ж. д. Теперь его не вернёшь! И вот с тех пор со мной что-то случилось. Не знаю что, но мне всё время очень тяжело, душа болит. Не знаю, когда я войду в норму. Ведь это всё, что у меня было в жизни. Да тут ещё денежные большие неурядицы - денег получаю меньше, а работы всё больше. Вот всё что в сумме и выбило меня из колеи, нарушило равновесие. В Москве я смог быть только от поезда до поезда. Заезжал в комиссию – но, как на грех был не приёмный день, а справки дают только лично. Твои записки получил. Получил их и от твоих знакомых – хранятся теперь у меня. Дорогая Нина! У тебя должно быть все сухие фрукты фрукты уже конечно израсходовались. Знаю, помню при первой же возможности пошлю тебе ещё. Извини меня. Как у тебя дела? Я всё хочу тебе пересоставить заявление, так как мне думается было бы бы и короче и вернее. Но не знаю, как ты примешь это предложение и можно ли его послать тебе. Ты мне пиши пожалуйста и не обращай внимание на мою неаккуратность – таков уж я от природы.
Да, чуть не забыл! В Ленинграде случайно разыскал дядей – Анатолия и Александра Мироновых, сыновей дедушки. Смог у них быть только уже перед самым отъездом и застал только одного – Толю. Шура был в Москве. Разговорились, вспомнили детство. Сохранилось у них много карточек. Взял у них снимок, где снята мама, ты, Серёжа и я всюду, в возрасте должно быть 5-6 лет. Они говорят, что долго разыскивали тебя и не нашли. Я не стал им ничего говорить о твоих делах – не знал, как ты это примешь. Если нечего не имеешь против – могу им написать, тем более, что от них уже получил письмо, что ничего им не пишу.
Сообщаю их адреса: Ленинград, ул. Марата № 43 кв. 23 Александр и кВ. №15 Анатолий. Шура живёт неплохо, а Толя – мне не понравился, какой-то неудачный.
Ну пока всего наилучшего – не сердись на меня. Всё устроится и образуется. Привет тебе от всех моих.
Целую крепко, пиши.
Твой Костя.

=================================================

Она чудом отсидела 10-летний срок в студеных печорских и знойных астраханских лагерях. Выдержать помогла появившаяся в ней одержимость послужить памяти того единственно достойного, что было в ее жизни, с момента, когда они с Грином случайно столкнулись на улице и до его ухода из жизни. Оттуда, откуда, может быть, видно все, в страшную черную яму ее падения кто-то направил концентрированный солнечный лучик. И этот лучик согревал её...а еще любовь. Любовь к своему единственному, капитану Грину!

4 июня 1955 года по лагерному радио Нина Грин услышала сообщение о возобновлении на советской сцене балета "Алые паруса". В повести-сказке волшебник сказал девочке Ассоль: "Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к тебе".

И чудо произошло, однажды после освобождения, жену Грина пригласили в филиал Большого театра на балет "Алые паруса", в котором танцевала Лепешинская. Нина Николаевна была уже седой, но по-прежнему красивой женщиной. Вдруг на весь зал объявили: "Здесь, среди нас, присутствует сама Ассоль". Свет софитов буквально залил ложу, в которой она сидели. Раздался шквал аплодисментов. Нине Николаевне бросали в ложу огромные букеты. Ассоль-сказка, Ассоль-быль по-прежнему была нужна людям...

Нина Николаевна Грин - именно ей писатель посвятил своё самое романтическое произведение "Алые паруса"...Именно она и была для него прототипом той самой Ассоль, девочки мечтающей о счастье, о принце и корабле с алыми парусами...

Когда Нина с Александром познакомились, ей было 23, а ему 37. Они встретились случайно на Невском и прожили счастливую жизнь. Чувствам их трудно не позавидовать, хоть, по большему обывательскому счету, и завидовать-то было нечему. Жили они очень трудно.

Она разглядела в нем писателя и романтика, потому что у самой душа была чистая, сильная...Он любил в ней красоту, наивность и чистоту юной души. Сам Грин был человеком внешне очень суровым...У неё уже был опыт неудачной семейной жизни. Её первый муж погиб на войне. За его плечами тоже был брак и тяжелая жизнь...

Александр Грин, тогда еще, Александр Гринеский, родился в семье польского ссыльного дворянина, участника восстания 1863-го года Степана Гриневского. После смерти матери обстановка в семье стала тяжёлой, будущий классик не мог ужиться с мачехой, новыми родственниками, сбегал из дома. Из реального училища его выгнали. Пришлось устраиваться в городское училище, но и его окончил с большим трудом и в 15-летнем возрасте отправился в Одессу, поскольку с раннего детства грезил морями и дальними странами. Был рыбаком, матросом, лесорубом, чернорабочим, работал на нефтяных промыслах в Баку, мыл золото на Урале, но больше всего бродяжничал с котомкой на плечах, в которой часто не было еды, но всегда были книги.

Шесть лет скитаний по ночлежкам, аресты, случайные лихие попутчики, лихорадка, малярия измучили Грина, и он добровольцем пошёл в армию. Армейская жизнь оказалась не лучше, он вступил в партию эсеров и дезертировал. С партийной кличкой «Долговязый», Грин искренне отдаёт все силы борьбе с ненавистным ему общественным строем, хотя участвовать в исполнении террористических актов он отказывается.

В документах полиции Грин характеризуется как «натура замкнутая, озлобленная, способная на всё, даже рискуя жизнью». В январе 1904 года министр внутренних дел В. К. Плеве, незадолго до эсеровского покушения на него, получил от военного министра А. Н. Куропаткина донесение о том, что в Севастополе задержан «весьма важный деятель из гражданских лиц, назвавший себя сперва Григорьевым, а затем Гриневским». Потом — арест. После двух лет каторжной тюрьмы пришла амнистия 1905 года, через полгода новый арест, потом ссылка в Сибирь, побег, нелегальная работа.

Затем снова тюрьма, ссылка, столичная богема, из-за которой пришлось расстаться с первой женой. Потом Грин скрывался в Финляндии под чужой фамилией. В полицейских ориентировках была указана его особая примета: на груди татуировка шхуны с двумя парусами. И этот мир парусников, моря, солнца, дружбы и верности оказался Грину ближе, чем идея революции. Он начал писать романтические рассказы о путешествиях и таинственных странах. Горький, а потом Куприн помогали с публикацией.

Октябрьскую революцию Грин не принял, даже написал несколько критических произведений. Умирал от голода и болезней и в самые трудные времена писал “Алые паруса”. В очередной раз спас его Горький. Жизнь понемногу налаживалась, его печатали, был заработок, но затягивала разгульная жизнь.
Грин был мрачным, неулыбчивым человеком, но его солнечные книги остались самой яркой романтической страницей русской литературы. Хорошо написал Даниил Гранин:

“Когда дни начинают пылиться и краски блёкнуть, я беру Грина. Я раскрываю его на любой странице. Так весной протирают окна в доме. Всё становится светлым, ярким, всё снова таинственно волнует, как в детстве”

В 1924 году, спасая от богемы, Нина Николаевна увезла его в Феодосию. Это были самые спокойные и счастливые дни писателя, он вернулся к шуму волн, к детским мечтам. В Крыму он написал свои романы, сотни рассказов. Супруги Грин переехали в Старый Крым из Феодосии 23 ноября 1930 года. Жили в съёмных квартирах.

Однажды Александр Степанович сказал: "Сменить бы, Нинуша, нам квартиру. Надоел этот тёмный угол, хочу простора глазам..." . В июне 1932 года Нина Николаевна, купила домик в Старом Крыму, даже не купила, обменяла его на золотые часики, когда-то давно подаренные ей Александром Степановичем. Этот было единственное собственное жильё писателя, где он провел последний месяц своей жизни. Грина перевезли сюда уже тяжело больного в начале июня 1932 года. Впервые не в чужой - в собственный дом, пусть даже маленький, саманный, без электричества, с земляными полами. Домик посреди сада, с южным солнечным окном...

Грин очень обрадовался новому жилищу: «Давно я не чувствовал такого светлого мира. Здесь дико, но в этой дикости — покой. И хозяев нет» . Из раскрытого окна он любовался видом окрестных гор.

Но это счастье увы, было недолгим... Казалось, все беды ополчились против них. Положение семьи Грин в этот период было настолько катастрофическим, что вынуждало их обращаться за финансовой помощью во все инстанции, а также к своим друзьям и знакомым. Грин в сентябре пишет письмо М. Горькому с просьбой оказать личное содействие в назначении пенсии и выдачи единовременное пособии на лечение в сумме 1000 руб.

Нина Николаевна обращалась за помощью к М. Волошину, но тот сам был болен, тоже голодал и, кстати, пережил своего товарища лишь на месяц. Лишь немногие откликнулись на гриновские беды, среди которых были писатели И. Новиков и Н. Тихонов, а также первая жена Грина, Вера Павловна Калицкая.

В эти же сентябрьские дни Нина Николаевна пишет письмо писателя Г. Шенгели, в котором сообщает, что у Грина открылся легочный туберкулез в острой форме: «Мы бедствуем, болеем, нуждаемся и недоедаем»!

Бюрократические препоны в сочетании с равнодушием литературных чиновников мешают своевременно реагировать на эти крики о помощи. Лишь 1 июля принимается решение о назначении А. С. Грину персональной пенсии в размере 150 рублей, которую он так и не успел получить. 8 июля 1932 года он скончался.

Какое потрясающе-пронзительное фото! В 60-х годах это фото увидела школьница из Ленинграда Таня Рождественская и свое потрясение выплеснула в стихи:

Он лежал на узкой постели,
Повернувшись лицом к окну.
Золотые ласточки пели
Догорающую весну.

Где-то море ласкало берег.
Расстилалось пеной у ног.
Он лежал, не желая верить,
Что увидеть моря не мог.

Сонный ветер лег у порога,
Городок утонул в жаре,
И колючая «недотрога»
У скрипучих росла дверей.

Взгляд тяжел и уже неясен...
Он устал от жестоких мук.
Но вставал, до боли прекрасен,
Мир, пригрезившийся ему.

Где морями шли капитаны,
Где от счастья пели глаза,
И от Лисса до Зурбагана
Ветром полнились паруса...

Человек умирал, не зная,
Что ко всем берегам земли
Шли, как алая птичья стая,
Им придуманные корабли.

И как завещание звучат его слова: «Я одинок. Все одиноки. Я умру. Все умрут. Тоже порядок, но скверного качества. Я хочу беспорядка… У меня путаются в голове три вещи: жизнь, смерть и любовь - за что выпить?». «Пью за ожидание смерти, называемое жизнью».

Автограф Грина и оттиск его печатки

Смерть мужа стала для Нины Николаевны страшной катастрофой: она даже на время теряет память. Дальше все как в жутком кино: сумасшедшая мать, немцы, смерть мамы, лагеря...

После смерти писателя, в 1932 году она живет с больной матерью в Старом Крыму. Здесь же их застала оккупация в 1941 году. Первое время жили, продавая старые вещи. Когда продавать стало нечего, пришлось искать работу. А какую работу можно было найти слабой интеллигентной женщине в оккупированном Крыму? Нина Николаевна считала, что ей еще повезло - подвернулось место корректора в типографии открытой при немцах газетенки. Знать бы, чем обернется это "везение" в будущем...

Никаких заметок, прославляющих "новый порядок", она, естественно, не писала и писать не могла. При любом режиме корректор - самая скромная должность, от которой мало что зависит. Но именно сотрудничество с немцами было поставлено ей в вину после войны. Плюс еще пребывание на невольничьих работах в Германии, куда Нину Николаевну вместе с другими местными жителями насильно увезли в 1944 году.

Там она находилась в лагере под Бреслау. Воспользовавшись бомбежкой союзников, в 1945-м бежала, с трудом добралась обратно в свой любимый Крым. А вскоре снова угодила в лагерь - теперь уже сталинский. Не помогло даже свидетельство очевидцев о том, что в годы войны жена Грина лично спасла жизнь 13 человек, взятых в заложники после убийства немецкого офицера: Нина Николаевна бросилась в управу и каким-то чудом упросила городского голову выпустить их на свободу...

Кто встречался с ней в лагерной жизни, тот навсегда сохранил о Нине Николаевне трогательные воспоминания. Она и в этих нечеловеческих условиях была непоколебимо романтичной душой. В лагере Грин работала в больнице вместе с Татьяной Тюриной: «Нина Николаевна имела авторитет у персонала и зэков, самых отпетых» . Врач Всеволод Король: «...В университете у нас был предмет «врачебная этика», но Вы были первым человеком, встреченным мной, который применял эту этику в жизни... , так как, забыв, как Вы ухаживали за этим больным воришкой, я забыл бы одну из самых красивых картин человеколюбия...»

Даже после смерти Грина Нина Николаевна продолжала безумно любить своего мужа. В лагере она бережно хранила его фотографию, чудом уцелевшую после бесчисленных обысков...

Потом ее перевели в жуткий астраханский лагерь, куда отправляли самых изможденных — умирать или тех, кто провинился.

И наконец — свобода! Казалось бы, несчастья кончились, но они не имели конца. Вскоре свободная жизнь доведет ее до состояния, о котором она скажет: «Все в душе — как куча разорванных окровавленных тряпок». Выжить ей помогли любовь и надежда на создание дома-музея Грина...

Власти Старого Крыма упорно не хотели возвращать домик Грина его законной хозяйке. После ареста Нины Николаевны он перешел к председателю местного исполкома и использовался как сарай. Несколько лет понадобилось Нине Николаевне, чтобы восстановить справедливость и создать в этом доме маленький Музей Грина.

Давняя клевета, увы, не отпустила жену Грина и после ее смерти. Нина Николаевна скончалась в Киеве 27 сентября 1970 года. В своём завещании она просила похоронить ее в семейной ограде между могилами ее матери и ее мужа. Но власти Старого Крыма не разрешили выполнить волю покойной. Место для неудобной покойницы подобрали где-то на окраине кладбища.

Согласно легенде, которая до сих пор бытует среди любителей творчества Грина, Через год, в октябре 1971 г., Юлия Первова, Александр Верхман и еще четверо отважных собрались на старокрымском кладбище. Женщину поставили, как говорится в таких случаях, "на стреме".

"Ночью, слава Богу, поднялся страшный ветер, он заглушал стук саперных лопаток о камни, которых в земле было огромное количество. «Операция» прошла, если так уместно выразиться, успешно. Старый Крым спал спокойно, и его стражи порядка ни о чем не догадывались. Гроб несли сменяясь. Освещенный огнями с шоссе, он, казалось, плыл по воздуху. Не исключено, что если бы в эту пору забрел на кладбище местный житель, то пошла бы гулять по окрестностям легенда о том, как Нина Николаевна сама себя перезахоронила", — пишет Юлия Первова. Через год на квартире одного из участников этих событий был проведен обыск и найден дневник. Всех вызывали, запугивали, но никого не посадили. То ли решили не афишировать происшедшее, то ли не смогли подобрать соответствующую статью в Уголовном кодексе.

Но вскоре история вновь скорчила страшную гримасу. В 1998 г. в местном пункте приема металла нашли части знаменитого памятника. Добывая цветной металл, вандал изуродовал фигуру девушки, символизирующую Бегущую по волнам. И говорят, этот человек оказался внуком бывшего начальника МГБ, через руки которого и проходило в свое время дело Нины Грин...

Так и покоятся они сейчас в одной могиле - Ассоль и её капитан Грин.

P.S. В 2001 году, через 30 лет после смерти, Н.Н. Грин была реабилитирована.

23 ноября 1922 года Александр Грин завершил написание повести «Алые паруса», посвятив её своей жене Нине, которая стала прототипом главной героини повести - Ассоль.

Нина Николаевна Грин (в девичестве – Миронова), была старшим ребенком в семье банковского служащего Николая Сергеевича Миронова. Окончив гимназию с золотой медалью она в 1914 году поступила на Бестужевские курсы. Через год Нина вышла замуж за студента-юриста Сергея Короткова. Счастью молодых людей помешала Первая мировая война. Вскоре Сергея призвали и в1916 году он погиб. А Нина пошла работать медсестрой в госпиталь.

С Александром Грином Нина познакомилась в 1917 году, когда работала в газете «Петроградское эхо» машинисткой. Но в тот период им обоим было не до романтических отношений. В 1918 году умер отец Нины Николаевны, а саама она заболела туберкулезом и вынуждена была переехать из холодного Петрограда в Подмосковье, где жила у родственников.

Когда в начале 1921 года она вернулась в Петроград, то пошла работать медсестрой. Жила вместе с мамой, чтобы хоть как-то выжить в это трудное и голодное время, продавала на рынке вещи. Именно в этот период, холодным январским днем она снова встретила Грина. Уже 7 марта 1921 года они поженились и в течение последующих 11 лет, до самой смерти писателя, больше не расставались.

Для Александра Грина Нина Николаевна стала настоящей музой. Именно она стала прототипом Ассоль и именно ей, писатель посвятил свою самую романтичную повесть. «Нине Николаевне Грин подносит и посвящает Автор. ПБГ, 23 ноября 1922 г. »: - такими были последние строки в рукописи «Алых парусов».

В 1924 году Грин с Ниной и ее мамой переехали в Крым: сначала в Феодосию, а затем в городок Старый Крым. Этот крымский период оказался самым плодотворным в его творчестве. Именно тут из-под пера писателя появились на свет повести «Блистающий мир», «Золотая цепь», «Бегущая по волнам» и «Джесси и Морггиана». Рядом было ласковое море и любимая женщина. Это было все, что требовалось писателю для плодотворной работы.

В последние годы своей жизни Александр Степанович сильно болел и умер в Крыму в 1932 году. Через два года после его смерти Нина Николаевна в третий раз вышла замуж: в этот раз за феодосийского врача-фтизиатра Петра Ивановича Нания, который был лечащим врачом А. С. Грина. Этот брак распался в начале Великой Отечественной войны.

Нина Николаевна не успела эвакуироваться из Крыма и во время оккупации, чтобы прокормить себя и тяжелобольную мать, работала в оккупационной газете «Официальный бюллетень Старо-Крымского района», а затем заведовала районной типографией.

Немцы широко использовали имя вдовы знаменитого советского писателя в своих пропагандистских целях. В дальнейшем Нина Николаевна была вывезена трудовые работы в Германию.

После окончания войны, в 1945 году, вдова писателя добровольно вернулась из американской зоны оккупации в Советский Союз, где вскоре была арестована и предана суду за «коллаборационизм и измену Родине». Была осуждена на десять лет лагерей с конфискацией имущества. Отбывала заключение в сталинских лагерях сначала на Печоре, затем - в Астрахани.

Освободилась только в 1955 году по амнистии (полностью реабилитирована только в 1997 году уже после смерти). После освобождения вернулась в Крым, где смогла добиться возвращения себе дома, в котором жила вместе с Гринов в последние годы его жизни. Умерла Нина Николаевна 27 сентября 1970 года в Киеве. В завещании она просила похоронить ее в семейной ограде между могилами матери и мужа. Но власти запретили выполнить последнюю волю покойной, и она была похоронена в другом месте старокрымского кладбища.

Бегущие по волнам

Отсидев 10 лет в сталинских лагерях за измену Родине, вдова писателя Александра Грина Нина Николаевна сказала о себе: "Бела, как лунь, лыса, как столетний кутила"

Ровно 130 лет назад, 23 августа 1880 года, родился знаменитый советский романтик и мечтатель Александр Степанович Грин

Он подарил нам множество историй, никогда не происходивших в действительности, но рассказанных им так, будто ничего реальнее в нашей жизни не было. "Алые паруса", "Джесси и Маргиану", "Бегущую по волнам" Александр Грин (Гриневский) посвятил своей третьей жене Нине. Помните его строки: "В Зурбагане, в горной, дикой удивительной стране, я и ты, обнявшись крепко, рады бешеной весне..."? После смерти мужа Нина Николаевна призналась: "Он меня крепко идеализировал". Отдельные материалы из уголовного дела Нины Грин уже обнародованы. Но до сих пор догадки о "темных" годах ее жизни варьируются в диапазоне от "сотрудничала с партизанскими отрядами" до "выдавала немцам партизан". Поэтому некоторые крымчане, по долгу службы знакомые с архивными документами, высказывали опасение: не бросит ли эта публикация тень на светлую память выдающегося писателя? Не разрушит ли образ той, которая была ему путеводной звездой? Уверена, что нет. Этот рассказ просто заставит нас задуматься о страшном времени, которое никогда не должно повториться.

НА ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ ВРАЧЕЙ ГРИН ТОЛЬКО УСМЕХАЛСЯ: "У НАС В РОДУ ВСЕ ПИЛИ И ДОЛГО ЖИЛИ"

Нина Николаевна Грин, урожденная Миронова, дочь бухгалтера железной дороги, окончившая гимназию с отличием, в течение 11 лет супруга Александра Грина, еще при жизни привлекала внимание литературоведов, писателей и просто любителей словесности. Все искали в ее облике ту "привлекательную ясность существа, отмеченного гармонической цельностью", которой наделил Автор почти всех своих героинь.

В год смерти мужа ей исполнилось 38 лет, а ушла она из жизни в 76. Линия ее судьбы переломилась ровно посередине. Итак:

Постановление на арест.

Грин Нина Николаевна, 1894 г. р., уроженка города Нарва Эстонской ССР, русская, беспартийная, со средним образованием, по специальности медсестра, проживает в городе Старый Крым...".

Следователь старший лейтенант Рудиков составил словесный портрет арестованной: рост низкий, цвет глаз - серый, лицо - овальное, особые приметы: волосы седые. Через два года после смерти Грина писатель Малышкин, встретив Нину в гостях у Паустовских, встал перед ней на колени и воскликнул: "Ассоль! Ну почему же ты седая?".

Через неделю после ареста ее допросили.

"В город Старый Крым я прибыла из города Феодосия в ноябре месяце 1930 года, нигде не работала, находилась на иждивении своего мужа - Грина Александра Степановича до 1932 года".

На иждивении - слишком сильно сказано. В голодные 1930-1932 годы его почти не печатали из-за "несоответствия духу и требованиям времени". Нина Николаевна подозревала, что "в те мучительные дни и годы, видимо, угнездился в нем рак".

Болезни наверняка способствовал и порок - нередкий спутник таланта. На предостережения врачей Грин только усмехался: "У нас в роду все пили и долго жили". Его век оказался недолог - 52 года.

Нина Николаевна была из породы женщин с врожденным знанием секретов семейного гнезда. Она не интересовалась прошлой жизнью мужа, в эпоху коротких "чарльстонных" платьев носила юбки до пят: Грин держался старомодных взглядов. К его алкоголизму относилась как к семейной тайне и посторонних к ней не подпускала. Когда мать Нины, Ольга Алексеевна Миронова, выговорила зятю за пьянство во время болезни дочери, Нина Николаевна отселила на другую квартиру не мужа, а мать.

Переезд в Крым она затеяла прежде всего для того, чтобы оторвать его от ленинградской и московской богемы. Но южное солнце подстегнуло дремавшую болезнь, которую почти до самого конца не смогли распознать врачи.

В конце 1931 года Грину стало совсем худо, и Нина Николаевна предложила вызвать из Феодосии знакомого доктора Нания: "А помнишь, как он тебя вылечил от приступа малярии, когда мы вернулись из Ялты в 1927 году? Ты - лежа, а он - сидя у твоей постели, осушили четвертную бутыль массандровской мадеры!".

Петр Наний не в силах был облегчить страдания Грина, но и после его смерти остался другом вдовы. Они с Ниной стали вместе работать над внедрением разработанного им метода лечения концентрированными солнечными лучами.

Сохранилось описание солнцелечебницы: на прибрежной веранде стояли застекленные ящики с зеркалами, куда больные помещали руки или ноги, на пораженные суставы или участки кожи (например, экземой) рефлекторами направлялись "солнечные зайчики".

Как-то раз один из больных пошел на веранду, а его пятилетняя дочка осталась играть в прибрежных волнах. И вдруг стала тонуть. Не сняв медсестринского халата и косынки, Нина Грин бросилась в воду и спасла девочку.

Чтобы тебя издавали, мог бы сказать Александр Грин, надо умереть. В середине 30-х годов идейные враги превратились в его почитателей. На гонорар от нескольких изданий гриновских произведений Нина Николаевна вместе с Нанием построила просторный дом рядом с тем маленьким, где всего месяц пожил и скончался писатель. Она задумала создать в этом домике Музей Александра Грина и даже получила из Москвы разрешение к 10-летию со дня смерти писателя открыть его. Война сорвала все планы.

ПИТЕРСКОЙ ЗИМОЙ ГРИН ПРОДАЛ СВОЕ ЕДИНСТВЕННОЕ ПАЛЬТО, ЧТОБЫ ПРИНЕСТИ ЖЕНЕ ЦВЕТЫ

"Эвакуироваться я не могла, так как у меня была старая больная мать, также у меня были приступы грудной жабы" (из протокола судебного заседания 26 февраля 1946 г.).

Впоследствии, 5 мая 1958 года, она дополнила это объяснение в письме Генеральному прокурору СССР и Союзу писателей СССР:

"...если бы я имела возможность уехать с матерью, то не было бы страшных 15 лет, так тяжко омрачивших конец моей жизни. И это - первое, во что я прошу вдуматься: я не хотела прихода немцев".

Из протокола обыска в жилище Нины Грин: "Туфли дамские, боты резиновые, сарафаны, блузы, чехлы с матрацев, занавески оконные (2 шт.), застежка от ожерелья в золотой оправе...".

В тех редких случаях, когда писательский труд приносил Александру Грину гонорары, он быстро спускал их в компании знакомых, а то и незнакомых людей. И еще он обожал делать подарки женам. До нее он был женат дважды, но подарки Нине были особенные.

На 14 лет моложе его, она казалась ему хрупкой и требующей защиты. "Как ни своеобразен, как ни аскетичен... ваш внутренний мир, вы, дорогой Гарвей, хотите увидеть смеющееся лицо счастья". Внешне угрюмый, занятый своими мыслями Александр Степанович так хотел не потерять с Ниной ни минуты смеющегося счастья, что однажды, промозглой питерской осенью, когда у него не хватило денег на подарок к ее дню рождения, он продал свое пальто и в одном пиджачке принес домой коробку конфет и цветы.

Нина Николаевна помнила все "подарочные" даты. Когда Грин преподнес ей зеркало (сам-то он не любил зеркал: "У меня лицо, как помятая рублевая бумажка"). Когда - золотые часы на золотом браслете (на них за месяц до смерти Грина она купила у монахинь домик, пусть саманный и с земляным полом, но свой и с видом на горы). А когда - золотое колье, которое так поразило ее воображение, что она подробно описала его в мемуарах:

"Узкий золотой филигранный поясок заканчивался крошечными золотыми шариками, идущими по всей длине его. А на каждом шарике висело по небольшой речной жемчужине. Оно пленяло глаз тихой нежностью".

"К ноябрю 1941 года, - писала Нина Грин Генпрокурору СССР и Союзу писателей СССР, - мы с матерью уже основательно голодали... У матери появились первые признаки психического заболевания, которое быстро прогрессировало".

Возможно, тогда от былой роскоши и осталась одна застежка.

"ЯВЛЯЯСЬ АКТИВНОЙ НЕМЕЦКОЙ ПОСОБНИЦЕЙ, РЕДАКТИРОВАЛА НЕМЕЦКУЮ РАЙОННУЮ ГАЗЕТУ"

Следователь так сформулировал причину ареста:

"Грин Н. Н., проживая на временно оккупированной немецкими захватчиками территории, являясь активной немецкой пособницей, редактировала немецкую районную газету".

Ей казалось, что если она объяснит, что пошла на сотрудничество с оккупантами из-за больной матери, то ей посочувствуют. Но следователь ответил: "Государству не важны причины, заставившие совершить преступление, а важно само преступление". Напомню, что, готовясь к захвату Крыма, Гитлер сказал: "Крым следует отстроить так, чтобы и спустя длительное время никто не мог вынудить отдать этот прекрасный уголок германского труда". Так получилось, что в "отстраивание" по-германски включилась и Нина Грин.

Городская управа предложила ей поработать корректором, потом перевела в заведующие типографией. Затем орскомендатура (гражданская администрация) назначила ее на должность редактора "Официального бюллетеня Старокрымского района". А вражеское слово уж точно "приравнивалось к штыку". Разница в ответственности завтипографией и редактора газеты выражалась в размерах денежного вознаграждения:

"Первое время в течение полугода, когда я работала заведующей типографией, за свою работу я получала 600 рублей в месяц, а позже, будучи на должности редактора, за эту работу я получала 1 тысячу 100 рублей" (из протокола допроса Н. Грин 6 декабря 1945 г.) .

Кроме зарплаты, ей полагался хлебный паек для нее и матери и два обеда в общественной столовой.

На следствие и суд никакого впечатления не произвела просьба Нины Николаевны учесть, что многие номера, под которыми стояла подпись "редактор Н. Грин", на самом деле редактировал другой человек. Она в это время была прооперирована.

"Когда через несколько месяцев я вернулась из Симферополя, то меня ждал настоящий ужас. Одичавшая, совершенно сумасшедшая мать, голодная и беспризорная, нищенствовала по солдатским кухням" (из письма Н. Грин Генпрокурору СССР и Союзу писателей СССР).

Из инкриминированных ей двух лет выпуска фашистского бюллетеня на самом деле на ее долю пришлось всего несколько номеров, о чем в деле содержатся неопровержимые доказательства. Но они никого не заинтересовали. Зато с особым вниманием отнеслись к показаниям свидетеля Чумасова (беспартийного, малограмотного, завхоза Старокрымской поликлиники). Он утверждал, что немцы арестовывали его дважды: сначала за то, что в 1920 году был красным партизаном, потом - по доносу Нины Грин:

"При отступлении частей Красной Армии с территории Крыма я лично взял в Старокрымском отделении "Плодоовощ" около 20 кг бумаги, о чем знала Грин... Грин мне сказала: "Принесите в редакцию бумагу, а если не принесете, будете в жандармерии"... Придя домой, бумагу я разрезал, а частично сжег. Спустя еще 15 дней ко мне пришел сотрудник жандармерии".

Нина Николаевна держалась на допросах без истерики, как человек, отдавшийся воле судьбы. Но из-за показаний Чумасова разрыдалась. Она не отрицала, что у нее был с ним разговор о бумаге, но чтобы доносить в жандармерию!.. Впрочем, через месяц о героически не сданной врагу бумаге Чумасов уже не вспоминал:

"Во время допроса (в жандармерии. - Авт.) мне произвели очную ставку с Коркиным Назаром, который говорил, что я являюсь старым красным партизаном, имею связь с партизанами, являюсь коммунистом. После этого меня избивали и требовали подтверждений показаний Коркина. Таким образом, я просидел в жандармерии под арестом в течение 25 суток по заявлению, поданному на меня Грин Ниной Николаевной" (из протокола очной ставки Грин и Чумасова 7 декабря 1945 г.).

Но при чем тут Нина Грин? Складывается впечатление, что ее фамилию "подсказали" свидетелю.

"Перед выпуском из-под ареста меня вызвали на допрос, где следователь мне сказал: "На вас подали заявление русские люди" - и в это время взял со стола бумажку и прочел: "Грин, Коркин, Бурлаков, Воробьев..." (там же).

Может, ситуацию мог прояснить сам Назар Коркин, однако, по словам его вдовы, он был убит 13 апреля 1944 года, в день отступления немцев из Старого Крыма. Они расстреливали всех мужчин, попадавшихся им по дороге. Попался и Коркин. Но буквально на следующем допросе вдова совершенно запутала дело:

"Моего мужа Коркина втянули в свою компанию Грин Нина Николаевна и Бурлаков (одно время городской голова Старого Крыма. - Авт. ), который жил в ее доме... Если бы он не связался с ними, то был бы жив" (из протокола допроса Коркиной Е. К. 9 декабря 1945 г.).

Нина Грин изо всех сил сопротивлялась обвинению в "доносе на старого партизана". "В отношении моей связи с жандармерией я виновной себя не признаю, так как с нею связи я никакой не имела" (из протокола допроса Н. Грин 2 ноября 1945 г.) . И судьи вынесли приговор без учета противоречивых показаний Коркиной и Чумасова, который странным образом дважды освобождался из фашистских застенков и был неизвестно за что посвящен немецким следователем в секретную информацию о доносчиках. Но показания Чумасова тем не менее были упомянуты в обвинительном заключении, и у тех, кто с ним знакомился, но не читал других документов, срабатывал штамп: Нина Грин - предательница.

"Чумасов Владимир Гаврилович покончил жизнь самоубийством, повесился на месте работы в Старокрымской поликлинике, где он до этого работал завхозом... Он говорил, что на него донес немцам какой-то мужчина".

КОГДА НИНА ГРИН УЕХАЛА В 1944 ГОДУ В ГЕРМАНИЮ, ЕЕ МАТЬ СОШЛА С УМА

"Виновной себя признаю в том, что я добровольно поступила на службу к оккупационным властям на должность редактора "Официального бюллетеня Старо-крымского района"... В редактируемый мною бюллетень помещались и перепечатывались статьи из газеты "Голос Крыма" с гнусной клеветой по отношению к Советской власти и пораженческими взглядами в отношении Красной Армии в войне с фашистской Германией" (из протокола допроса Н. Грин 2 ноября 1945 г.).

Следователь передал дело Военному трибуналу войск НКВД Крыма, вменив Нине Грин статьи 58.3 УК и 58.10 ч. II УК РСФСР ("Способствование иностранному государству, находящемуся с Союзом ССР в состоянии войны" и враждебные "пропаганда и агитация"). Усугубило ситуацию то, что, по версии прокуратуры, она "боясь ответственности за совершенные преступления, в январе 1944 года бежала в Германию, чем изменила своей Родине".

В устах обвиняемой та же ситуация выглядела иначе:

"В январе 1944 года я уехала из Старого Крыма, напуганная разговорами о том, что наши расстреливали всех, кто работал на оккупированной территории"

В январе 1944 немцы дали работникам управы разрешение на эвакуацию в Одессу. Там, рассказывала Нина Грин, у нее были друзья, и она хотела пожить у них, пока все уляжется. В цитировавшемся уже письме 1958 года она настаивает:

"Дальнейшее же мое путешествие в Германию было не добровольным, а принудительным: в Одессе прямо с парохода меня и других снял отряд немецких солдат, привели в большой дом, где помещалось несколько сот человек... Через несколько дней всех нас отправили на машинах на вокзал".

В Германии их перевозили из лагеря в лагерь. Наконец, русских рабочих отправили эшелоном в концлагерь под Берлином. Во время бомбежки Нине удалось бежать, она спряталась в куче мусора, а потом побрела по дороге и пришла в деревню неподалеку от Любека. Там ее взял в работницы деревенский писарь. 1 мая 1945 года всех (она подчеркнула - "пленных") освободили англо-американские войска. Оказавшись в репатриационном лагере в Ростоке (Восточная Германия), Нина попросилась на Родину.

"2. Х.45 г. я вернулась в Старый Крым. В тот же день сама пришла в МГБ города и рассказала, что я делала во время оккупации" (из письма Генпрокурору СССР и Союзу писателей СССР).

В разных документах почти слово в слово повторяется ее рассказ о выезде из Старого Крыма в январе 1944 года, но только в одном есть фраза: "Уехала из Старого Крыма после смерти матери...". Похоже, Нина Грин - заложница трагических обстоятельств - даже себе боится признаться, что покинула больную мать.

"Что касается матери Нины Николаевны - Ольги Алексеевны Мироновой, то до оккупации и во время оккупации она страдала психическими расстройствами, проявлявшимися в некоторых странностях в поведении... Когда же ее дочь, Грин Нина Николаевна, в начале 1944 года оставила ее, а сама уехала в Германию, ее мать сошла с ума" (Умерла Ольга Алексеевна 1 апреля. - Прим. ред. ).

Возможно, именно переживания о матери (оставленной на сомнительное попечение уже упомянутой Коркиной) заставили дочь стремиться домой даже под угрозой ареста. Поняв, что опоздала, она сдалась.

ПОСЛЕ ЛАГЕРЕЙ В ХАРАКТЕРЕ НИНЫ ПРОИЗОШЛА ГЛАВНАЯ ПЕРЕМЕНА - ОНА ПЕРЕСТАЛА БОЯТЬСЯ

Военный трибунал войск НКВД Крыма в закрытом судебном заседании в городе Феодосии в помещении ГОН КГБ

Приговорил

Грин Нину Николаевну на основании

ст. 58.1 "а" УК РСФСР подвергнуть лишению свободы с отбыванием в исправительно-трудовых лагерях НКВД сроком на десять (10) лет, с поражением политических прав на пять (5) лет, с конфискацией всего лично принадлежащего ей имущества".

Она чудом отсидела 10-летний срок в студеных печорских и знойных астраханских лагерях. Выдержать помогла появившаяся в ней одержимость послужить памяти того единственно достойного, что было в ее жизни, с момента, когда они с Грином познакомились в редакции газеты "Петроградское эхо", а потом, спустя много времени, случайно столкнулись на улице и до его ухода из жизни больше не расставались. Оттуда, откуда, может быть, видно все, в страшную черную яму ее падения кто-то направил концентрированный солнечный луч, и почти весь срок заключения Нина Николаевна писала одну за другой главы своих мемуаров.

4 июня 1955 года по лагерному радио Нина Грин услышала сообщение о возобновлении на советской сцене балета "Алые паруса". Волшебник сказал девочке Ассоль: "Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к тебе".

17 сентября 1955 года постаревшая Ассоль вышла из заключения по амнистии. Вышла человеком, который уже мало походил на ту хорошенькую застенчивую женщину, какой ее любил Грин. В одном из писем она набросала свой портрет - "бела, как лунь, лыса, как столетний кутила". Но главная перемена произошла в характере - она перестала бояться.

Нина Николаевна начала восстанавливать довоенные знакомства с писателями. Среди первых - помогавшие Грину при жизни Иван Новиков и Николай Тихонов, "тяжеловесы" Константин Федин, Алексей Сурков и Константин Паустовский. Стала вхожа и в кабинеты литературных начальников, заместителей председателя правления Союза писателей СССР А. В. Воронкова и В. Н. Ильина. Последнему Алексей Варламов, автор книги об Александре Грине, вышедшей в серии ЖЗЛ, дал такую характеристику: "Кадровый работник НКВД с 1933 года, ведший наблюдение за творческой интеллигенцией, следователь, допрашивавший Бухарина, арестант 1937-го, генерал КГБ, брошенный в 50-е годы партией и правительством на литературу... Он имел прямое отношение к делу Синявского и Даниэля".

Приступая к роли отрицательного персонажа, актер должен найти в нем что-нибудь положительное. У Ильина это была любовь к творчеству Грина. Именно по его ходатайству перед Совмином и в обход закона об авторском праве, которое вдова утратила в 1947 году, Нине Николаевне выплатили 100-тысячный гонорар за гриновское "Избранное". Был разгар реабилитации жертв сталинских репрессий, и Ильин посоветовал ей попытаться попасть на этот поезд. Она так и сделала, искренне считая, что если и виновата, то все-таки не в измене Родине.

ДОМИШКО, ГДЕ СКОНЧАЛСЯ ПИСАТЕЛЬ, БЫЛ ПРЕВРАЩЕН В КУРЯТНИК

Но тут в дело вступил первый секретарь Старокрымского райкома партии Л. С. Иванов. После конфискации имущества Грин по судебному решению 1946 года ее участок и постройки передали городским партработникам. Именно Иванов жил в большом доме, построенном перед войной на гриновские гонорары, а выменянный на золотые часики маленький домишко, где скончался писатель, был превращен в курятник, и расстаться с ним первый секретарь райкома ни за что не хотел.

Летом 1958 года газета "Радянська Україна" опубликовала открытое письмо писателей в защиту домика Грина. Поддержал его Максим Рыльский. Через год мощный удар по "курятнику" нанес фельетон Леонида Ленча "Курица и бессмертие". Неслыханно острую критику партийного функционера санкционировал только что назначенный главным редактором "Литературки" писатель-фронтовик Сергей Смирнов (отец актера и режиссера Андрея Смирнова, снявшего "Белорусский вокзал", дед режиссера, сценаристки и телеведущей Авдотьи Смирновой).

Прочитав фельетон, Нина Николаевна восхитилась: "Это самая вкусная курица, какую я когда-либо ела". Прочли и "ивановцы", но их от этого блюда понесло:

"Москва, Кремль
тов. Хрущеву Н. С.

Дорогой Никита Сергеевич!

...От светлого имени Вашего сына и многих друзей, погибших на фронтах Великой Отечественной войны. Нельзя переносить то, что творится вокруг человека, который в период временной оккупации, будучи служащим фашистской комендатуры в городе Старый Крым, загубил многих невинных людей. Речь идет в отношении бывшей жены писателя Александра Степановича Грина - Нины Николаевны... Егоров, председатель Старокрымского горисполкома 18.12.1959 г.".

Стараниями ощетинившейся номенклатуры по городу поползли эти и еще худшие небылицы (будто она переливала кровь убитых младенцев раненым немцам). Вдогонку писательской вдове шипели "Фашистка!".

У Нины Николаевны начались приступы стенокардии, на какое-то время парализовало язык. Отослала заявление в Союз писателей о клевете, которую распускают не только в Старом Крыму, но уже и в писательской среде, - и ее скосил инсульт.

В 1943 ГОДУ НИНА СПАСЛА ОТ РАССТРЕЛА 13 ЗАЛОЖНИКОВ ИЗ СТАРОГО КРЫМА

И вдруг: о радость! В том же 1960-м, в году 80-летия Александра Грина, Нина Николаевна получила ордер и ключи от его домика. Она ожила, прописалась и внесла квартплату. В день рождения писателя, 23 августа, устроила торжественное открытие дома-музея.

Нина Николаевна становилась публичным человеком и, естественно, мечтала о реабилитации. И тут она вспомнила, как в октябре 1943 года спасла от неминуемой гибели 13 жителей Старого Крыма. Дело было в канун октябрьского праздника. Партизаны отметили его, убив на одной из окраинных улиц немецкого офицера. В ту же ночь немцы арестовали 13 заложников. Им грозил расстрел. Среди арестованных оказался тот самый Назар Коркин, которому немцы устраивали очную ставку с Чумасовым. Екатерина Коркина побежала в типографию к Нине Грин и умоляла сделать что-нибудь для спасения Назара.

"Со списком арестованных я обратилась к городскому голове Арцишевскому с просьбой о том, чтобы он за них поручился. Арцишевский поручился за 10 человек, а троих отметил как подозрительных по связям с партизанами. Со мной отправил список в комендатуру. Переводчица Мацуева... должна была перепечатать список. При этом она включила в список и этих трех человек, которых вычеркнул комендант" (из объяснительной записки Н. Грин 23 августа 1965 г.).

С подмененным списком Нина помчалась в Симферополь к начальнику тюрьмы. Вместо расстрела 13 заложников направили в трудовые лагеря.

В Саратове отыскалась бывшая переводчица орскомендатуры Вера Мацуева. Как и Нина Грин, она бежала в Одессу, потом оказалась в Германии, тоже отбыла свой срок за измену Родине. Она полностью подтвердила показания Нины Николаевны. Еще несколько человек подтверждали это частично или с чьих-то слов. Увы, те из заложников, кто выжил, об участии в их судьбе вдовы писателя ничего не слышали. Впрочем, это объяснимо: немцы не обязаны были сообщать заложникам, кто их выручил.

"В 1959 году по делу Грин Н. Н. проводилась проверка недостаточно полно, и поэтому важные обстоятельства остались неисследованными. Прошу Вас провести тщательную проверку" (из письма Прокуратуры СССР - прокурору Украинской ССР Глуху Ф. К. 3 апреля 1967 г.).

Но, может быть, самым обидным было для Нины Николаевны обвинение в измене даже не Родине, а Грину.

"Нина Грин бросила в Старом Крыму тяжелобольного мужа, уехала в Феодосию к любовнику-шпиону Нанию Петру... Во время Отечественной войны Наний был связан с фашистскими карательными органами. При отступлении фашистов из Крыма бежал в Румынию, где был разоблачен органами безопасности Румынской народной республики, судим и расстрелян..." (из письма в редакцию "Литературной газеты" экскурсовода Русскова В. 23 декабря 1964 г.).

Следователей заинтриговала личность Нания, однако допрошенный в 1967 году экскурсовод ничего толком сказать не смог. Нашли сына Нания от первого брака, работавшего врачом в санатории Ленинградского военного округа в Ялте.

"В 1939 году я узнал, что отец окончательно бросил мать и стал проживать совместно с Грин Ниной Николаевной... С отцом Нанием Петром Ивановичем с 1939 года я потерял вообще всякую связь" (из протокола допроса Нания В. 11 мая 1967 г.).

Отношения со вторым мужем для Нины Николаевны были трудной темой. Мне кажется убедительной версия, что после смерти Грина мать Нины подтолкнула ее к новому замужеству. В обращениях в органы юстиции вдова писателя не упоминала о нем. В мемуарах назвала хорошим врачом, но "Наний был не из породы филантропов". Полная противоположность романтику Грину, он к тому же ревновал ее к воспоминаниям.

Побывав в те годы в гостях у Нины Николаевны, приемная дочь писателя Новикова ужаснулась перемене в ее облике. Она помнила цветущую, с искорками в глазах жену Грина, а увидела потухшую, плохо одетую жену Нания. "Расхождение прошло так мучительно и отвратительно - не по моей вине, - что я потеряла все силы в приступах грудной жабы, а мать моя сошла с ума", - признавалась Нина Николаевна в одном из лагерных писем.

"Поясните, кто такой Наний П. И.?" - потребовал у нее следователь во время очередной проверки ее дела. Нина Николаевна ответила, что примерно года через три после смерти мужа она сошлась с Петром Ивановичем, что во время оккупации он был членом городской управы, имел частную врачебную практику, а в ноябре 1943 года они разошлись.

Доказать же, что с Грином она не расставалась до последней минуты его жизни, оказалось нетрудно. Нина Николаевна просто сделала запрос в ЦГАЛИ, и оттуда пришел ответ за подписями научных сотрудников архива: "По документальным материалам ЦГАЛИ установлено, что Грин Нина Николаевна, жена писателя Грина А. С., в 1931-1932 годах жила с А. С. Грином, находясь с ним в добрых семейных отношениях". В подтверждение даны ссылки на письма Гринов и ответные от знакомых за этот период, ее письма о последних часах и минутах Александра Степановича, которые нельзя читать без слез, а также ссылки на стихи Грина, посвященные 11-й годовщине их супружества. Незадолго до болезни он написал: "Люблю ее, как любят светлый глаз блеснувшего в окно темницы неба, как любят в жизни только раз, как голод ждет воды и хлеба".

Нина Николаевна скончалась в Киеве в 1970 году нереабилитированной. Но она выполнила главное - создала в Старом Крыму Музей Александра Грина и написала о нем воспоминания.

"Из имеющихся в материалах дела фактических данных усматривается, что Грин Н. Н. в период Великой Отечественной войны не принимала участия в карательных акциях против мирного населения, не занималась предательством и не оказывала в этом пособничества... Таким образом, Грин Н. Н. не совершила действий, предусматривающих ответственность за измену Родине" (из заключения Прокуратуры Автономной Республики Крым).

Вдова Александра Грина была реабилитирована в 1997 году.

P. S. Выражаем благодарность сотрудникам Главного управления СБУ Автономной Республики Крым за помощь в подготовке материала.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter