Кантаты Веймарского периода: новая поэзия, новые формы и образы. Снова Веймар

Исследователи жизни и творчества Баха называют период с 1703 по 1717 год «веймарским», но на самом деле собственно в Веймаре он находился сравнительно небольшую часть этого времени. Он действительно провел там первые шесть месяцев, работая музыкантом в одной из хоровых капелл. Но вскоре в поисках новых перспектив и впечатлений Бах переезжает в Арнштадт. Там он становится органистом при «Новой церкви» и получает массу свободного времени, чтобы оттачивать свое музыкальное мастерство. Здесь впервые пробуждается небывалой силы композиторский гений Иоганна Себастьяна Баха. Духовная кантата «Ты не оставишь души моей в аду» для органа, хора и оркестра становится его дебютом. В другом раннем сочинении – пьесе для клавира «Каприччио на отъезд возлюбленного брата» - впервые заметно проявляются наиболее характерные черты его композиторского стиля. Затем Бах отправляется пешком в Любек, где дает концерты выдающийся органист Букстехуде. Это событие становится поворотным моментом в творчестве композитора.
Органная музыка Букстехуде поражает молодого Баха мастерством и новаторскими композиционными приемами, и композитор задерживается в Любеке больше чем на два года. По возвращении он встречает упреки церковного совета, ведь отпускали его из церкви только на четыре месяца. Стремясь к независимости, Бах покидает Веймар.
Новым пристанищем гения становится городок Мюльхаузен, где он также работает музыкантом в церкви. Весь год работы Бах безуспешно пытается поднять уровень музыкальной культуры в городке, привлекая внимание церковного и городского начальства. За этот короткий период он пишет и исполняет свою «Выборную кантату», которая стала единственным изданным при его жизни произведением.

Вскоре, в 1708году, Бах снова приезжает в покинутый им Веймар и в этот раз поступает на должность придворного музыканта. В этот период развивается его исполнительский талант, отточенный игрой на скрипке, клавесине и органе. Бах славится своими импровизациями на этих инструментах.
Орган стал «творческой лабораторией» для Баха в «веймарский период». Он как подлинный ученый изучает его устройство и все особенности звукоизвлечения, тем самым подняв органную музыку на неведомый доселе уровень, о чем сегодня нам и говорят ноты Баха . Его творческим «коньком» стала легендарная полифония (многоголосие). Он пишет знаменитую «Токкату и фугу де минор» и множество других сочинений для органа.
После смерти в 1716 году веймарского капельмейстера Бах не получает, как рассчитывал, его должность. Пост отдают бездарному, но угодному властям музыканту. Возмущенный несправедливостью, Бах подает в отставку и за «непочтение» попадает под арест, выйдя из-под которого он опять покидает Веймар и переезжает с семьей в Кетен.

3. Кантаты Веймарского периода: новая поэзия, новые формы и образы

Служба и домашний арест в Веймаре

Не будет преувеличением сказать, что тот великий Иоганн Себастьян Бах, которого мы знаем, состоялся и окончательно сформировался именно в Веймаре, где он находился на службе с 1708 по 1717 год. Это была уже вторая остановка Баха на его бурном в молодости жизненном пути в Веймаре. Первая была совсем короткая, здесь же он осел надолго и выполнял различные обязанности.

Прежде всего, это были обязанности придворного органиста, и большую часть времени именно этим обязанностям он себя и посвятил, и сочинял, очевидно, по преимуществу органную музыку. Но 2 марта 1714 года он был назначен также концертмейстером придворного музыкального ансамбля, придворной капеллы. С тех пор его обязанности расширились. В частности, он должен был сочинять фактически раз в месяц церковные кантаты. Кроме того, Бах надеялся, что со смертью престарелого капельмейстера Дрезе он получит его пост.

Дрезе умер 1 декабря 1716 года, однако желанного поста Бах не получил. Пост унаследовал сын покойного, музыкант, конечно, совершенно несопоставимого с Бахом уровня, но таковы ремесленные традиции в Германии. Там очень часто должности переходили по наследству. И после этого Бах пошел уже на открытый скандал, ссору с Вильгельмом Эрнстом, веймарским правителем, и даже – известна эта история – в конце 1717 года, перед тем, как его отпустили, почти на месяц он был заточен под домашний арест. Вот такова жизненная картина и жизненный фон творчества Баха в области кантат.

Сотрудничество с Соломоном Франком

Сохранились кантаты, про некоторые из них мы знаем, к каким дням, к каким праздникам церковного года они были приурочены. О некоторых сведений нет, есть только догадки. Безусловно, что большинство этих кантат было написано на тексты местного поэта, с которым Бах сотрудничал, Соломона Франка. Это был уже человек в летах, впрочем, и долгожитель – он до 1725 года дожил, когда Баха уже не было в Веймаре, а родился он в 1659 году. Это был талантливый поэт, и исследователи творчества Баха, особенно те, кто хорошо понимает немецкий язык, сами немцы, иногда даже говорят, что это был самый талантливый либреттист, с которым Бах сотрудничал. Мы сегодня не будем говорить о кантатах на его тексты, мы им посвятим отдельную лекцию.

Замечу только, что при всей, может быть, талантливости образов и при всей музыкальности поэзии, которые действительно либретто Соломона Франка отличают, он не был новатором как таковым в области форм церковной поэзии. Здесь он скорее следовал реформе Эрдмана Ноймайстера, о которой мы с вами говорили на предыдущей лекции. Но следовал творчески. У него действительно были кантаты, которые следовали некоторым стандартам, выработанным Ноймайстером. Это, допустим, кантаты, состоящие практически целиком из арий и речитативов. Или просто целиком, как у Ноймайстера, скажем, в его первых кантатных циклах. Потом он создавал кантаты с включением библейских изречений и хоралов, и это соответствовало третьему и четвертому циклу Ноймайстера, его более поздней поэзии.

Были у Франка и совсем еще ранние кантаты, которые и похожи были на ноймайстерские, но вообще представляли собой нечто особое – у них не было речитативов. Скажем, первая кантата, которую Бах сочинил на посту концертмейстера, она как раз приходилась на 25 марта 1714 года, это был праздник Вербного воскресенья, который совпал тогда с Благовещеньем, так ведь иногда бывает. 182-я баховская кантата – там просто нет [поэтических] речитативов как таковых, это такой еще переходный, как иногда говорят, – архаический тип реформированной кантаты. Одним словом, Бах имел дело с разнообразием стандартов поэтического либретто и пробовал самые разные музыкальные формы. И получалось очень интересно.

Георг Христиан Лемс

Сегодня мы как раз будем говорить не о франковских кантатах, как я уже заметил, а о кантатах на тексты двух других либреттистов, к которым Бах обращался. Это Георг Христиан Лемс, придворный библиотекарь в Дармштадте, очень талантливый молодой человек, умерший безвременно от туберкулеза в возрасте 33 лет, в 1717 году. Его собрание либретто церковных кантат 1711 года, «Богоугодная церковная жертва», послужило Баху основой для двух кантат, написанных в Веймаре, и впоследствии уже в Лейпциге, в 1725-26 годах, он возвращается к этой поэзии. Очевидно, что он ее очень оценил. И может быть, даже, не будь Соломона Франка в Веймаре, он бы так и продолжал писать на стихи этого дармштадского поэта, я считаю, очень недооцененного исследователями творчества Баха. Ну, и потом мы с вами поговорим также о кантатах, написанных на тексты Ноймайстера, потому что о Ноймайстере тоже судят по-разному. Иногда отказывают ему в настоящем поэтическом даровании. На мой взгляд, тут все не так просто.

Кантата BWV 54 – всё о борьбе с грехом

Итак, первая кантата, о которой мы с вами сегодня будем говорить, это 54-я кантата Баха, написанная, возможно, еще в 1713 году. Т.е. до того, как Бах стал регулярно писать церковные кантаты и приурочивать их к праздникам церковного года. Кантата, которая призывает нас противостоять греху, бороться с грехом. И, собственно говоря, либретто мне кажется совершенно замечательным, потому что в нем вот эти напряженные отношения христианина с грехом описываются во всех тонкостях, подробностях, со множеством библейских аллюзий, но без какой-то зависимости от одного библейского источника при этом. И все, что должен знать и думать христианин о грехе, здесь, пожалуй, сказано. Притом эта кантата говорит прежде всего о личных чувствах христианина, о его внутренней жизни как борьбе с грехом, и в то же самое время мы понимаем, что этот грех – это какое-то такое вселенское явление, что это следствие первородного греха, что за грехом стоит дьявол. Вот этот замечательный текст создает Лемс, и это короткий текст – всего две арии, соединенные речитативом. Даже когда-то ученые думали, что, может быть, это и неполное либретто, но сейчас уже нет никаких сомнений, что именно так Лемс задумал и Бах так это все написал.

Per ogni tempo

Это произведение, которое Бах, очевидно, предназначал для любого праздника церковного года, для любого повода. Per ogni tempo, как тогда говорилось. Это означает, что нет какого-то специального дня, специального повода, что только в этот день христианин должен размышлять о своей греховности и своих отношениях со злом.

Это мне кажется важным, потому что, действительно, строятся всякие догадки о том, когда это все могло исполняться. Одно из предположений – что это могло звучать в третье воскресенье поста, воскресенье Oculi, как его называют сами протестанты, потому что в этот день псалмовый стих входного песнопения, интроита, заимствован из нашего 24-го (или 25-го по протестантской нумерации) псалма: «Очи мои всегда ко Господу, ибо он извлекает из сети ноги мои». Этот день, специально посвященный покаянию, по тематике, конечно, вроде бы подходит к этому тексту. Но совершенно необязательно, что это должно было звучать тогда. Так было бы очень красиво, что за день до своего назначения концертмейстером Бах уже создал эту кантату и исполнил. Но так, видимо, не было.

Есть и некоторые другие праздники, в которых подчеркивается момент покаяния и борьбы со злом, и есть разные предположения, когда это могло быть создано. Но, в конце концов, это не столь важно. А вот универсальный смысл кантаты, конечно, для нас гораздо важнее. И Бах создает чрезвычайно яркую, пронизанную и изобразительностью, и внутренним напряжением музыку. И можно сказать, что весь ужас зла, как его отдельный человек переживает, притом зла не внешнего, а того зла, с которым он имеет дело внутри себя, здесь, конечно, очень сильно подчеркивается.

BWV 54: первая ария

И прежде всего, конечно, вошла в историю, стала очень известной и много исполняемой первая ария из этой кантаты. Я буду пользоваться в этой лекции, как, собственно, и в большинстве других, замечательными переводами отца Петра Мещеринова. Ну, может быть, по своему вкусу какие-то внося небольшие коррективы. «Борись со грехом, иначе яд его тебя отравит». Вот первая часть этой арии. Арии, как мы с вами отмечали, обычно пишутся в трехчастной форме, и третья часть полностью воспроизводит первую. По старой традиции такие арии называются «ария da capo», т.е. «повторять с начала», с головы – capo. И все это начинается в мажоре, но чрезвычайно напряженную гармонию, чрезвычайно напряженное созвучие Бах накладывает на чистый мажор с самого начала. Вот такой страдальческий и томительный возникает эффект. В этом напряжении есть и своя сладость, и свой ужас, и своя боль, и тяжесть противостояния. И кроме того, есть такое ощущение, что противостоять надо долго. Это постоянное внутреннее усилие, постоянная внутренняя борьба. Все эти чувства, мысли прямо получают свое выражение в музыке.

«И пусть тебя не обольщает Сатана» - это начало второго, среднего раздела, где, собственно говоря, говорится о смертельном проклятии, которое обретает тот, кто подвергает себя греху и сочетается с Сатаной. Тоже довольно мрачно, и некоторое омрачение колорита в сторону минора, как это обычно и бывает в средних частях мажорных арий, мы здесь замечаем. И это настолько яркий образ, который, конечно, запоминается и который музыкально выражает, может быть, все взаимоотношения человека со грехом. Мы сейчас услышим с вами вот этот первый небольшой фрагмент.

Как вы заметили, кантата сольная. Сольная кантата для альта, что тоже характерно, потому что здесь хор не нужен. Здесь речь идет именно о человеке, о его личных чувствах. Это уже настоящая современная Баху поэзия, начало XVIII века, когда личная жизнь, личное благочестие, личные размышления о смерти, о воскресении, о наследовании Царства Божия выходят на первый план в духовной жизни. И хотя, конечно, соборное начало, церковное начало сохраняется, акцент оказывается очень существенным.

BWV 54: речитатив

И в речитативе, который следует за арией, собственно говоря, все расписывается. Речитатив выполнен в лучших традициях протестантских проповедей. Он о том, как привлекателен грех снаружи и как ужасен, как губителен он изнутри. Это все укладывается, конечно, в старинную барочную традицию – memento mori, помни о смерти, – когда очень любили показать различные поэты, и не только протестантские, но и католические, как за внешним блеском греховного мира таится смерть, пустота и ничто.

И вот удивительные гармонии, уходы в очень далекие, совершенно удивительно звучащие тональности… Ведь во времена Баха не все тональности были одинаково употребительны. И далекие тональности, т.е. те, которые записываются с большим количеством ключевых знаков, бемолей или диезов, звучали очень странно, необычно просто по настройке тогдашней, которая отличалась от современной очень существенно. В этом звучании была своя странность и своя окраска. И Бах, собственно говоря, и ведет нас через вот это изображение приукрашенности, нарядности греха к тому, что за ним скрываются только гроб и тень.

А в конце он просто переходит из речитатива в то, что тогда называлось «ариозо», т.е. в такой очень напевный речитатив, и говорит о том, что грех – это содомское яблоко. «Яблоко Содома» - был такой тоже очень древний поэтический образ. И кто с ним сочетается, тот не достигнет Царства Божия. Вот это единственные строки, которые напрямую пересекаются с чтением Послания к Ефесянам, которое звучит в воскресенье Oculi. Это, может быть, единственная отсылка, которая связывает либретто именно с этим воскресеньем.

И потом еще говорится о грехе, который подобен острому мечу, рассекающему и душу, и тело. И здесь все достигает своей кульминации.

BWV 54: вторая ария

А мы с вами сейчас послушаем начало третьего номера – второй, заключительной арии из этой кантаты. Ария эта написана очень интересно. Это настоящая фуга, настоящая полифония. Здесь четыре голоса, скрипки, альты, альт как голос, который поет, и континуо. Три верхних мелодических голоса вступают, имитируя, повторяя одну и ту же мелодию.

При этом эта третья ария говорит о борьбе с грехом, притом уже о борьбе как об акте воли прежде всего. Человек должен собрать всю свою волю, выступить против греха и его победить. И можно сказать, что эта победа в арии достигается. Здесь, надо заметить, решительная, прежде всего волевая начальная тема, в которой, однако, есть такие ползучие интонации, хроматизмы, которые о дьяволе тоже напоминают. Музыка ведь всегда очень многосмысленна, многопланова, и в этом и замечательное свойство музыки, что она может передать сразу несколько пластов смысла.

И здесь очень важная цитата, самая явная и самая, может быть, главная цитата, которой пользуется Лемс: «Кто совершает грех, тот от диавола, ибо диавол порождает грех». Речь идет о Первом апостольском послании евангелиста Иоанна, где есть такие слова. И потом речь идет о том, что истинная молитва способна отогнать полчища греха, которые сразу и немедленно удалятся от человека.

В среднем разделе Бах при помощи тонкой музыкальной живописи изображает вот это удаление и исчезновение полчищ Сатаны. И действительно, есть вот это ощущение того, что зло отступает. Но какого-то настоящего триумфа с пением «аллилуйя», «аминь», «победа», которые действительно часто встречаются и у Баха, и у других протестантских авторов, здесь не возникает. Т.е. впечатление скорее возникает такое, что вот человек как будто бы с трудом отбился от дьявольских полчищ. И хотя это победа, но победа скорее временная, а не такая, что вот один раз их отогнал и потом живешь припеваючи, успокоившись. Вот этого внутреннего успокоения нет, только временная победа. Т.е. третья часть не противоречит первой: с одной стороны, есть постоянное и напряженное усилие борения с дьявольскими кознями и с грехом, а с другой стороны, есть усилие воли, волевой акт, столкновение, борьба, победа, но победа, которая временна и не дает окончательного освобождения, не дает возможности окончательно расслабиться.

Вот это особая внутренняя жизнь христианина, который не знает покоя, для которого все внутренние переживания и все внутренние процессы так или иначе есть акты совести, потому что речь, конечно, идет о совести как о важнейшей христианской категории, – вот об этом кантата Баха, и она уникальна в своем роде, она замечательна. Она короткая, она исчерпывающая, и она не привязана, вот это мне кажется очень важным, именно ко времени года. Бах еще не был таким в профессиональном плане, согласно своему посту, церковным композитором, и он мог просто высказаться на какую-то очень важную христианскую тему.

Кантата BWV 61 на первое воскресенье Адвента

И вторая кантата, о которой мы сегодня поговорим, тоже относится к 1714 году, только к самому его концу. В церковном календаре это уже начало следующего церковного года, потому что это кантата на первое воскресенье Адвента, т.е. на первое воскресенье Рождественского поста. Это кантата, которую Бах написал, уже состоя на службе, и написал вследствие просто выполнения своих обязанностей.

Кантата как раз на тексты Эрдмана Ноймайстера, одна из немногих кантат Баха на тексты этого ключевого для истории церковной поэзии начала XVIII века в Германии автора. Возможно, просто у Баха в этот момент не было текста Соломона Франка, который бы подходил для данного праздника, есть такое предположение. Он обратился к Ноймайстеру. И здесь как раз очень интересно посмотреть, действительно ли Ноймайстер был таким сухим и лишенным фантазии поэтом, как его часто представляют. И объясняют, что, может быть, именно поэтому Бах так редко и с такими оговорками обращался к его творчеству.

Здесь надо заметить, что, конечно же, Ноймайстер действительно протестантский пастор, представитель строго ортодоксального течения в лютеранстве его времени, принципиальный противник пиетизма, и для него богословская строгость образов и церковный характер поэзии – вещи чрезвычайно существенные. Поэтому каких-то очень ярких образов, может быть, ожидать от его поэзии и не стоит. Но тем не менее он не случайно ввел моду на итальянский стиль церковной поэзии, потому что он хотел тоже некоторой театрализации и модернизации церковной музыки его времени. И как раз 61-я кантата показательна тем, как Бах буквально достает эту театрализацию из поэзии Ноймайстера.

Структура BWV 61

Кантата очень здорово выстроена. Она начинается и заканчивается строфами церковных песен. Притом если первая строфа – это Лютер, собственно говоря, его знаменитая песнь Nun komm der Heiden Heiland, т.е. «Приди, язычников Спаситель». Замечательная песнь, к которой Бах многократно обращался и в своих кантатах, и в своих хоральных прелюдиях.

Здесь первая строфа, собственно говоря, и представлена. Потом следуют две пары – речитатив-ария, речитатив-ария. Первую пару поет целиком тенор, вторую пару: речитатив – бас, ария – сопрано. И затем даже не последняя строфа, а припев последней строфы песни Филиппа Николаи, уже более позднего, конца XVI века лютеранского поэта, «Как ярко светит утренняя звезда». Такой гимн, связанный с периодом Рождественского поста, и он все это завершает.

Что здесь важно? Что первые три номера так или иначе дают картину скорее общинную и церковную. Т.е. здесь Иисус приходит к Церкви. Вторая же тройка номеров, и особенно речитатив и ария, говорят о том, как Иисус приходит к отдельному верующему, к конкретному человеку. И неслучайно здесь в конце и поэзия из церковной традиции используется более новая, более выразительная – стихотворение Филиппа Николаи. Все очень четко спланировано. Поэзия, действительно, лишена, может быть, ярких образов, но в богословском плане все очень здорово выверено. Бах, в общем-то, этой выверенности никак не нарушает, но его решение неочевидно и порой совершенно парадоксально. В особой мере это касается первого номера.

BWV 61: первый номер – царственное шествие

Собственно говоря, о чем в нем идет речь? «Приди, язычников Спаситель, // явленный сын Девы. // Весь мир дивится тому, // какое Рождество уготовал тебе Бог». Четыре строчки. И что делает Бах? Он этот хор создает в инструментальной форме, традиционной инструментальной форме конца XVII – начала XVIII веков.

Это так называемая французская увертюра – форма, сложившаяся при дворе Людовика XIV, которая была связана с появлением вельможной особы, и прежде всего, конечно, «короля-солнце». Т.е. некая царственная особа вот так входит. При этом совершенно роскошные первый и третий разделы. Это действительно такое царственное шествие, с пунктирными ритмами, с очень торжественной и вместе с тем импозантной музыкой. И вот на фоне такой музыки голоса вступают по очереди, опять-таки имитируя (это у нас полифония), и провозглашают первые две строки.

А потом третья строка, которая, в общем-то, не предполагает, казалось бы, каких-то мощных контрастов. Но что мы здесь с вами слышим? «Весь мир удивляется тому…» всего-навсего. Но здесь, в традициях французской увертюры, меняется темп на быстрый, голоса устраивают настоящую полифонию и аффект радости, конечно, вступает. Вот это радость, которая охватывает весь мир при вступлении в него Спасителя.

И потом опять возвращается прежняя музыка, где говорится о том, какое чудесное, удивительное Рождество уготовил своему Сыну Бог-Отец. Это царственное шествие, конечно, отсылает нас и ко входу Господа в Иерусалим, что, в общем-то, лютеровский гимн напрямую не предполагает. Оно как раз позволяет нам представить себе тот самый образ Иисуса – Иисуса царя и, прежде всего, Иисуса-пастыря.

BWV 61: второй и третий номера

Потому что следующий речитатив, собственно, и говорит о том, как благо высшее являет Спаситель человечеству, и прежде всего церкви, и как он несет людям свет. О свете, конечно, тоже упоминается в гимне Лютера. И этот свет излучает благословение Господне, все вокруг Господь благословляет, mit vollem Segen. Бах, конечно, тоже очень выразительно этот речитатив кладет на музыку. В конце он переходит в ариозо, как почти во всех ранних кантатах это у Баха бывает.

А мы сейчас с вами услышим арию, которая звучит после этого. Это ария тенора на очень сдержанный текст, совершенно лишенный, казалось бы, таких внешних аффектов. «Приди, о Иисус, приди к Твоей Церкви и даруй нам новый год благодатный». Соответственно, он должен послать дальше свое благословение и кафедре, и алтарю. Но это тоже сделано Бахом очень здорово. Бах здесь пишет достаточно торжественную музыку, потому что здесь голос сопровождает и партия скрипок, и партия альтов, они достаточно выразительны и создают необходимую торжественность. Как будто явилась какая-то величественная персона, и в этой арии ее приветствуют. Т.е. здесь действительно как будто продолжается некая первая сцена: приехал вельможа, допустим, епископ пришел в храм, и его там встречают со всеми полагающимися почестями. Может быть, здесь нет какой-то особой выразительности, которую мы ожидали бы от Баха, да и текст Ноймайстера этого не предполагает, но тем не менее сцена получилась очень импозантная, цельная и законченная.

BWV 61: номера четыре и пять

И, конечно, вторая часть кантаты, где говорится о пришествии Иисуса-человека, выходит гораздо более выразительной. Здесь есть библейская цитата, Spruch, как говорили немцы, библейское изречение. Эта кантата уже относится к тому типу кантат, которые следуют как раз более позднему образцу творчества Ноймайстера, она в 1714 году была опубликована. Ноймайстер тогда работал в Зорау, сейчас это польские Жары. А предназначалось это все, между прочим, для Георга Филиппа Телемана, который тогда служил при дворе во Франкфурте-на-Майне. Это был великий композитор, друг Баха в те времена, крестный отец его очень талантливого сына Карла Филиппа Эмануэля Баха. Может быть, даже благодаря Телеману Бах и узнал эти самые тексты.

Итак, здесь идет библейская цитата, а именно Откровение Иоанна Богослова, известный текст: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною». И, собственно говоря, и интонации голоса, и особенно короткие, отрывистые, пиццикатные аккорды сопровождения как раз и изображают вот этот самый стук. Т.е. Иисус стучится прямо в это самое сердце. Это речитатив, вполне достойный и оперной сцены, настолько он внутренне выразителен, хотя некая внутренняя сдержанность все-таки показывает, что это не оперная, а именно кантатная музыка, как оно и должно быть. Этот момент нам с вами, конечно, надо услышать.

И вслед за этим появляется ария сопрано, которая сопровождается одним континуо у Баха, но континуо достаточно выразительное, поэтому здесь все равно есть диалог между голосом и инструментом. И речь здесь идет о том, о чем есть очень много лютеранской поэзии еще в XVII веке и что очень часто изображалось на всяких гравюрах, и лютеранских, и иезуитских, и каких угодно еще. Это вот такой очень важный [мотив] для благочестия, для мистики даже XVII века, и потом XVIII век это унаследовал… Ну, у нас с вами только самое начало XVIII века. Важный образ, когда Иисус вселяется в человеческое сердце. Т.е. в первой части как раз содержится призыв к сердцу отверзнуться целиком, до самых своих глубин, а во второй говорится о том, что Господь поселяется в человеческом сердце и находит в нем свое жилище, несмотря на то, что человек – это только прах. Милость Божья состоит в том, что Господь готов жить внутри такого человеческого сердца.

И Бах очень контрастной делает эту арию. Он меняет размер, меняет темп в средней части, он омрачает общую мажорную атмосферу минором. Но уже в самом конце этой небольшой средней части – ария-то вся небольшая, это все арии такого дизайна, рассчитанного на какие-то малые формы восприятия – мы уже слышим неоднократные упоминания о блаженстве, которое обретает христианин, и это блаженство вновь звучит светло.

BWV 61: заключительный хор

Здесь мы и закончили бы все, если бы не проблема последнего номера. Ноймайстера как раз очень часто критикуют за то, что он сделал последний стих очень коротким. Он взял только припев, Abgesang, из вот этой формы bar, о которой мы с вами уже неоднократно говорили, без двух первых стихов, а только припев. И сам припев очень короткий: «Аминь! Аминь! // Гряди, прекрасный венец радости, не медли, // Жду тебя с великим нетерпением». Но это радостное восклицание, может быть, само по себе как стихи и хорошо звучит, но именно здесь, сокращая строфу Николаи (есть такие предположения), Ноймайстер, возможно, имел в виду вот это радостное нетерпение, которое охватывает христианина, размышляющего о том, как ему уже совсем скоро, потому что закончится Рождественский пост, явится Господь.

Для того чтобы положить на музыку, это, конечно, слишком маленький текст и слишком маленький номер. Но Бах делает его настолько ярким, настолько выразительным, что он своей выразительностью, своей экстраординарностью оправдывает отчасти вот эту краткость. Мелодия Филиппа Николаи, как полагается, поется сопрано, это по жанру получается еще в XVII веке сложившаяся хоральная фантазия. Другие голоса имитируют это все, сопровождают контрапунктами и подголосками эту мелодию. А скрипки играют юбиляцию над всем этим, и все звучит необычайно торжественно, с захватывающей, бурной, совершенно ничем не сдержанной радостью. И Бах этим ярким музыкальным аккордом подчеркивает то, что у Ноймайстера кажется спорным решением, доводит это до предела, и в этом обнаруживается некая своя логика.

Так у нас получается, что да, Ноймайстер, конечно же, создавал некую проповедь, хотя и в театрализованных формах, поэтических, а Бах действительно написал две яркие сцены, одна из которых изображает церковный праздник, а другая – вот эти бурные и порывистые чувства христианина, который за этим праздником следует. Притом что интересно: действительно, какая-то предельная радость и предельный выплеск эмоций происходит не в арии, где мы могли бы это ожидать, а именно в этом замечательном и таком неправильном заключительном хоре. И в этом тоже есть чуткость Баха. Он чувствует не только театральный потенциал заданных ему стихов, но и как из неправильного, спорного, неоднозначного сделать нечто совершенно уникальное, что только у Баха можно встретить.

Литература

1. Dürr A. The Cantatas of J. S. Bach. With their Librettos in German-English Parallel Text / rev. and transl. by Richard D. P. Jones. N. Y. and Oxford: Oxford University Press, 2005. P. 13–20, 75–77, 253–255.
2. Wolff Chr. Johann Sebastian Bach: The Learned Musician. N. Y.: W. W. Norton, 2001. P. 155–169.

Веймар - город не только Гете, но и Баха. Небольшой памятник стоит прямо напротив высшей школы музыки:
И рядом же, практически на центральной площади, доска на стене:

В Веймаре Бах получил место придворного органиста и работал не только как церковный, но и свесткий композитор. Рассчитывая (после смерти главного капельмейстера) на лучшее место и узнав, что не получит его, великий разразился таким гневным письмом, что был посажен на две недели (по другим источникам чуть ли не на месяц) в тюрьму. По освобождении он мгновенно уехал в Кетен и, наверное, еще долго вспоминал Веймар недобрым словом.
Веймар - также город Листа, здесь он прожил с 1848 по 1861 год. За это время под его руководством было поставлено больше сорока опер, прозвучали все симфонии Бетховена, Шуберта, произведения Шумана и Берлиоза, Глинки и А. Рубинштейна. Лист устраивал "музыкальные недели", целиком посвященные Берлиозу, Вагнеру. И вообще, поднял всю музыкальную жизнь города на уровень прежде небывалый. В парке, недалеко от дома, - памятник:
В этом доме Лист провел последние годы жизни. Сюда стремились пианисты отовсюду, впоследствии, называвшие себя учениками великого Листа:
Сейчас здесь небольшой музей (мы даже были в нем, лет 7 тому назад, там стоит оригинальный Бехштейн).
Напротив, кажется, должен был переехать садовник, у которого "отобрали" большой дом.

Имя Листа сейчас носит высшая школа музыки.

А здесь давал свои мастерклассы Бузони (ученик Листа). От бывшего дворца осталась одна арка, сам он был порушен в конце войны. Здесь также располагались мастерские "Баухауза".

А Хуммелю "не повезло".

Дом, в котором он прожил почти 20 лет, - в плачевном состоянии. На место Хуммеля Мария Павловна, русская княгиня и герцогиня Саксонско-Веймарская, вышедшая замуж за герцога Карла Фридриха, пригласила Листа.

В Веймаре также жили: Иоганн Пауль фон Вестхоф - скрипач-виртуоз баховского времени. Не без его влияния появились сольные скрипичные сонаты и партиты Баха. В 1948 году а этом городе появился Вагнер, в 1850 - здесь прошла премьера Лоэнгрина (дирижировал Лист). В этом городе выступал Паганини. Веймарской музыкальной истории тут не напишешь, так просто, - несколько фотографий:)

В ВЕЙМАРЕ

Во дворце Вильгельма Эрнста Саксен-Веймарского Себастьяну доводилось бывать, когда он служил в «Красном замке».

Герцог, уже пожилой, считался просвещенным властителем. Однако, как ни старательно служили чиновники, поборы с подданных не позволяли герцогу равняться в меценатстве с богатыми дворами феодальной Германии. Он не приглашал чужеземных артистов и гордился своим покровительством немецким мастерам. Это обходилось дешевле. Герцог любил органную музыку, содержал небольшой оркестр, обязывая музыкантов капеллы выступать и певцами. По стародавней привычке он не прочь был в дни празднеств надеть на них костюмы гайдуков, выездных лакеев, а некоторые из музыкантов справлялись и с обязанностями поваров. Такой произвол никого не удивлял. И служивые музыканты смирялись с прихотями своего благодетеля. Герцог сравнительно хорошо платил им. Среди музыкантов были преотличные, умевшие играть не на одном инструменте. Капельмейстер Иоганн Самуель Дрезе, преклонных лет, спокойно полагался на слаженность своего маленького оркестра из двадцати человек. Появившийся молодой скрипач, клавесинист и органист быстро прижился в капелле. Помощник капельмейстера, сын его, был малоспособным, так что старый Дрезе увидел в Бахе хорошую подмогу и в руководстве оркестром.

Не дошло до нас почти никаких сведений о первых четырех годах жизни Себастьяна в Веймаре. Очевидно, кроме поездки в Мюльхаузен, он не покидал в эти годы Веймара. Вскоре после переезда сюда, в конце декабря 1708 года, у Марии Барбары родилась дочь Катарина Доротея. Молодой отец, конечно, был обрадован, однако по давней фамильной традиции немецких мастеров всех цехов истинную гордость вызывало у отцов рождение сыновей, особенно первенцев, – им надлежало продолжать дело отцов, им передавались секреты мастерства, будь то род механиков, скорняков или музыкантов.

22 ноября 1710 года свершилось такое событие и в семье Баха: Мария Барбара подарила Себастьяну первенца – Вильгельма Фридемана. Пройдет два года – родятся в семье близнецы, но они умрут в младенчестве; через год же, в марте 1714 года, появится на свет еще сын, Карл Филипп Эммануель. А еще через год Мария родит третьего сына, Иоганна Готфрида Бернарда. Себастьян к июню 1715 года окажется сам шестым.

Веймар был главным городом Тюрингии, достаточно оживленным. Но еще не был тем знаменитым Веймаром – городом поэзии, городом Гете и Шиллера, каким вошел в историю немецкой культуры в эпоху «Sturm und Drang». Издавна, однако, крепли корни культуры в этом городе. Замщелая, черепица на старых домах Веймара, готические стены зданий помнили еще Лютеровы времена. Для Себастьяна Баха Веймар был дорог памятью о Лютере, может быть, и о Генрихе Шюце, сочинения которого он изучал в ранней юности.

Веймару суждено было стать и городом Иоганна Себастьяна Баха. В дни жаркого лета молодую семью придворного музыканта вместе с другими горожанами видели гуляющей в лесу за заставой. Часто ли? Такой напряженно-плодоносной проступает перед нами жизнь композитора-органиста, что трудно даже объять слухом и мыслью все созданное Себастьяном Бахом в веймарские годы. Не оцененные по достоинству современниками, произведения молодого композитора, сочиненные именно в Веймаре, – это великий, непреходящий, зрелый Бах.

Слушателям нашего времени, вовлеченным в мир органной его музыки, трудно верится поначалу, что большая часть программ концертов состоит из произведений юности композитора. Концертный зал заполняют звуки органа; утихает какая бы то ни было критическая мысль; стоустый инструмент излагает покоряющие наш слух, сердце, сознание величавые мысли. Исподволь воображение рисует образ непременно «старого Баха», знакомого по распространенным портретам, в парике, в строгом камзоле; представляется образ музыканта трудной жизни, многодетного отца, уставшего от борьбы с церковной и бюргерско-чиновничьей рутиной.

Каково же бывает удивление, когда по нотографическому справочнику неискушенный в биографии композитора слушатель узнает о том, что большинство этих знаменитых произведений создано в возрасте от 23 до 30 с небольшим лет!

Музыкальное миросозерцание Баха нашло свое совершенное отражение в органных произведениях. Органная музыка наиболее отвечала философским, нравственным, поэтическим устремлениям времени. Орган был инструментом мышления Баха, как фортепьяно – Шопена, оркестр – Бетховена; «Бах мыслил органно» – эта фраза встречается во многих книгах о Бахе, не оставим ее в стороне и мы. Но нужна оговорка. Произведений для клавира Бах сочинил за свою жизнь больше, чем для органа. Он мыслил и «клавирно». Его гений столь всеохватен, что нельзя сводить его музыкальное мышление только или преимущественно к органному искусству. Бах был художником и мыслителем полифонии – это более общая характеристика его как композитора и музыканта. Совершенствование полифонии во всех жанрах музыки – главнейшая его художническая задача.

Первые годы жизни в Веймаре Иоганн Себастьян служил гофорганистом герцога. Именно поэтому орган тогда и стал инструментом его полифонического искусства.

Инструмент всемогущий, орган заменял компонисту я исполнителю оркестр, клавир и даже хор с сольными голосами. Сотни труб объединены в группы регистров. В отличие от других инструментов у органа регистры различимы по тембрам; трубы регистра имеют один тембр и разную высоту звучания. Десятки, сотни регистров. Своей богатой звучностью и разнообразием красок орган был вне сравнения с другими инструментами. Различались и чисто органные звуки, и голоса, окрашенные в тембры смычковых и деревянных духовых: скрипки, гамбы, контрабаса, гобоя, флейты, фагота. Слышались тембры, напоминавшие медные духовые, даже ударные, например звучание литавр. И тембры человеческих голосов; подобие человеческого голоса в органном звучании издавна так и называлось по-латыни: vox humana, другой регистр носил название «ангельского голоса» – vox angelica.

В Веймаре Бах играл на органе дворцовой церкви. Это была странной архитектуры церковь. Высокая, трехэтажная, она имела в алтарной части сооружение в виде удлиненной, сужавшейся к потолку пирамиды. Прихожане по-свойски добродушно называли это алтарное сооружение «дорогой в царство небесное». Орган же этой церкви, хотя и имел немного регистров, был превосходным инструментом.

Веймар времен Баха не был еще «германскими Афинами», но, кажется, здесь Себастьян меньше чувствовал духовное одиночество, чем в каком-либо другом городе за все годы скитаний.

В капелле служили способные музыканты.

В Веймаре жил дальний родственник Себастьяна по материнской ветви, сверстник его, исполнитель, композитор, теоретик музыки Иоганн Вальтер. Впоследствии он станет весьма известен своими трудами, в частности «Музыкальным лексиконом», где даст сведения и о нескольких Бахах, конечно, и об Иоганне Себастьяне.

Уроженец Эрфурта, Вальтер получил образование в тамошнем университете, изучал философию и право. Восемнадцати лет он служил уже в родном городе органистом. Не исполнилось ему и двадцати, как вышло в свет его «Наставление о сочинении музыки». Исподволь готовя свой «Лексикон», Вальтер вел переписку с теоретиками музыки и композиторами. Эрудированный молодой ученый ценил виртуозное мастерство своего родственника, именно с ним Себастьян ездил в Мюльхаузен, его друг ассистировал ему во время выступления и был свидетелем артистического успеха органиста.

Вальтер служил музыкантом в городской церкви Веймара; там стоял орган с большим количеством регистров, чем в дворцовом храме, поэтому, возможно, Себастьян упражнялся и на этом инструменте, а Вальтер был иной раз первым и единственным слушателем новых прелюдий, фуг, токкат "ш. фантазий своего друга. Музыканты обменивались нотами произведений композиторов Германии, Италии и других стран. Занимались переработкой их, каждый в своем духе. Это было увлекательное состязание в искусстве полифонии. Время отдало полное предпочтение подобным трудам Баха: его переложения концертов и сочинений других жанров оказались богаче, жизненней. Один лишь пример: фуга си минор на тему итальянского композитора, старшего современника Баха, Корелли (579). Она в оригинале имела 39 тактов. Себастьян развил тему в интерпретации для органа до 102 тактов. Писал Бах клавирные и инструментально-оркестровые произведения. Есть сведения о том, что кое-что создано им по советам приятеля.

Вальтер превосходил друга ученостью. Он пользовался веймарской библиотекой и в введении к «Музыкальному лексикону» вспомнил с благодарностью о тех «сведениях о музыке и музыкальных деятелях», которые он «мог почерпнуть в превосходной библиотеке города Веймара». Многим он мог делиться с Бахом.

Друзья были знакомы домами. Себастьян стал крестным сына Вальтера. В часы оживленных бесед композиторы обменивались музыкальными темами, предлагая друг другу затейливые формы развития их. Достоверно известно, что летом 1713 года они обменялись «загадочными канонами». Такие каноны записывались в нотах для одного голоса. Моменты и интервалы вступления других голосов должны были угадать сами исполнители. Даже сохранилась одна дата: свой ответный хитроумный канон Бах принес Вальтеру 2 августа.

Приятели подшучивали один – над другим. Себастьян изумлял всех свободным чтением с листа пьес любой трудности. Этим он не прочь был погордиться. Однажды Вальтер решил разыграть Баха. Сочинил сложнейший этюд и, положил нотную тетрадь на клавикорд. Он ждал сегодня гостя. Себастьян в хорошем расположении духа вошел в кабинет и по привычке сразу устремился к клавикорду. Вальтер под предлогом заботы о завтраке вышел из комнаты, однако стал наблюдать за гостем в дверную щель. Тот уверенно сел за инструмент, чтобы сыграть неизвестную пьесу. Прозвучали вступительные фразы – и осечка. Новая попытка – опять конфузил. Вальтер увидел вытянувшееся лицо Себастьяна, нервные движения рук. Не выдержал и расхохотался за дверью. Бах понял шутку хозяина. Хитро и учено придуманный экзерсис не поддался его рукам!

Назовем еще одного собеседника и доброжелателя Баха веймарской поры – скромного, образованного филолога, помощника ректора гимназии Иоганна Матиаса Геонера. Горячо любящий музыку, Геснер часто слушал органную и клавирную игру Себастьяна; с восхищением он любовался молодым виртуозом. Запомним, читатель, это имя: Геснер.

Не раз посещал Веймар и бывал в семье Себастьяна его школьный товарищ Георг Эрдман. Он охотно напевал арии, петые ими когда-то в Ордруфе и Люнебурге. Вспоминались даже похороны почтенных горожан, когда им, мальчикам-хористам, платили гроши. Эрдман хвалил Себастьяна за артистическое владение органом, слушая дома его игру на клавесине. Но сам он выбрал чиновничье поприще. И потому охотно переводил разговор о музыке на рассказ о выгоде службы при дворах других европейских держав. Например, при российском. Император Петр охотно берет на службу полезных и знающих людей. Сам он, Эрдман, почитал бы большой удачей поступить на службу правительству России: жалованье там платят несравненно большее, чем в немецких княжествах... Однокашник Себастьяна достигнет своего, но, увы, память у него окажется короткой, и в тяжкую пору жизни Баха Эрдман не протянет руку помощи своему лицейскому товарищу... В Веймаре же они встречались друзьями, хотя и чужды были Эрдману и малопонятны пылкие поиски Баха в искусстве полифонии. Не сильный в словесных рассуждениях, Бах предпочитал излагать свои сердечные порывы и мысли, обращенные к друзьям, в нотной записи, в звучаниях органа или клавесина. Вальтер и тот прерывал речи, уступая первенство импровизациям своего друга.